— Что там, Орф? Есть кто-нибудь в гробнице? — осведомился кто-то из темноты.

— Никого не вижу… и не чую… — рокочущим басом произнесло чудовище, морща нос.

— А почему огонь горел?

— На полу факел…

— Значит, убежали. И лошади наверняка их же. Разбойники, что ли? Ладно, лишь бы нам не мешали. Левий, закляни хорошенько вход.

Из темноты появился еще один огонек, на этот раз от обычного глиняного светильника. В гробницу вошли двое в длинных белых одеждах, расшитых непонятными знаками и письменами, и черных шапочках. Один из них поставил светильник в центре камеры, прошептал что-то — и вдруг пламя, повинуясь движению его руки, взметнулось на высоту двух локтей, озарив светом помещение. Пламя было синим, как на болоте, и било изо рта изображенного на светильнике мерзкого рогатого и клыкастого демона.

Старший из вошедших, с худощавым лицом и пышными курчавыми волосами, стал возле лампы, прижав к полу конец веревки, а младший, красивый, гладко выбритый, принялся с ее помощью вычерчивать круги: внешний — углем, два внутренних — мелом, А черный пес тем временем деловито вытаскивал огненной пастью из мешка и раскладывал у ног старшего разные предметы: меч, кинжал, чашу из человеческого черепа, курильницу черной меди, длинную черную шкатулку, инкрустированную слоновой костью, кропило, книгу в черном переплете.

Только теперь мальчики поняли: адская собака и ее хозяева не видели их! Младший, начертив круги, вписал в них десятка два слов, по углам гробницы изобразил четыре пятиконечные звезды, а в центре — буквы «альфа» и «омега». Старший одобрительно кивнул:

— Все правильно, Левий. А если обряд и не выйдет, виноват у этих «избранных» будешь не ты, а я, презренный самаритянин Захария.

— Здешний раввин — и тот еврей только по матери, — хмыкнул Левий. — А отец его — скиф-барышник.

— Разве в том дело? Единственный избранный народ Бога — не Яхве и не Зевса — мы, владеющие тайным знанием, доступным немногим.

— И если мы можем повелевать демонами и тайными силами, — подхватил Левий, — значит, мы достойны повелевать людьми. Мы рождены благими, и власть лучших — наша власть.

— И в этом мы с тобой равны: ты, родич Хасмонеев и Ирода Великого, и я, сын мытаря, выучившийся на уворованные отцом сестерции.

— А вот деньги, учитель, с этого мошенника Потоса стоило взять вперед.

— Никогда не требуй задатка, Левий, когда речь идет о магии. Лучше потом проучи как следует того, кто посмеет не заплатить. И вообще не подавай вида, что нуждаешься в деньгах. Мы, избранные, выше соблазнов этого грязного мира.

— Но мы и не убегаем от них, как какие-нибудь ессеи. Наша плоть так же грязна, как и вся материя, и незачем пытаться отучить ее грешить.

— Ну, и чем же тогда отличается мой ученик от беспутного юнца Левия бен Гиркана? А я сам — от сребролюбца и мошенника Потоса? — хитро усмехнулся, поглаживая курчавую бороду, Захария.

— Они живут ради денег, женщин, власти. У нас же есть иная, истинно высокая цель: освободить свой дух из оков материи. Тайное знание стоит больше, чем все, что может дать кесарь. Мы ведь взялись за это дело не ради семи тысяч? И не ради милостей августы?

— Ты догадлив, как всегда. Это будет магический опыт — смелый и важный. Обычно демонов для злых дел вызывают именем Вельзевула. А мы их вызовем священными именами Яхве. Ведь этот гнусный земной мир создал не Бог, который есть Свет, а его семь эманации во главе с Творческой Силой. То есть семь светил во главе с Юпитером — Яхве.

— Которым посвящены твои семь перстней, учитель. Ты ведь не зря их сегодня надел?

— И не зря сам их изготовлял. Семь металлов, семь самоцветов. Но в металлы я кое-что добавил. Кровь убийцы, истолченный череп черного мага, желчь тирана. Все это, конечно, не от заурядных преступников. И теперь силы всех семи светил можно использовать для того, что все эти рабы Творца зовут злом. Получить даром власть, богатство, любовь женщин… Отомстить врагу, будь он хоть лучший из людей. Лишить его свободы… Впрочем, «добро», «зло», «Закон» — это все первый из Семи придумал для рабов плоти, чтобы они не истребили друг друга. Мы, избранные, умеем сдерживать себя сами — если считаем нужным.

