4 глава

4 глава

Он потратил четыре года, чтобы привести себя в форму. Он заработал шестьдесят тысяч долларов, чтобы оплатить тур и снаряжение. Его ноги сбиты, пальцы обморожены, а лёгкие истерзаны — и вершина рядом, только руку протяни! Недостижимая мечта, сбывающаяся на глазах. Момент запредельной близости к Богу. Упоительное, ни с чем не сравнимое ощущение, что ты равен Ему. Тебе позволено подняться и потрогать небеса — ты избран, принят, любим. Сделай несколько последних шагов в объятия Эвереста, не отвергай бесценный подарок.

Но внизу лежал Мика, и это всё меняло. Обладай Быстров душевной чёрствостью и хладнокровием, чтобы игнорировать этот факт, он вообще не оказался бы на Эвересте. Он проявил бы эти качества ещё тогда, когда решил доказать брату свою мужественность, потому что подлинная мужественность не в том, чтобы психануть и залезть куда-то высоко, а в том, чтобы никому ничего не доказывать.

Его имя не появится в заветном списке. Стёпа прав, Эверест не для таких, как он.

Над уступом появилась голова Стрельникова. Быстров подал руку и рывком втащил его наверх:

— Паша, я иду вниз. Крикни, чтобы никто не занимал перила. Мне срочно.

Паша стоял на коленях, пытаясь отдышаться:

— Ты идёшь с вершины?

— Нет, я поворачиваю назад.

— Из-за того, что уже двенадцать? Федя, я решил рискнуть. Я перенёс время возврата на час дня. Давление падает, ожидается шторм, но мы успеем. Или тебе плохо?

— Нет, не из-за времени. Я в норме. Мика сошёл с тропы, — Быстров показал на склон, — он без страховки.

— Господи, Федя! Пусть ему шерпы помогут. Или ребята из его группы. Почему ты?

— У них нет шерпов, ты же знаешь. Он последний из группы, остальные американцы уже прошли Южную вершину. Кроме меня некому.

Нависая спиной над обрывом, Быстров приготовился к спуску. Стрельников хлопнул его по плечу:

— Что ж, удачи, Федя. Надеюсь, ты хорошо подумал. На обратном пути мы вас подхватим.

Быстров кивнул и скрылся за уступом Хиллари.

Он протолкнулся сквозь толчею у подножия ступени. Люди стремились к вершине, а Быстров — к альпинисту в сиреневом. Очки сильно ограничивали зону видимости, приходилось крутить головой в разные стороны. Он торопился, обгоняя спускающихся, и опасно перещёлкивая страховку. Там, где люди шли кучно, не позволяя вклиниться между ними, Быстров сходил с тропы на заснеженные камни. Больше двенадцати часов он провёл на ногах. Икры сводило судорогой, колени болезненно дёргались, а ступни давно замёрзли. Мучительно беспокоясь о Мике, он торопился к Южной вершине, но там поводов для беспокойства прибавилось: над ледопадом Кхумбу клубилась белёсая мгла, а небо поблёкло и напиталось тревожной серостью. Первые предвестники бури сдували снег с вершины соседней Лхоцзе. Времени оставалось мало. Группа Стрельникова всё ещё шла к вершине, австралийцы карабкались по ступени Хиллари, а корейцы разбрелись по всей горе. Лишь американская экспедиция спускалась в лагерь, соблюдая временной режим, однако потеряв одного члена команды. Когда американский лидер обнаружит пропажу, будет поздно.

Увидев сидящую сутулую фигуру, Быстров отстегнул страховку от перил. Мику с тропы заметно не было — вероятно, поэтому все проходили мимо. Правда, Быстров не был уверен, что люди не переступили бы через лежащего на маршруте человека.

Высота калечит не только тела.

Вонзая шипы глубоко в обледенелый склон, он осторожно двинулся между редких камней. Чем круче становился уклон, тем медленнее он ступал. Даже увидев ярко-сиреневое на белом, он не кинулся вперёд. Любой неловкий шаг может стать последним. Он опустился рядом с Микой вымотанный, с дрожащими от напряжения ногами. С огромным трудом перевернул его на спину и снял очки, чтобы увидеть глаза. Ресницы Мики заиндевели и слиплись. Быстров его потряс — никакой реакции, голова безжизненно качнулась из стороны в сторону. Он снял рукавицу и, навалившись грудью на Мику, аккуратно, двумя пальцами, раздвинул холодные веки. Успел заметить, как зрачок дрогнул и сузился. Жив!

Быстров снял с Мики кислородную маску и испугался цвета его губ — пепельно-бескровные, совсем как у покойника. Дышал Мика часто и неглубоко. Это гипоксия. Неужели кончился кислород? Быстров проверил баллон, манометр показывал, что кислород ещё есть. Немного, но есть. Потом он тщательно осмотрел шланг. Бывали случаи, когда он повреждался об острые камни и травил кислород, но шланг казался целым. Маска тоже не вызвала подозрений. Уже отчаявшись разобраться в проблеме, Быстров отсоединил шланг от баллона и увидел, что клапан регулятора обледенел. Неудивительно, что Мика задохнулся! Достав нож, Быстров очистил ото льда клапан и согрел его своим дыханием. Потом подсоединил шланг обратно и надел маску на лицо Мики. Ждал несколько невыносимо долгих минут. Вдруг мешок экономайзера схлопнулся от вдоха и медленно надулся от выдоха. Быстров уложил голову Мики себе на колени, прикрывая от поднявшегося ветра.

