1.

Дима стоял посреди цеха, опустив руки по швам и слегка понурив голову. На вид ему было далеко за тридцать: серые глаза, светлые, начавшие редеть волосы, рабочая куртка с эмблемой предприятия на спине. Но, несмотря на возраст, он был похож на провинившегося школьника.

- Вы почему не пришли утром на планёрку? - выговаривал ему Директор. - Все собрались, а вас не было. Как можно полноценно решать вопросы без энергетика предприятия? Дмитрий, вы уважаете наш коллектив? Ну скажите, наконец, хоть что-нибудь в своё оправдание!

- Я был на аварии. Никак нельзя было бросить, уйти…

- А почему вы не пришли, когда я посылал за вами?

- Причина та же, - коротко ответил Дима.

- Запомни, - срываясь на крик и всё яростнее сверкая очками, почти заорал на него Директор, - если я тебя зову, то ты должен бросить всё и бежать ко мне сломя голову! Тебе ясно?

Конечно, энергетику давно было ясно, что главное здесь - не производство, не план, а субординация и беспрекословное подчинение. Но уйти, хлопнув дверью, он не мог. Была середина девяностых, и ведущие предприятия маленького волжского городка дышали на ладан, задерживая мизерную зарплату на несколько месяцев. На небольшом фанерном заводе, или фанере, как его попросту называли, платили втрое, вчетверо больше, а потому здесь собрались лучшие специалисты, и на место Димы, как не раз говорил Директор, за воротами стояла большая очередь.

Трудно работать, если тебе дышат в затылок, но другого выхода не было. Сын в этом году должен был поступать в институт, дочь-школьница тоже требовала больших расходов, а зарплата отца была единственным реальным источником доходов семьи. Жена Катя трудилась медсестрой и домой приносила копейки. А фанерный завод гремел на всю округу, потому что продавал свою продукцию за рубеж - в Германию, Египет, Америку. В обмен на доллары банк выдавал достаточное количество рублей, чтобы кормить не только работников предприятия. Хватало и на городские нужды, и на "крышу", то есть местным бандитам, и столичным прилипалам, от которых зависел сбыт готовой продукции. Да мало ли кто норовил урвать чужую копейку!

2.

Катя работала в психонаркологическом диспансере, который в народе именовался просто - дурдом. Но дурдом, который находился за стенами больницы, не сильно отличался от того, в котором она дежурила сутками по графику.

Мизерная зарплата, очереди за продуктами, талоны, ободранные стены домов, засилье бандитских группировок, их кровавые разборки - всё это стало повседневностью в лихие девяностые. И муж, тюха-матюха, как она его про себя называла, только дополнял картину ужасной беспросветности.

- Ну что это за мужчина, который не может обеспечить семью? - не раз и не два говорила она после отчаянных попыток свести концы с концами.

Пришлось Диме бросать насиженное место и уходить туда, где платили. На фанеру его взяли с удовольствием, а через несколько месяцев назначили главным энергетиком, уволив не угодившего директору предшественника. Увольнение - это была отработанная процедура, и за воротами в любой момент мог оказаться каждый, начиная от уборщицы и кончая начальником смены.

Работа сутками давала Кате много преимуществ. Отработала день и ночь - и три дня можно заниматься детьми, хозяйством, всем, чего душа пожелает. А душа у неё желала многого. Дети подросли, свободного времени стало больше, и тёмными дурдомовскими ночами, когда весь беспокойный контингент больницы засыпал, в её голову лезли мрачные мысли о том, что жизнь не бесконечна, что впереди лишь гнетущая серость и нет никакого просвета. Пройдёт немного времени, дети вырастут, а она станет никому не нужной старухой.

Боль и жалость к себе не давали покоя. Презрение к безвольному, не способному на поступок мужу временами перерастало в ненависть. А вокруг было столько мужчин! Со временем у Кати появилась устойчивая симпатия к молодому фельдшеру из соседнего отделения. Едва заметные ухаживания, конфетно-букетный период, и вот, наконец, ночи гнетущего одиночества сменились ночами яркой и нежной любви. Ближе к полуночи они запирались в дежурке, и наутро Катерина, усталая, но довольная, с искрящимися радостью глазами шла домой отсыпаться.

Связь эта продолжалась без малого год. Затем была вторая, третья… Катя не могла и не хотела останавливаться. Измена мужу стала повседневностью, без которой жизнь для неё теряла всякий смысл.

3.

Лущильные станки гремели, будто собирались взлететь. Пар неспешно поднимался к чёрным прокопченным сводам цехов. Рабочий день на фанере начинался с обхода. Директор медленно, не спеша шёл по цехам, останавливаясь там, где что-то не ладилось. Сквозь гул и скрежет оборудования выслушивал объяснения мастеров, расспрашивал рабочих. Ночная смена сдавала вахту дневной, и производство не останавливалось ни на минуту. Затем наступало время планёрки, на которую собирались мастера и начальники. Здесь Хозяин смотрел на выполнение норм, находил или назначал виновных и тут же снижал им процент месячной премии.

Вечером собирались ещё раз, чтобы обсудить результаты дневной смены. И опять кого-то лишали заработка. Директор не раз говорил полушутя, что он спит плохо, если никого не наказал в течение дня. Энергетику, механику и ремонтникам резали премию за простои оборудования. Очень часто выходило так, что к концу месяца от премии ничего не оставалось.

Самая эффективная система управления в России – когда присутствует неотвратимость наказания и во главе организации стоит САМОДУР, логика действий которого непредсказуема. В этом случае неизвестно, на кого падёт следующий удар карающего меча, и подчинённые находятся в постоянной готовности к отражению начальственного гнева. Разобраться и наказать кого попало - именно этот армейский принцип действовал на заводе.

Планёрок боялись, как огня, к ним готовились: начальники смен воровали друг у друга готовую продукцию, технари ставили рекорды скорости при замене вышедших из строя деталей и агрегатов, любые распоряжения Директора выполнялись мгновенно. Поэтому неявка энергетика на планёрку была вопиющим преступлением, подлежащим немедленному наказанию. Но Хозяин довольно опрометчиво уже отобрал у Димы премию за текущий месяц, и теперь терять бедолаге было практически нечего. (Бывают в жизни счастливые моменты). Привычные рычаги управления были утрачены, и Директору оставалось только сотрясать воздух возмущёнными криками.

4.

В советские времена на фанере работали заключённые. Затем, освободившись, многие из них вернулись сюда уже добровольно, так как больше их никуда не брали. С собой они принесли воровской жаргон, карточные игры, пьянку и неизменное воровство всего, что плохо лежит. Ворота охраняли братки из крышующей завод банды. Поэтому специалисты и работяги, пришедшие на фанеру ради высоких заработков, резко контрастировали с обосновавшейся здесь шайкой-лейкой.

Директор был пришлый. Гендиректор, принимая его на работу, сказал, что среди здешнего контингента самая правильная линия поведения - это самодурство. Новенький попробовал, и ему даже понравилась роль вездесущего надсмотрщика. За это его выследили и били обиженные им работяги. Однако некто по кличке Шмидт, бывший зек, довольно авторитетный, защитил Директора, и тот назначил его главным инженером, а скорее - верным псом. Кроме охраны начальника он обеспечивал бесперебойную работу техники с истинно немецкой педантичностью, оправдывая полученную на зоне кликуху.