— Быстрее, быстрее!

Аким обернулся в удивлении, поставил граммофон на землю и спросил:

— Зачем ты это сделал?

— Иди! Иди! — завопил солдатик и пырнул Акима в грудь.

Аким взял винтовку за ствол и отвел штык в сторону. Солдат от страха выстрелил и отскочил назад.

— Не подходи, не подходи!

— Да я тебя! — заорал Аким, и солдат выстрелил в него. Аким осел. Подбежал Егор, ударил солдата под колени, вырвал винтовку и в ярости выстрелил в упор. Солдат запрокинулся и упал. Он дернулся раз, другой и затих. Все глядели на него, только Аким рассматривал свою потрогавшую прострелянный бок окровавленную руку.

Марк Иванович оторвал взгляд от солдатика, перевел глаза на каждого по очереди- как сфотографировал -и, повернувшись к ним спиной, сначала зашагал быстро, потом побежал суетливо и неумело, спиной ожидая выстрела.

— Тикать надо, — сказал дядя Митяй.

— А я? — поинтересовался сидящий на камне Аким.

Егор и Вася подхватили ею под руки и натужно поволокли. Дядя Митяй пошел за ними .Миша почесал затылок и сказал невесело:

— Наделали дедов.

Посреди деревенской улицы лежал только что застреленный солдат, и кровь его подтекала под граммофон, который стоял рядом.

* * *

Уже темнело, когда дядя Митяй осторожно стучал плохо согнутым пальцем в окошко небогатой избы. Стучал негромко, но въедливо. Белым пятном возникло в стекле невнятное старушечье личико.

— Тетка Дарья, Ефимовну позови, — потребовал Митяй. Старуха за стеклом весело покивала головой — соглашалась позвать.

Учительница Анна Ефимовна ступила на крыльцо, как в класс: строгая, подобранная, чисто одетая.

— Здравствуйте, Дмитрий Алексеевич.

— Слыхала, Ефимовна, что случилось у нас? — не здороваясь, спросил дядя Митяй.

— Человека убили.

— Двух. Аким помирает. Отец Павел у него.

— Ко мне зачем пожаловали? Я не врач, не священник тем более.

— С комиссаром твоим поговорить нам надо.

— С каким еще комиссаром?

— Который у тебя в баньке сидит. Очень просим тебя, Ефимовна.

— Какой комиссар? Да вы что, с ума посходили?

— Побойся Бога, Ефимовна, — укорил Митяй и подсказал — напомнил, — комиссар. В левую ногу раненный. Пятый день у тебя в баньке прячется.

Анна Ефимовна всплеснула руками:

— Ну что за люди! Что за люди!

— Сведи, Ефимовна. Очень надо.

Яков Спиридонов лежал на верхней полке в одежде, потому что в баньке было холодно. И темно. И муторно от безделья. Яков лежал на спине, смотрел в потолок и развлекал себя песней:

          Брали русские бригады

          Галицийские поля.

          И досталось мне в награду

         Два кленовых костыля.

В дверь поскреблись. Слабо хромая, Яков добрался до двери, снял тяжелый деревянный брусок, строго сказал:

--Входи.

Вернулся в парную, на нижний полок сел хозяином. Анна тяжело дышала и молчала. Наконец, с трудом оторвав руки от груди, безнадежно доложила:

--Яков, к вам крестьяне.

Ом повел веселым глазом.

— Проси.

— Откуда узнали, откуда узнали? Представить себе не могу!

— Так ведь деревня, Аня. Зови этих обормотов.

Вошли трое: дядя Митяй, Миша и Егор.

— Четвертый где? — поинтересовался Спиридонов.

— Вася при Акиме, — тихо объяснил трезвый Миша.

— Понятно...

— Знаешь все? — с комиссаром дядя Митяй был уважителен.

— Анна рассказала.

— Советуй, что делать нам. — Разговор вел Митяй. Егор и Миша помалкивали.

-- Анна посмотри, что там на дворе, — жестко сказал Яков, подождал пока она выйдет. — Что делать вам? Сказал бы — слезы лить, так обидитесь, подумаете — насмехаюсь.

Думали сразу хватать начнут. А они, как только до них Марк Иванович добежал, сразу из деревни ушли, — обиженно поведал Егор.

— Много их было?

— Двое и старшой, — ответил Миша.

— А у вас винтовка. Со страху еще кого убить могли. Плохо вам кормильцы. Завтра к вечеру ждите карательный отряд.

— И что? — не выдержал, полюбопытствовал самый молодой — Егор.

