— Правильно, правильно! — включилась мадам Флигель. — Это безобразие! Если вы сейчас же не перестанете кому попало раздавать ружья, мы обратимся в милицию! Мы напишем в газету!
Вадим Вадимыч подал знак барабанщикам, те сыпанули дробью, мадам Флигель что-то еще продолжала говорить, беззвучно разевая рот, как в немом кино, а Ромка застыл на лестнице, где-то на уровне второго этажа — он узнал учителя географии. Дальше спускаться смысла не имело. Какой учитель даст тебе в руки настоящую винтовку? Все это для приманки, лишь бы записался, а потом заставят учить что-нибудь или исправлять отметки. Пусть хоть с десятью барабанами сюда придут, все равно никто не поверит в эти разговоры о винтовках и патрулях.
Когда барабанщики умолкли, Вадим Вадимыч сказал:
— Мы никому не раздаем винтовок и записываем в Юнармию не кого попало, а только школьников из числа успевающих по всем предметам.
«Ва! — подумал Ромка. — Какой я умный, оказывается! Конечно, винтовки так, для разговора. Кубик уже сейчас успеваемость вспомнил, а когда запишешься, что будет?..»
Первыми записались Ива с Минасиком, потом еще двое ребят с нижнего двора.
— А девочкам можно?
Все повернулись на голос. Это была Рэма. Никто и не заметил, как она подошла.
— Конечно, — сказал Вадим Вадимыч. — В Юнармии есть санбатальоны. Они будут оказывать помощь госпиталям. Санбат нашего полка возьмет шефство над морским госпиталем, что рядом с вами, на Подгорной.
Все записавшиеся должны были назавтра явиться в штаб полка для распределения по ротам.
— Ты чего ж, Алик? — спросил Ива. — Почему не записался?
— Я в аэроклуб хожу. Посерьезнее Юнармии будет. Мы летом уже полеты с инструктором начнем.
Это было фантастично! Настоящие самолеты, инструкторы в кожаных шлемах с большими очками, перчатками с крагами, учебные полеты! И Алик говорил обо всем, словно это так, обычные вещи. А в Юнармии настоящими были только винтовки.
— Да не настоящие они вовсе, — усмехнулся Алик.
— Нет, настоящие, я же видел!
— Они учебные, стрелять из них нельзя — патронники просверлены, бойки отбиты. Потому и выкрашены в черный цвет, чтобы не спутать с боевыми.
Алик, конечно, знает. Он, перед тем как говорить, всегда спросит у отца. Значит, учебные, деревяшка с железяшкой. Это вам не аэроклуб. Иве сигало обидно.
— А разве в аэроклуб принимают шестнадцатилетних?
— Меня же взяли…
Конечно, взяли! А вот не был бы он сыном такого летчика, никто и разговаривать не стал бы.
К стыду своему, Ива еще раз подумал о том, какой незнаменитый у него отец. Инженер-технолог, даже непонятно, что это такое. Ну работает на заводе, на заводе любой может…
— Ты покажешь мне, где музыкальная школа? Я у вас в городе еще ничего не знаю.
Это Рэма! Конечно, он покажет, где музыкальная школа! А разве она не с тетей своей станет заниматься музыкой? Ах да! Во дворе музыкальной школы располагается штаб полка Юнармии, Ива совсем забыл об этом. Вообще-то можно вместе пойти туда с утра. Почему бы им не пойти вместе?..
Прощаясь, Рэма спросила, кого во дворе зовут Фомой.
— Фомой? — удивился Ива. — У нас нет такого!
— Странно, — в свою очередь, удивилась Рэма. — Я была уверена, что есть Фома.
В тот же день на переменке к Иве подошел Ромка. Мрачный и решительный.
— Ты куда ходил с ней?
— С кем?
— Сам знаешь с кем! Я же видел: вы ходили-ходили, говорили-говорили. Если любишь с девчонками ходить, пожалуйста, ходи с Джулькой, я разрешаю.
— А с Рэмой не разрешаешь?
— Нет! Кто первый сказал: за ней я гоняюсь? Скажешь, ты, да?
— Ну и гоняйся, а я просто хожу и разговариваю.
— Плохо будет!
— Не грозись, не испугаешь! Тоже мне, кочи[10] нашелся!
— Ты кто такой? Слушай, ты кто такой?!
С этой классической фразы в школе начинались все драки, большие и малые. Ромка лез грудью, взывая к окружающим:
— Держите меня! Я его покалечить могу, клянусь мамой, потом вам отвечать придется!
