Старуха в черном тряпье, прижав к себе корзинку, беззвучно перебежала дорогу. Стихия вскинулась, подхватив выскользнувшие из пальцев поводья. Собралась остановить лошадь, чтобы спасти метнувшуюся под копыта сумасшедшую. Лошадь всхрапнула и недовольно покосилась на всадницу. Будь у нее такая возможность, наверное, покрутила бы копытом у виска, устав от странностей хозяйки.

– Ты права, Зануда, – нехотя признала Стихия. – Снова померещилось.

Не найдя и следа призрачной старухи, она устало потерла ладонью лицо. С тех пор, как ступила на вытравленные с карты земли, ей не встретился пока ни один человек. Живой, разумеется. Скелеты и обглоданные добела груды костей не в счет. Но разве не этого она хотела? Хоть к черту на рога, лишь бы больше никто не выдал очередное убежище, не указал в ее сторону, не провожал недоверчивыми взглядами. Подальше от людей, всегда представлявших потенциальную угрозу. Умчаться туда, где до нее не доберутся столичные ищейки. Ненавистные шпики, что кишат в каждом городе, продажные хитроумные торговки, переодетые в попрошаек гильдейские прихвостни… Ее воротило от всех и каждого, она мечтала оказаться в пустыне, лишь бы ее оставили в покое.

Она и подумать не могла, что одиночество начнет сводить с ума. Вот и снова солнце, по-весеннему теплое, покатилось к горизонту. Еще один день остался позади. Сколько их минуло? Она сбилась со счета на второй неделе своего путешествия по стертым с карты землям. Да и некогда заниматься подсчетами. Днем старалась проехать как можно больше, выкраивала пару часов на сон, чтобы с новыми силами встретить темноглазую ночь. Ночь и ее прожорливых детей, неведомо откуда появлявшихся уже в легких сумерках.

Поначалу Стихия пыталась от них отбиться. В первую же ночь растратила все заряды, только успевая отстреливаться от окружавших ее свирепых тварей. Один умчался, утащив в загривке последний кинжал. Так что теперь воевать ей было нечем. Отбивалась камнями, если те попадались на пути, орудовала полой корягой, заменившей дубину. Но в основном спасалась бегством. Снова бегством… Порочный круг, право слово! Сменила одних преследователей на других. Что те – твари, что эти. Все жаждут ее крови.

Она всмотрелась в зеленевший неподалеку лесок. Каждый раз надеялась, что вот за этой рощицей, вот за этим холмом, за этой рекой возникнет хотя бы маленькое селеньице. Но в этот раз видение не исчезло. Медленно приближалось серое строение. Дом и не дом, склеп и не склеп. Место, где возносят своим богам молитвы? Пожалуй.

Воздух заколебался, переливаясь в косых лучах. Тень убежала далеко-далеко и словно зажила своей жизнью. Запахло незнакомыми травами, пленившими кобылу. Стихия спешилась и дернула поводья, с трудом оторвав ту от пожирания растений.

Наконец, круглый дом, обвитый вьюнами, целиком показался из зарослей. Перед входом плескался фонтанчик, но утолять жажду его зелеными водами не хотелось. Оставив лошадь на тропе, Стихия заглянула в окно. В доме, похоже, никого не было.

Пройдя к дверям, она хотела постучать, но те сами распахнулись. На пороге появилось серое чудище с тремя головами и оскаленными пастями. Четыре кряжистые лапы приготовились бежать за обычно удиравшей добычей. Стихия осталась стоять на месте, чем несколько обескуражила зверя. Три головы поднялись выше, шесть круглых глаз уставились на гостью, из блестящих ноздрей вылетели клубы пара.

–  Доброго вечера, мать вашу, – сказала Стихия и, щелкнув чудище по носу, потеснила его бедром и вошла в сумрачную комнату.

–  Кто это еще? – клацая клыками, спросила одна голова, повернувшись к двум другим, не менее удивленным.

–  Ты меня спрашиваешь? – переспросили обе сразу и развернулись к зале.

Пройдясь по круглой комнате с куполовидным потолком и стоявшим в центре столом, Стихия пошарила в глубоких нишах, но не нашла ничего полезного.

–  Спасайся! Р-р-р! Загрызу! Все загрызем! – опомнился зверь, с топотом прибежав к столу и заняв угрожающую стойку. – Загрызу! Эй, это ты повилял хвостом?