— Вас четверых повесят. Мужиков для порядка всех поголовно высекут. И, конечно, заберут все до нитки, .Этому они у немцев хорошо научились.

— А, может, пронесет?-- помечтал Егор.

— Ох, и не люблю я вас, крестьяне!-- радостно признался Яков.

— А сам из графьев,-- мрачно догадался Егор.

— Из крестьян. В семье девятнадцатый по счету, десятый выживший. С шести лег побирался-просил у господ. Плохо давали!

— Советуй, что делать нам,-- опять попросил Митяй.

— Не знаю.

— У нас оружие есть, Закопано,-- сообщил Миша. — Максим с тремя лентами, шесть винтовок, обрезов не знаю сколько по домам, три нагана, ящик гранат.

— Богато. А кроме вас, бедолаг, в деревне мужички, которые повеселее имеются?

— Найдем, — сказал Митяй.

— Так действуйте. Оружие вырыть, с мужичками поговорить. Как управитесь, со всем добром ко мне. За главного у вас Миша будет. — Яков встал, хлопнул однорукого по плечу. — Действуй, командир.

Мужички направились к дверям.

— Митяй! — позвал Спиридонов. Митяй остановился. — Правильно угадал. Вот что, Митяй. Фуражка мне нужна и портупея.В крайнем случае — ремень.

— Достану.

— И еще у меня к тебе вопрос, Митяй. — Яков изучающе разглядывал хитрое бородатое лицо. — Что ж меня до сих пор не выдали?

— Резону не было.

— А каков был резон?

— Тебя определили бы к ним, так они и учительницу забрали бы. А Ефимовна усердная. Тем более по нынешним временам никакой учительницы уже боле не найдешь.

— Разумно, — согласился Яков. — Ну, с Богом.

Пришла Анна. Села рядом, положила руки на колени, сказала:

— Яков, но вы же ранены.

— На мне, как на собаке, все заживает. Да и рана пустяковая, чуть мякоть прихватило. Тянет сильно — только и делов.

— Дел, — грустно поправила Анна.

--Тебе видней, учительница, — обиделся Яков. — А я и грамоте с двадцати лет только учиться начал.

— А до этого?

— Некогда было: побирался, работал подсобным в депо, потом кочегаром на паровозе.А на помощника машиниста экзамен надо было сдавать. Год потел над книжками. Но сдал. И грамматику, и арифметику.

--Значит, вы способный. В таком возрасте учиться — подвиг.

--Подвиг-это точно Но не в способностях сила, сила — в злости.А я злой. Мне главное разозлиться — на тебя ли, на себя ли- все равно. Тогда я черту — кум.

--Яша, по-моему, вы немного хвастун.

--Нет. Трезвый нет. Вот когда выпью, тогда сильно хвастаю. Да и приврать здоров.

- Хорошо, что сами понимаете это.

— А я все понимаю. — Яков решился, наконец: — Аня, просьба у меня к тебе. Да не к тебе. К бабке твоей.

--Вы, оказывается, застенчивый, Яков. Говорите, я слушаю вас.

— Шаровары у меня прострелянные и рваные. И в крови. Проси бабку их зашить и постирать. И гимнастерка грязная. Постирать бы тоже и погладить. А исподнее я сам простирну. Вы только воды принесите и мыла.

— Мне вы свои штаны не доверяете?

— Ты — учительница. И не хочу, чтобы ты мои штаны стирала. - — Это почему же? — звонко спросила Анна. Яков покосился на нее и ответил несерьезно:

— Не догадываешься? Нравишься ты мне очень. Жениться на тебе хочу.

— А штаны только жены и стирают.

— Ты не жена пока. Невеста!

— Глупый ты, Яша. Прямо дурак.

— Ты меня не бойся, Аня. Ей Богу, у нас все по-хорошему будет, — уверил Яков и сразу же попытался обнять се. Анна отодвинулась и сказала:

— Я и не боюсь. А как у нас будет, это уже я сама решу.

- Решай так, чтобы хорошо было. И тебе, и мне.

Анна встала.

-- Пойду я. Штаны стирать и решать.

Яков вскочил вдруг, прижал ее к себе, поцеловал.

— Яшка, пусти! По раненной ноге ударю!

Он отпустил ее, и она убежала. Потом лицо ее появилось в оконце.

— Снимай штаны и кидай за дверь. И гимнастерку тоже, я нс смотрю.

Лицо в оконце исчезло. Яков рывком стянул гимнастерку, а со штанами возился долго: мешала малоподвижная нога. В рваных окровавленных подштанниках и белой рубахе он подошел к двери, выкинул штаны и гимнастерку, сказал в темноту:


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: