— Да, сэр. Папа меня тоже этому учил.

— А он учил вас держать свое слово?

Джонни ухмыльнулся.

— Он меня порет, если я не выполняю обещаний.

— Итак — вы даете слово?

— Да.

— Вы будете хорошим товарищем для Белы, как я и сказал. Итак — до свидания, молодой человек, спокойной ночи!

Улыбаясь, Джонни Стивенс пошел домой. Войдя в кукурузное поле, он начал насвистывать, поглядывая на большую полную луну. Интересно — в Венгрии она что, всегда в семь восходит?..

Да нет, конечно. Просто, наверно, они так рассчитали время, чтобы Бела был дома до ее восхода и выполнил этот самый обычай — что бы это за штука ни была. Хотя, хм, очень часто луна встает и намного раньше. Даже полная луна, как сегодня, — она обычно всходила с заходом солнца. Зимой так и в четыре часа.

А может, — Джонни кивнул сам себе, вспоминая школьные уроки, — может, Ковачи рассчитывали время возвращения Белы по сезонам, по месяцам. Может, даже по… по… как ее… широте. И длинноте.

Чудной обычай. Может, Бела когда-нибудь расскажет…

Мистер Ковач задумчиво посмотрел на сына.

— Мы могли потерять все, — сказал он жене, — если бы мальчишка не уронил свой фонарик. Наша новая страна добра к нам… А теперь — теперь, Эва, пришла пора рассказать Беле, кто он…

Перевод П. Вязникова

В понедельник утром на Северном бульваре двухместный «Додж-49» Пита Иниса вдруг занесло, и он со скоростью пятьдесят миль в час налетел на дерево. Пит ехал на работу в Манхэттен из Гринхилла, Лонг-Айленд, где у него был небольшой домик, жена, собака по кличке Принц, одиннадцатилетний сын… вся жизнь.

Когда машина перевернулась, Пит начал ругаться. Крышу вдавило внутрь, и он подумал: «Черт меня дернул замечтаться, вот и врезался… Проклятье, ведь это конец».

Довольно беспредметное рассуждение, конечно, но всякий думает о том же, когда вдруг замечает занесенную над головой косу смерти. В такие мгновения мозг работает быстрее, чем нервы: чувствовать просто некогда, можно только думать, и прежде всего вспыхивает нечто вроде любопытства.

По счастью, от страшного толчка в бок машины Пит упал ничком на переднее сиденье; машина перевернулась, и крышу вдавило внутрь, но голова у Пита уцелела, потому что он лежал.

Машину снова перевернуло: Пит болтался между мягким сиденьем и покореженной крышей, которая оказалась в нескольких дюймах над ним. Скрежетал металл, звенело и мельчайшими брызгами разлеталось во все стороны стекло. Бац! — лопнула шина, за ней другая. Все тело Пита мучительно напряглось, мышцы спины и шеи готовы были разорваться.

Наконец машина снова грохнулась на колеса, да так и осталась, чуть покачиваясь. Еще несколько секунд все вокруг скрипело и звенело — и стихло.

Каждый звук все еще отдавался в ушах, отпечатался в памяти. Потом Пит стал колотить ногами в левую дверцу, и наконец она распахнулась. Тогда он медленно, осторожно принялся сползать к ней, и все шло хорошо, пока его плечи не коснулись руля — тот сбило на добрый фут ближе к сиденью. Пит хотел повернуться и проползти мимо руля боком, но повернуться не удалось — слишком низко нависала разбитая крыша. Пит прижался к сиденью как только мог, выдохнул воздух, распластался и, извиваясь, медленно пополз дальше.

Вот ноги вылезли наружу, они уже болтаются в воздухе; Пит ободрал голень о подножку. Кое-как высвободил руки и протиснулся мимо руля, который оказался на уровне его подбородка. Наконец он вывалился из машины, пиджак задрался ему на голову. Ступни коснулись земли, а потом колени. Он стоял на земле на коленях, прижавшись щекой к холодному металлу треснувшей дверцы. Он ненавидел эту машину и отчаянно старался обеими руками оттолкнуться от нее как можно дальше. И упал на спину в траву и грязь. Так, лежа на спине, он закрыл лицо руками и заплакал.