–  А почему это сразу я? – возмутилась серединная голова. – Сам, поди, и мотал! Я зубы скалил за троих. Р-р-р-р!

–  Ты не зубы скалил, а слюни пускал!

–  Пахнет вкусно! Убирайся, чужак! Мы тебя раздерем в клочья!

–  О, какая тварь снова повиляла хвостом? Кому вы виляете? Р-р-р!

Три головы начали спорить и оглядываться на покрытый шипами хвост. Стихия, не обращая на них внимания, стащила с полки длинный ларец. Смахнув с него пыль, открыла и заглянула внутрь. На черном бархате лежал горн, обжегший глаза блеском горного хрусталя. Она-то надеялась, что это будет хотя бы кинжал.

–  Куда это ты собралась? – в один голос прорычали головы чудовища.

–  До города далеко?

–  Шесть дней пути. Но тебе туда не поспеть! Мы тебя догоним и загрызем!

Но чудище не последовало за ней. Осталось в зале выяснять, кто вилял хвостом, кто пускал слюни, а кто радостно скалился, когда им велено сторожить драгоценность хозяина.

Стихия забралась в седло и отправилась к темневшему вдали леску. Среди деревьев легче прятаться от ночных охотников и проще оправдывать мерещившиеся фигуры. Еще пару недель назад она была уверена, что никогда не пожалеет о своем решении. О таком трезвом и взвешенном решении избавиться от бремени, едва не перевернувшем ее жизнь. А сейчас ловила себя на том, что все чаще прикладывает ладонь к животу, ощущая не только ноющую боль, но и незнакомую пустоту. Да, одиночество и впрямь сводит ее с ума.

Она долго моргала, чтобы избавиться от очередного наваждения. Но в этот раз оно не исчезло, даже когда Стихия подъехала к нему вплотную. И тогда до нее дошло. Впервые за столько дней она встретила живого человека! Прощай, помешательство! Она больше не одинока на своем пути! Теперь у нее будет попутчица! Вместе они продержатся, смогут выстоять против тварей и доберутся до города!

Лохматая девица в порванной куртке поднялась с корточек. Выхватила из-за пояса арикит, наставив его на пожаловавшую к ее костру Стихию. Та собралась заверить, что не имеет дурных намерений. Более того, ей хотелось на радостях стиснуть незнакомку в объятьях, словно она была ее давней подругой. Но посмотрела на ее сапоги в красной пыли, выхватила из-за спины корягу и огрела девицу по голове.

Когда та очнулась, связанная по рукам и ногам, Стихия уже сидела у костра. С небывалым аппетитом ела жесткие, как подошвы, кусочки вяленой рыбы. Своей очереди ждали найденные в том же мешке овощи, висевшие нанизанными на прутик над огнем.

Лохматая девица задергалась, пытаясь освободиться от пут. Привалившись к дереву, попробовала достать ногой лежавший неподалеку арикит. Стихия покосилась на нее, выбирая кости из очередного рыбного кусочка, но не отодвинула самострел дальше.

–  Ты кто такая?! – поняв тщетность своих усилий, возмутилась девица. Дернув головой, откинула с глаз слипшиеся в сосульки волосы. – Какого черта ты меня связала? Что я тебе такого сделала?

–  Ничего, разумеется. Вы все – сама святость.

–  А-а, так ты чокнутая.

За последние дни Стихия и сама подозревала нечто подобное. Но слышать такое от неотесанной селянки, растоптавшей ее всколыхнувшиеся надежды своими сапогами, запорошенными красной пылью… Небеса снова посмеялись над ней. Она-то наивно подумала, что они ниспослали ей спутницу, а они столкнули ее с врагом…

–  Мне было семь, когда в наш город постучала война, – не глядя на возмущенно сопевшую девицу, заговорила Стихия, бросив обглоданные косточки в костер. – Молодняк из семей Знати отвозили в обитель, что стояла на захваченных врагами землях. У одних матерей отнимали детей силой, другие – отдавали сами, надеясь спасти им жизнь.

–  Э? – явно не понимая, к чему она это говорит, нахмурилась девица.

–  Я была одной из тех, кого отдали добровольно. Нас везли в крытых повозках. Девочек отдельно от мальчиков. Несколько отважившихся бежать были убиты. Путь вдоль лесов, по бескрайним землям был долгим. За это время заболели и скончались самые изнеженные особы. Среди этого хаоса я познакомилась с одной девчонкой. Вместе нам не было так страшно, и всю дорогу мы держались за руки.