Он не знал, сколько провозился с кислородным баллоном Мики и сколько времени они сидели на обледенелом граните. Когда Быстров оглянулся, ему показалось, что очки запотели или покрылись изморозью. Он протёр их рукавицей, но ничего не изменилось: это день потускнел, а воздух наполнился колючей снежной взвесью. Ветер сметал снег с камней и трепал волосы погибшего альпиниста. Тропа отсюда не просматривалась — мешал рельеф склона и плохая видимость. Нужно спешить. Буря на Эвересте — гарантированная смерть.

Он беспокоился, почему так долго нет Стрельникова. Отогнул раструб рукавицы и посмотрел на часы: пятнадцать десять. Катастрофически поздно для тех, кто застрял на Южной вершине среди мертвецов. Если Стрельников прошёл мимо, не заметив их на склоне, надо выбираться самостоятельно. Начинающаяся пурга, усталость, спешка — всё против них.

Стоя во весь рост, он всматривался в гребень, пытаясь разглядеть людей, но в лицо летело ледяное крошево, било по очкам, кололо незащищённые скулы. Быстров склонился над Микой, принялся тормошить безжизненное тело:

— Мика, очнись. Мы должны уходить. Очнись!

Догадался достать флягу с водой. Влил тонкой струйкой в полураскрытые губы, и Мика поперхнулся, сглотнул. Разлепил глаза и моргнул белыми ресницами:

— Эрно... — произнёс он едва слышно, — я пришёл к тебе. Я больше никогда тебя не брошу.

Облегчение смешалось с неуместной обидой, но Быстров знал, что Мика видит перед собой человека в очках и маске, скрывающей половину лица. Отличить Федю от Эрно, или от Джона, или от Пурбы было невозможно.

— Мика, я Тед Быстров. Ты меня помнишь? Ты можешь встать? Мы должны идти, шторм начинается.

Мика смотрел такими пустыми глазами, что Быстров испугался за него, но тут финн ответил:

— Я постараюсь, Тед.

Метель усиливалась. Посыпался тяжёлый мёрзлый снег. Мика неуверенно встал на ноги и огляделся. Увидев светловолосого альпиниста, он вскрикнул и отшатнулся так резко, что упал и прокатился несколько метров вниз. У Быстрова от напряжения свет в глазах померк. Мика завис у самой кромки непроглядной пропасти, распластался на животе, шаря по гладкой наклонной скале в поисках опоры. Работая ледорубом, отворачиваясь от секущего ветра, Быстров спустился к Мике. Схватил за ремень, удерживая на краю:

— Я тебя держу, держу.

— Прости меня! — Мика вцепился в руку Быстрова. — Я помню, как зашёл на вершину. Я стоял там и ждал, пока почувствую радость или счастье. Хоть что-нибудь! Потом мы начали спускаться, и я вдруг перестал контролировать свои ноги. Они стали чужими. А потом я увидел Эрно. Он улыбнулся и позвал меня. Я очень обрадовался, побежал к нему. Потом темнота... — голос сорвался.

Быстров подтащил его к себе, прижал:

— Всё хорошо. У тебя просто клапан регулятора замёрз, ты потерял сознание от гипоксии. Мика, прошу тебя, пойдём на тропу. Или мы погибнем оба.

Больше Мика не медлил. Вгрызаясь клювами ледорубов в замёрзшую породу, они карабкались вверх, не видя тропу, но зная, что она проходит по самому гребню. Снег лупил в лицо, небо и земля слились в серой круговерти. Тропу они нашли случайно. В этом месте гребень выполаживался, и они легко могли перемахнуть через тропу и вылететь на отвесную восточную стену, но им повезло. Мика зацепил ледорубом верёвочные перила, уже засыпанные снегом, и закричал Быстрову: «Стой! Нашёл!».

Ветер крепчал. Он ещё позволял передвигаться, держась за верёвки, но его порывы становились всё более свирепыми. Тропа была пуста, даже следы замело. Они перевалили Южную вершину и вышли на крутой участок спуска. По обе стороны зияли обрывы и кружились снежные вихри. Они скрадывали высоту и дарили обманчивое ощущение безопасности, но каждого оступившегося ждали два километра небесной пустоты. Быстров спускался первым, выдёргивая из-под снега перила и проверяя их надёжность. Он боялся случайно пристегнуться к одной из незакреплённых верёвок, чьи концы трепетали на ветру, как бумажные змеи. Он боялся, что их сдует с гребня вместе со всеми страховками. Он боялся, что придётся остановиться, когда окончательно стемнеет. Он боялся, что отморозит пальцы, мизинцев на руках он давно не чувствовал. Кроме того, его грызло беспокойство. Он не знал, где Паша, Данила, Катя, Апа и все остальные. Удалось ли им спуститься ниже урагана или они борются со стихией у вершины? Когда начался снегопад, на горе оставалось много альпинистов.

Быстров потерял счёт времени. Он машинально переставлял ноги, преодолевая сопротивление снежной бури. Иногда он оборачивался и высматривал бледный пучок света от налобного фонарика Мики. Штормовой ветер набрал силу и валил с ног, не позволяя двигаться дальше. Быстров подождал Мику и прокричал, что нужно искать укрытие. Сходить с маршрута опасно, но ещё опаснее оставаться в бурю на открытом участке.