— Вот лучшая из истин, которые ты открыл мне, учитель! Я грешил — и презирал себя. Всякий кожевник мог сказать мне: «Я исполняю Закон, а ты?» С тобой я понял: я выше их не только по рождению.

Красивое, надменное лицо Левия горело восторгом.

— Прежде всего по рождению. Стремящимся к Царству Света нужно родиться. Мы — Сыны Света! — Захария простер руки к синему пламени. — За дело, благородный Клавдий Валент! Зови сюда жертву.

Левий не произнес ни слова, лишь обернулся ко входу. Тут же в темноте застучали копытца. В гробницу вошла овечка с белой тонкой шерстью и доверчиво ткнулась мордой в ноги Валету, словно не замечая страшного пса. А тот дыхнул белым пламенем на курильницу, и угли в ней разгорелись. Захария бросил туда три черных шарика, и гробница наполнилась душным сладковатым запахом. Чародей поднял кинжал. — Всемогущий Боже, творец и владыка земного мира! Очисти и освяти это место этой чистой жертвой, чья кровь приятна тебе и покорным тебе духам.

Овечка не издала ни звука даже тогда, когда острая сталь перерезала ей горло. Левий собрал кровь в череп-чашу и принялся кропить кровью все помещение. Мальчики невольно вздрагивали, когда красные теплые брызги попадали на них. Резать скотину для еды или жертвоприношения для них было самым привычным делом, но чтобы вот так… Невольно думалось: «Вдруг эти двое и человека так же могут — чтобы не убежал, не крикнул, не понял даже?»

Собака извлекла из шкатулки и подала Захарии палочку в локоть длиной, окованную железом. Тот взял в одну руку этот жезл, в другую — меч. Валент стал рядом с раскрытой черной книгой и завернутым в белую ткань квадратным предметом в руках. Захария возгласил громко и величаво:

— Яхве, Адонаи, Аморул, Танехса, Ладистен, Рабур, Альфа и Омега! Отец Небесный, милостивый и милосердный! Сжалься над твоим недостойным слугой, соблаговоли простереть свою всемогущую руку на этих непокорных духов. Призываю и умоляю тебя из глубины своего сердца…

Молитва была длинная и изобиловала самыми раболепными выражениями, которые, однако, плохо сочетались с гордым и властным видом заклинателя. Окончив молитву, он коснулся жезлом завернутого предмета и заговорил самым суровым и грозным тоном:

— Могущественные демоны: Мовшаэль из воинства Луны, Лейбаэль из воинства Марса, Гершаэль из воинства Сатурна! Призываю вас силой Соломонова пантакля, силой высшего могущества, которой я обладаю, силой неизреченного имени Яхве — Тетраграмматон, при произнесении которого распадаются стихии, содрогаются воинства небесные, земные и подземные…

Заглядывая по временам в книгу, он долго запугивал демонов могуществом Яхве и своим собственным. Наконец вдоль черного круга заклубился туман трех цветов — красного, белого и черного. Из него стали выступать морды, лапы, крылья каких-то жутких, донельзя уродливых тварей. Клювы, зубастые пасти, щупальца тянулись к магу и его ученику. Захария широко взмахнул мечом, и призрачные чудовища подались назад.

— Пугайте этим невежд и варваров!

Левий сдернул белую ткань. Под ней оказалась золотая пластинка с изображением шестиконечной звезды, заключенной в три круга с письменами между ними.

— Вот пантакль Соломона, мудрейшего царя, а вот я сам, Захария Самаритянин, ученик Великой Силы Божьей, наделенный Яхве силой повелевать вами! В силу имен Яхве — Айе, Сарайе, Изо — примите ваш обычный вид!

Обычный вид демонов был не лучше пугающего.

Туман сгустился в три фигуры — страшные, нелепые подобия людей. Один демон был высокий, с матово-черной кожей и злобным лицом. Второе лицо красовалось у него на затылке, а еще два — на обоих коленях. Другой дух обладал крепкими мышцами бойца, кожей цвета сырого мяса и львиной головой. Из-за его спины выглядывала рукоять меча. Третий демон был толстый, лысый, с бледной кожей, красными глазами и крупными кабаньими клыками. На его лице играла противная, ехидная ухмылка. Все трое превосходили обычных людей ростом на две-три головы, на пальцах имели острые когти, а за плечами — нетопырьи крылья.