— Понимаю, — сказал профессор медленно. — Вы просто думаете, что револьвер в вашей руке?
— Ну да, вроде того.
— Вы не могли бы проделать это еще раз, если нетрудно, — и профессор наклонился вперед, чтобы видеть кобуру Бака. Револьвер Бака появился в его руке. Профессор глубоко вздохнул.
— Теперь подумайте, что он у вас в кобуре.
Так оно и случилось.
— Вы ни разу не двинули рукой, — сказал профессор.
— Точно так, — сказал Бак.
— Револьвер просто внезапно возникал в вашей руке. И затем таким же образом возвращался в кобуру.
— Верно.
— Телекинез, — торжественно сказал профессор.
— Теле… что?
— Телекинез, или перемещение материальных объектов мысленной энергией.
Профессор наклонился и внимательно осмотрел кобуру с револьвером.
— Да, это так. Трудно было поверить сразу, но теперь я убежден окончательно.
— Как вы сказали?
— Т-е-л-е-к-и-н-е-з.
— Ну, и как я это делаю?
— Ничего не могу вам ответить. Этого никто не знает. Проводилось довольно много опытов, отмечено немало фактов телекинеза, но о таком поразительном случае, как ваш, я даже не слышал. — Профессор наклонился над столом. — А вы можете, молодой человек, проделывать это с другими предметами?
— С какими еще предметами?
— С бутылкой на стойке, например.
— Не пробовал.
— Попробуйте, прошу вас.
Бак уставился на бутылку. Она покачнулась, еле дрогнула и опять застыла. Бак пялился на нее изо всех сил, чуть глаза не вылезли. Бутылка задрожала.
— Черт, — сказал Бак. — Вроде не могу, не получается у меня думать о ней так, как думаю о револьвере.
— Попытайтесь переместить этот стакан на столе, — сказал профессор, — он легче бутылки и расположен ближе.
Бак уставился на стакан. Тот немного проехался по столу, чуть-чуть. Бак взвыл, как собака, и, схватив стакан, швырнул его в угол.
— Видимо, — сказал профессор, подумав, — вы можете проделывать это только с вашим револьвером, ведь ваше желание очень велико. Оно освобождает или создает некие психические силы, они-то и позволяют совершать это действие. — Он помолчал, задумавшись. — Молодой человек, а вы не могли бы переместить ваше оружие, скажем, на тот конец стойки?
— Это еще зачем? — подозрительно спросил Бак.
— Мне бы хотелось установить, на какое расстояние действует ваш фактор.
— Нет, — злобно сказал Бак. — Черта с два я это сделаю. Я отправлю туда свой револьвер, а вы вдвоем на меня наброситесь. Не нужны мне такие фокусы. Спасибо.
— Как угодно, — сказал профессор спокойно. — Я предлагал это в виде научного опыта.
— Ну да, — сказал Бак. — Хватит с меня твоей науки, не то я проделаю другой опыт: узнаю, сколько нужно дырок проделать в тебе, прежде чем ты загнешься.
Профессор откинулся на стуле и взглянул Баку прямо в глаза. Через минуту Бак отвел взгляд.
— Куда же запропастился этот поганый трусливый шериф? — рявкнул он, поглядев в окно, потом покосился на меня. — Ты передал ему, чтоб он пришел, а?
— Да.
Несколько минут мы сидели молча.
Профессор сказал:
— Молодой человек, вы не смогли бы поехать со мной в Сан-Франциско? Я и мои коллеги были бы весьма благодарны вам за возможность исследовать ваш столь необычный дар. Мы смогли бы даже оплатить рам то время…
Бак расхохотался.
— Пошел ты к черту, мистер. У меня есть идеи почище, настоящие большие идеи. Нет на свете человека, кто мог бы побить меня! Я доберусь до Билли Кида… Хиккока… До всех. Когда я буду входить в салун, они станут подавать мне выпивку. Вхожу в банк, мне уступают очередь. Ни один законник от Канады до Мексики не остановится в городе, где буду я. Ну, черт возьми, можете вы мне это дать, вы, поганый маленький франт?
Профессор пожал плечами.
— Ничем не могу помочь вам.
— То-то и оно.
Вдруг Бак взглянул в окно, вскочил со стула.
— Рэндольф идет! Вы оба оставайтесь здесь — может, я вас оставлю живыми. Перфессор, я хочу еще потолковать с тобой об этом телекинезе. Вдруг я смогу направлять и пули в полете. Оставайтесь здесь. Понятно?
Он повернулся и выскочил за дверь.
Профессор сказал:
— Он не сумасшедший?
— Рехнулся, как объевшийся ядовитой травы бычок, — ответил я. — Видно, этим он и кончит. Безобразная тварь, ненавидит всех, но теперь-то он в седле, и все остальные должны уступать ему дорогу.
Я с подозрением посмотрел на профессора.
— Послушайте, профессор. Вот вы говорили что-то о телекинезе. Это так и есть?
— Абсолютно точно.
— И он в самом деле думает о револьвере в своей руке?
— Именно.
— И быстрее всех выхватывает его?
— Невероятно, но так. Фактора времени практически не существует.
Я встал. Никогда я не чувствовал себя так скверно, как сейчас.
— Пошли, — сказал я. — Посмотрим, как там будет.
Будто у меня появились какие-то сомнения в способностях Бака. Мы вышли на веранду и приблизились к перилам. Возле нас появился Меннер. Он повязал голову полотенцем, на котором проступали красные пятна. Он смотрел на Бака, и ненависть была на его лице.
Улица была пуста. Только Бак стоял футах в двадцати от нас, да в конце ее шел шериф Бен Рэндольф, медленно ступая по густой пыли.
Несколько человек стояли на верандах, прижавшись к стенам и дверям. Никто не сидел — все понимали, что сейчас произойдет.
— Будь все проклято, — сказал я хрипло. — Бен слишком хороший человек, чтоб вот гак его убивали. И кто его убьет? Какой-то псих, черт знает что делающий со своим револьвером.
Я почувствовал, что профессор смотрит на меня, и обернулся.
— Так почему же, — сказал он, — вы все не выступите против него? Десять человек вполне могли бы его окружить.
— Нет, это не годится, — сказал я. — Это не пройдет. Кто-то из нас должен выйти первым и остановить его. Каждый из нас должен выйти против Бака Тэррэнта, но всем сразу нельзя.
— Понимаю, — сказал профессор.
— Боже, — я в отчаянии сжал кулаки, — как бы мне хотелось, чтобы его револьвер вернулся в кобуру или провалился куда-нибудь!
Бен и Бак были футах в сорока друг от друга. Бен шел твердо, и рука его лежала на рукоятке револьвера. Думаю, он надеялся, что Бак не убьет его первым выстрелом, и он сможет ответить.
Профессор как-то чудно смотрел на Бака.
— Надо его остановить, — сказал он.
— Ну что же, остановите, — ядовито сказал я.
— Видите ли, — продолжал он, — у всех нас есть способность к телекинезу. Я полагаю, что ее можно привести в действие либо неистовой верой, либо сильнейшим желанием. Если исходить из этого положения…
— Черт вас побери, вы слишком много говорите, — со злостью сказал я.
— Это ведь ваша идея, — сказал профессор, продолжая глядеть на Бака. — Помните, вы говорили, что вам хотелось бы, чтобы его револьвер очутился в кобуре. В конце концов, если мы вдвоем выступим против одного…
Я обернулся и посмотрел на профессора, будто видел его впервой.
— Верно! — сказал я. — Господи… неужели мы сможем это сделать?
— Мы можем попытаться, — сказал он. — Мы знаем, что это возможно, а это почти выигранная битва. Раз он может, значит это возможно и для других. Мы должны хотеть сильнее, чем он.
Бен и Бак были уже футах в двадцати друг от друга. Бен остановился.
У него был усталый голос, когда он сказал:
— К твоим услугам, Бак.
— Ты, поганый шериф! — завизжал Бак. — Вонючий подонок!
— Не нужно оскорблять меня, — сказал Бен. — Этим ты меня не заденешь. Я могу говорить с тобой оружием, если ты готов.
— Я всегда готов, бобовый ты стручок! — взревел Бак. — Может, ты выхватишь револьвер первым?
— Думайте о его оружии, — громко прошептал профессор. — Выбросьте все из головы и думайте, что он не может это сделать! Думайте! Думайте!