1 глава

1 глава

Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал,
Потому что, если не любил,
Значит, и не жил, и не дышал!

«Баллада о любви» В.Высоцкий

Гималаи

6 апреля

Сам по себе Эверест — всего лишь высокая гора. Она не вызывает человека на дуэль, не разжигает тщеславие, не проверяет на прочность и не избавляет от комплексов. Это всё люди придумали.

Впервые Быстров увидел Мику Хаста в магазине туристического снаряжения в Катманду. Долговязый, волосы дыбом, вздёрнутый нос, которым он забавно шевелил, разглядывая ценники. Он выбирал футболку с яками, заставив торговца вывалить на прилавок груду пёстрого барахла. Быстров с гидом Пашей Стрельниковым пришёл подкупить снаряжения, но краем глаза поглядывал на торгующегося финна. Он тогда не знал ни имени Мики, ни национальности, просто подумал, что парень из альпинистов — и не ошибся.

Позже он наткнулся на Мику в Базовом лагере, который шерпы обустроили на леднике Кхумбу у южного склона Эвереста. Сначала увидел стадо яков, бредущее по пологим холмам Микиной груди, потом узнал курносое лицо. Протянул руку и сказал на английском:

— Привет! Я видел, как ты покупал эту футболку в Катманду. Меня зовут Федя Быстров, я из русской команды. Можно Тед.

— Мика Хаст, в составе американской экспедиции. Я финн, — Мика ответил улыбкой и крепким рукопожатием.

У него оказались тёплые карие глаза, которые здорово украшали заурядную внешность. Подбородок зарос рыжеватой щетиной, а скулы покрылись свежим загаром.

На высоте 5400 загар прилипает мгновенно, окрашивая кожу в грубый коричневый цвет. Через пятьдесят дней все европейские лица приобретут уникальный гималайский оттенок.

14 апреля

Ясным утром жители Базового лагеря собрались на религиозную церемонию пуджи. Явились сотни две человек: восходители, туристы, шерпы. Апрельское солнце припекало, но с горы тянуло ледяной стылостью. Пожилой лама в оранжевом, стоя на коленях и звеня медным колокольчиком, попросил у Будды благословения. Под напевное чтение мантр он высыпал в ритуальный костёр подношения богам: местные кушанья, названий которых Быстров не знал.

— Фу, чем так воняет? — спросил желчный Данила Дунаевский.

Ему везде воняло. Иностранные участники церемонии тоже принесли дары — денежные купюры. Все хотели заручиться благословением Будды перед восхождением на великую Джомолунгму. В лагере атеистов не было, никто не собирался лезть на гору без пуджи. Ом мани падме хум.

Разноцветные молитвенные флажки трепетали на ветру. Сквозь горький дым можжевельника Быстров разглядел лицо Мики: вокруг глаз характерные белые пятна от очков, губы бледные. Мика поймал взгляд и махнул рукой, а после ритуала подошёл с тарелочкой угощения от ламы:

— Доброе утро, Тед! Говорят, у русских есть сауна?

— А что, у американцев нет? Надо было в нашу команду идти. — Быстров понял бесхитростный намёк финна и усмехнулся.

— Я хотел, но у вас очень дорогая экспедиция, а я бедный студент. Пришлось искать спонсора, но он потянул только самый бюджетный вариант. — Мика покашлял.

Типичный высотный кашель — лающий, сухой.

— Твой спонсор?

— Производитель одежды для скалолазания. Я водружу на вершине флажок с их логотипом. Стану самым молодым финном, покорившим Эверест.

— Хороший план. Если хочешь в сауну, приходи завтра. Я попрошу натопить, — Федя решил проявить русское гостеприимство.

— О, с удовольствием! Спасибо большое, Тед!

15 апреля

Базовый лагерь русской коммерческой экспедиции был самым оснащённым на леднике Кхумбу. «Высокогорный санаторий» — шутили некоторые. Восходители жили в одиночных палатках, куда кухонные мальчики приносили напитки и закуски по первому требованию. Да что там по требованию — мелкие шерпы не стеснялись надоедать клиентам, уговаривая ещё разок покушать. Полноценная еда в горах — часть стратегии выживания. Повар-китаец, прошедший стажировку в московском ресторане, предлагал меню на любой вкус. Красное вино — без ограничений: полезно для здоровья. Также в лагере были кают-компания с плазмой, компьютеры с выходом в интернет, медпункт, где принимал добрый доктор, душевая палатка, сауна — полный сервис. Но главное — два опытнейших гида, которые поведут группу на вершину, и высотные шерпы — по одному на каждого восходителя.

Быстрову достался Пурба с кривой щербинкой между зубами. Несмотря на щуплость и низкорослость, он потащит наверх снаряжение и кислородные баллоны для своего клиента. В случае нужды он и Быстрова на себе потащит — такова работа высокогорного носильщика. Пурба дважды ходил на Эверест с клиентами, и никто не погиб.

Рядом на леднике разбили лагеря и другие экспедиции — американская команда, австралийцы, корейские спортсмены. Многие знали друг друга: встречались в горах или на сетевых форумах. Быстров тоже некоторых знал. Мечтая об Эвересте, он поднимался на Монблан, Эльбрус и гималайский Мера Пик. За четыре года оброс дружескими связями, но с Хастом знаком не был — скорее всего, финн новичок в высотном альпинизме.