Визг тормозов, топот: кто-то бежит. Опустился на колени возле Пита. Чьи-то руки осторожно коснулись его запястий, словно хотели отвести его ладони от лица, но не решились.

— Вы живы, мистер? — спросил чей-то голос.

Теперь чужие руки стали настойчивей. Отняли ладони Пита от лица. Потом послышался вздох облегчения, и на Пита пахнуло табаком.

— Господи, я уж думал, вы остались без глаз.

Пита стало трясти, длинные судороги поднимались откуда-то из живота, сотрясали плечи.

Снова визг тормозов. Опять шаги. И новый голос:

— Ух ты, да как же он оттуда выбрался?! Живой?

— Вроде живой, — ответил первый голос. — Только ничего не соображает. Совсем обалдел. Наверно, в штаны напустил с перепугу… ох, простите, сударыня, я вас не заметил.

— Я проходила курс первой помощи, — сказала женщина. Отойдите. Я его ощупаю.

Это показалось Питу смешным. Он засмеялся. Потом перестал. Пусть щупает. Черт с ней.

Сперва ничего не произошло, наверно на него просто глядели. Потом легкая женская рука коснулась его головы, лица, шеи. Дальше вниз, по груди. Еще раз, теперь посильнее. Питу стало щекотно. Он опять засмеялся.

Оплеуха по левой щеке, да такая, что голова у него дернулась. Это для того, чтобы он пришел в себя.

За шоком и истерикой — приступ ярости. Пит изрыгнул с десяток крепчайших ругательств.

Женщина сказала:

— Кажется, ничего страшного. Несколько ребер сломано смеяться нельзя.

Пит попытался сесть. Сказал еще два-три слова, даже не сказал, а выдохнул — и ухватился рукой за бок.

Женщина сказала:

— Ложитесь.

И помогла ему лечь. В боку хрустнуло. Обожгло болью. Пит открыл глаза, оглядел стоявших вокруг, ничего не увидел, снова закрыл и стал ждать, что будет дальше. Сейчас ему думать не надо: пусть о нем думают другие. Теперь все пойдет как положено: явятся полицейские, скорая помощь, и о нем позаботятся. На нем сосредоточены помыслы людей; правда, для этого сперва надо попасть в беду, но ведь именно в беде чувствуешь себя особенно одиноким.

Подъезжает мотоцикл. Кто-то подходит, потом убегает, мотоцикл затарахтел и уехал. И тут Пит погрузился в черную, пронизанную болью ночь.

Прежде всего не таким оказался телефон в больнице, где Пит очнулся в тот же день около полудня. Сестра, поправлявшая ему одеяло, спросила:

— Как вы себя чувствуете, мистер Инис?

Он взглянул на нее, морщась от боли.

— Жив.

— Сильные боли?

— Куда как хорошо.

— Машина здорово разбилась. Полиция говорит, что вас спасло одно — вы застряли между сломанной крышей и сиденьем и вас не особенно бросало. Вот только руль переломал вам ребра.

— Мою семью известили?

— Я поэтому и пришла взглянуть, не проснулись ли вы. Ваша жена ожидает в коридоре.

Пит вздохнул.

— Приятно будет какое-то время не работать и повозиться с сынишкой… хотя возиться-то я и не смогу.

Сестра остановилась у двери, она улыбалась, но глаза смотрели строго.

— Знаете, не стоило заполнять удостоверение шифром или что у вас там: это только путает.

Пит недоуменно моргнул.

— По документам в вашем бумажнике мы, конечно, узнали ваше имя, но адрес и номер телефона совершенно не те.

— Не понимаю.

— Особенно телефон, адрес перепутан совсем немного — 1801 вместо 1811. Но вместо номера телефона у вас там какая-то бессмыслица. Такой подстанции просто не существует. Нам пришлось искать вашу семью через справочное бюро.

— Вы очень хорошенькая, но явно помешанная, — медленно произнес Пит.

— За первое благодарю, но я не помешанная, — улыбнулась сестра. — Лучше приведите свои бумаги в порядок.

— Мое удостоверение в полном порядке, — сказал Пит.

Но сестра уже вышла.

Пит лежал, хмуро уставясь в потолок.

Все, что было у него в карманах во время катастрофы, теперь аккуратной стопкой лежало на столике у кровати. Пит дотянулся до бумажника и вытащил из него карточку в целлулоидной обертке.