Но до драки так и не дошло. Неожиданно для всех в коридоре появился Вадим Вадимыч, на этот раз без повязки с буквами «ЮА», а просто с классным журналом в руках.
— Ну-ну, — сказал он, точно ему было очень интересно поглядеть на драку. — Петушиный бой? Кто с кем? А-а, наш помкомвзвода с несостоявшимся новобранцем. В чем причина конфликта?
— Он нарывается, — мрачно сказал Ромка.
Кубик не потащил никого в учительскую, не пригласил классного руководителя: поговорил и пошел себе дальше по коридору, помахивая журналом. Драться после этого расхотелось. И даже на Минасикину фразу: «Вообще так нельзя: я первый! Никто не подходите! Плохо будет!» — Ромка ничего не ответил, только оглядел его с головы до ног и, напевая: «Жирный, как барашка, любит манный кашка…», ушел в класс.
На следующее утро он появился во дворе музыкальной школы, разыскал дежурного по штабу полка.
— Давай записывай! — сказал он. — Дашь повязку с двумя полосками, я вам еще десять человек приведу.
С двумя полосками ему не дали. С одной тоже. Ромка пробовал настаивать, но ничего из этого не получилось. Так и остался он рядовым юнармейцем…
Неделя прошла в ученье. Сделав с вечера уроки, Ива с Минасиком спешили на плац — так назывался большой, похожий на пустырь двор музыкальной школы. Занятия проводил военрук — тощий, сердитый, в защитном френче с отложным воротником, в пилотке с кантами; из-под пилотки торчали во все стороны крутые завитки седых волос. За двадцать секунд он мог собрать и разобрать затвор трехлинейки и возмущался, когда юнармейцы не укладывались даже в две минуты.
— У меня пружинка лишняя осталась, — робко сообщал Минасик.
— У тебя лишняя, у тебя не хватает, — сердился военрук. — Вот здесь не хватает, — он крутил темным от ружейного масла пальцем возле своего виска. — Смотри сюда, смотри внимательно, ну! — И, как фокусник, в одно мгновение отправлял «лишнюю» пружинку туда, где ей следовало находиться.
Потом начинались строевые занятия.
— Стройся!.. Равняйсь!.. На первый-второй рассчитайсь!..
— Р-ряды сдвой! Ась-два!.. Нале-хоп!.. На пле-чу!.. Шагом арш!..
Барабанщики уже успели «сбарабаниться», дробь у них сыпалась лихо, идти под нее было одно удовольствие. Хуже получалось с винтовкой. Она все время елозила и то ударяла в ухо, то норовила вообще соскользнуть с плеча.
— Па-чему штыки пьяные?! Рота-а, стой!.. К но-хе! Ась-два!..
Больше всех доставалось Минасику. Ему и барабаны не помогали; он без конца сбивался и шел не в ногу. Пытаясь исправить дело на ходу, Минасик подпрыгивал петушком, отчего винтовка сразу же покидала его плечо.
— У-у, барашка! — возмущался Ромка. — Весь наш двор позорит!..
Минасик даже подумывал о том, как бы ему уйти из Юнармии. Раз не получается ничего, то лучше уж другим не мешать. Он решил посоветоваться с Ивой как с первым своим другом. С мамой Минасик уже советовался. И с папой тоже. Они сразу же, конечно, испугались, сказали категорически:
— Мы попросим, чтоб тебя отпустили. Ты у нас болезненный, от физкультуры освобожден, зачем тебе маршировать с винтовкой да еще со штыком?..
«В общем, надо поговорить с Ивой, — подумал Минасик, — и тогда уж решать окончательно…»
Говорили они на террасе, сначала тихонько, потом погромче и не заметили, как к ним подъехал на своем кресле летчик.
— Эх ты! — сказал он Минасику. — Разве можно от трудного дела бежать в кусты? Армейская служба тяжелая, к ней порой годами привыкают, а ты и недели не выдержал. Стыдно, товарищ мужчина!
— Но у меня же ничего не выходит! — Еще немного, и Минасик бы заплакал. Но перед ним были не папа с мамой и не тетя Маргарита, а боевой летчик в кресле с велосипедными колесами, бывший истребитель с орденом Красной Звезды на отвороте зеленого френча. — У меня и в ногу не получается, и когда «Рота, стой!», я обязательно лишний шаг делаю. И винтовка эта…
10
Силач (груз.).