А вот в банном деле Мика соображал: пришёл с упаковкой пива, полотенцем и пузырьком масла. Быстров засмотрелся на гибкую жилистую фигуру, оценивая физические параметры будущего рекордсмена. Хорошая у финна форма — если штурмовать вершину завтра, но к моменту, когда закончится акклиматизация и альпинисты рванут вверх, он потеряет пять-семь килограммов. Главное, чтобы силы не потерял. Быстров отвёл взгляд, вдруг остро ощутив близость чужого тела. Заметил, что Мика тоже его разглядывает, и почувствовал себя слишком рослым и мускулистым, чуть ли не качком — в горах таким сложнее всего. Там, где важна выносливость, мускулы только мешают.

Быстров вышел на воздух и упал в брезентовый шезлонг, жмурясь на солнце и остывая от жара. Невдалеке оживлённо спорили два итальянца — единственные иностранцы, присоединившиеся к русской экспедиции, если не считать Катю Дудаль из Крыма. Теперь она уже не иностранка. Подошёл Мика: по камням звонко зацокали железные шипы ботинок. Над ухом щёлкнула и вспенилась банка пива. Быстров проверил пульс — девяносто.

— Ты без пульсометра считаешь? Посчитай мне, — Мика протянул руку.

Быстров нащупал артерию на горячем запястье, без подсчёта понимая, что пульс частит.

— Около ста двадцати.

— Ну нормально, я думаю, — весело сказал Мика.

Быстров разозлился. Он занимался спортом четыре года: трижды в неделю силовые тренировки, трижды — бокс, по выходным — кросс. Зимой — лыжи, летом — горы. Плюс ударная работа, чтобы накопить денег на самый лучший сервис, потому что сервис на Эвересте — это не бесплатные коктейли и прокат надувных матрасов, а шерп, который понесёт на вершину дополнительные баллоны с кислородом. Чтобы не в обрез, чтобы не экономить каждый вдох. А Мика не только собрался подниматься на минимальном кислороде без помощи шерпа, он не позаботился даже о физическом состоянии. Пульс сто двадцать — признак плохой, очень плохой акклиматизации. Бюджетные экспедиции типа нынешней американской часто теряли клиентов: чем хуже оснащение и подготовка, тем больше трупов в мёртвой зоне. Быстров не хотел, чтобы улыбчивый финн остался на горе навсегда. Вопреки негласному правилу он спросил:

— Зачем ты идёшь на Эверест? Ради рекорда?

Мика не сразу ответил, он словно сомневался, стоит ли говорить правду:

— Нет... Ради одного человека.

— А почему он сам не пошёл?

В глазах Мики мелькнула непривычная жёсткость, и Быстров пробормотал «Сорри». У каждого свои причины для восхождения. Если финн собрался на Эверест — значит, он знает, куда и зачем идёт. Так же, как Быстров это знал.

Хибины

Шесть лет назад

Федя и Стёпа Быстровы поднялись на Вудьяврчорр по лавинному кулуару за пять часов. Выдохшиеся и замёрзшие, устроились на отдых и перекус. У подножия горы круглилось неправдоподобно голубое озеро Вудьявр, а за ним виднелись белые многоэтажки Кировска. Несмотря на ослепительное весеннее солнце, ветер обжигал щёки и руки дыханием Арктики. Они укрылись от ветра на каменной полке и достали термосы, хлеб и копчёную колбасу. Старший Быстров сиял ярче солнца, и Федя сказал:

— Давай уже, колись! А то я лопну от любопытства!

Стёпа звонко рассмеялся и открыл тайну, которую хранил целую неделю, с самого отъезда из Питера в Кировск:

— Маринка беременна!

Федя постарался не выдать своих чувств. Он недолюбливал Марину за вечные женские выкрутасы, но терпел, видя, как сильно влюблён брат. Это была не первая любовь Степана. К двадцати восьми годам он имел длинный список коротких увлечений, и Федя надеялся, что брат скоро разочаруется в Маринке. Но беременность всё меняла.

— Это здорово, Стёпа. Я поздравляю тебя!

— Спасибо! Я когда увидел на УЗИ, что там сердце бьётся... Ты не представляешь! Я сразу о маме вспомнил. Как жаль, что она не дожила, она всё время просила внуков...

— Да, мама была бы счастлива, — Федя подумал о матери, и сердце привычно заныло.

Три года, как её не стало, а тоска не унималась.

— Мы в июне поженимся, скоро заявление пойдём подавать.

— А меня пригласишь? — невесело пошутил Федя, боясь, что Маринка может не захотеть видеть его на свадьбе. Потом вспомнил: — Мы же на Эльбрус в июне собирались!

— Ну какой теперь Эльбрус? Сам понимаешь.

— Нет, не понимаю! Мы же давно планировали. Ещё до Маринки.

— Федя, ну о чём ты! Горы — это супер, но семья важнее. Я хочу быть нормальным отцом для своего ребёнка, а не таким, как наш... Ты потом поймёшь меня. Встретишь хорошую девушку, влюбишься и поймёшь. Это важнее любой горы.

Федя знал, что Стёпа врёт. Брат любил горы необузданной ревнивой любовью, которая не могла кончиться из-за того, что Маринка забеременела. Некоторые виды любви вообще никогда не проходят, Федя по себе знал.

— Стёпа, а ты уверен, что сможешь жить без альпинизма? Без друзей? Без гор?

Зря он спросил. Лицо Стёпы застыло неподвижной маской, он повторил как заклинание:

— Вот встретишь девушку и поймёшь.

Федю накрыло горькое злое бессилие. Он терял брата и ничего не мог поделать.

— Что ты заладил? Я — не встречу и не пойму.

— Расслабься, брат, все рано или поздно встречают.

— Кроме таких, как я.