Кристен закрыла глаза, надеясь, что он не заметил разочарования, которое охватило ее после этих слов. Он мог бы и не говорить, что он не может любить ее. Мог бы держать это при себе и позволить ей надеяться.

Она открыла глаза и взглянула на него. Ее гордость была задета.

— Почему ты говоришь о любви? — нарочито холодно спросила она.

Она увидела, как он вздрогнул и хмуро посмотрел на нее. Это хорошо. Значит, она рассчитала правильно, его гордость тоже задета, и он не смог этого скрыть.

— Я должен уточнить, — сказал он сдавленным голосом. — Ты ведь не сказала, что любишь меня, или сказала?

— Нет, не сказала. Мне нравится твое тело, но это единственное, что нас объединяет.

— Так, — с издевкой произнес он. — Хорошую шлюху ты выдаешь за девственницу.

Кристен задохнулась от возмущения. Она была сыта по горло его пренебрежением, у нее не было больше сил сносить эти обиды, да и причина уже исчезла.

— Если ты еще раз назовешь меня шлюхой, я выцарапаю тебе глаза, сакс! — почти крикнула она гневно.

Ее гнев развеселил Ройса.

— Несколько поздновато оспаривать то, в чем ты призналась давно.

— Я ни разу не говорила, что я шлюха. Это ты сказал.

— А ты не спорила.

— Ты сам знаешь, почему.

— Нет, не знаю, — ответил он. — Но с нетерпением жду объяснений.

— Тогда вспомни, что ты говорил мне в этой самой комнате. Ты сказал, что, будь я девственницей, ты бы меня изнасиловал. Я хотела получить тебя, но не так.

Он смотрел на нее, улыбаясь, а затем расхохотался от всего сердца.

— О Господи, все, что я говорил в гневе, ты приняла за чистую монету?

Кристен сверкнула очами, она нашла его смех неуместным.

— Ты хочешь сказать, что не изнасиловал бы меня, если бы узнал, что я девственница?

— Нет, хотя, если бы ты сегодня сопротивлялась, я бы все равно взял тебя, если хочешь знать правду, и ты бы назвала это изнасилованием, а я своим законным правом.

— Я не это имею в виду, сакс, — нетерпеливо перебила она. — Я знаю, ты считаешь, что имеешь право делать со мной, что хочешь; об этом я поспорю с тобой в другой раз, не сейчас. Я только…

— Ах, так, ты собираешься спорить со мной в другой раз? Ты уверена в этом?

— Дай мне сказать. Ты бы взял меня, чтобы отомстить?

— Нет, Кристен, конечно, нет, — сказал он нежно и разгладил рукой морщинки на ее лбу. — Это то, чего ты боялась?

— Да, — буркнула она.

Он улыбнулся ее тону.

— Это большое недоразумение. Мы не поняли друг друга. Я хотел тебя, но не хотел прикасаться к тебе, поскольку считал шлюхой.

— И еще потому, что я дочь викинга, — напомнила она.

— Да, но это теперь совсем не имеет никакого значения. Меня оттолкнуло то, как свободно ты обращаешься со своим телом.

Теперь засмеялась она. Она взяла его руку и положила на свою щеку.

— Я по-прежнему отталкиваю тебя, так свободно обращаясь со своим телом?

Ройс знал, что она дразнит его, но к такому тону он еще не привык. Он лег на спину и отодвинулся от нее.

— Кто ты, Кристен?

— Мне кажется, этот вопрос уж слишком тебя беспокоит?

— Ведь это платье твое? Я правильно понял? Так как ты не замужем, я могу сделать вывод, что ты из очень богатой семьи?

— Мой отец богат. Ты хочешь получить за меня выкуп?

— Нет, — резко сказал он и зло посмотрел на нее.

Она отреагировала так же обозленно:

— Мудрое решение, потому что он вынудил бы тебя жениться на мне.

— Что ты говоришь?! О черт! Я — и жениться на дочери викинга?

— Не стоит выставлять это как удар судьбы, который хуже смерти! — парировала она.

— Для меня это так и было бы!

— О! — Задохнулась она. — За эти слова… Ты женишься на мне, сакс, вот увидишь!

— Ты сошла с ума.

— Ты так считаешь? В конце концов я дочь мужчины, который убьет тебя, когда приедет сюда и найдет меня здесь.

Она пожалела о сказанном, еще не закончив говорить, но еще больше пожалела, когда Ройс выпрямился и схватил ее за плечи. О Господи, они готовы разорвать друг друга из-за какой-то мелочи! Что с ней сегодня? Почему она не думает, что говорит?

— Ты хочешь сказать, что к нам приближаются еще викинги, Кристен?

Его холодный тон ранил. И все из-за нее. Еще мгновение назад он был милым и приветливым. Впрочем, она тоже.

Она решила сказать правду.

— Нет, что ты, это невозможно. Мой отец никогда не разрешил бы плыть сюда, поэтому ему ничего не сказали. Он купец. Он думает, что его корабль ушел в торговое путешествие. Он даже предположить не может, что корабль отправился сюда.

— Зачем тогда ты это сказала?

Она хотела улыбнуться, но передумала.

— Спроси совета у своего сердца, и не стоит верить всему, что я говорю в гневе.

Он не сдавался.

— Ты говоришь, что корабль принадлежал ему. Значит, Зелиг был твоим братом?

— Я не говорила тебе, что он мой брат, — насторожилась она. — Откуда ты это знаешь?

— Мечан мне рассказала. Но почему ты не хотела, чтобы я об этом знал?

— Я думала, ты сочтешь это странным, что мой брат на том корабле, где я, по-твоему, была шлюхой.

— Я и счел это странным, но я незнаком с представлениями о морали у викингов.

— Наши представления о морали очень похожи на ваши, — сама не зная почему ответила Кристен.

Он отпустил ее, но смотрел все еще враждебно.

— Почему ты была на корабле, Кристен?

— Почему ты задаешь мне так много вопросов? — парировала она.

— Разве мое любопытство не естественно? Или у тебя есть тайны?

Она колебалась. Она не хотела, чтобы у него осталось чувство, что она что-то скрывает, но и не хотела рассказывать больше, чем нужно.

— У меня было много причин, но это не имеет значение, — сказала она наконец. — Правда заключается в том, что я поехала без разрешения отца. Спряталась в трюме и решила до тех пор, пока корабль не окажется далеко в море.

— Ты хотела принять участие в этом разбое? — не доверяя, спросил он.

— Какая чепуха! — ответила она, теряя терпение. — Я же сказала тебе, что никто не знал, что у них на уме, а я меньше всех. Мой брат был вне себя, когда обнаружил меня на корабле. Он хотел отправить меня домой, но испугался, что я обо всем расскажу отцу.

— И ты, конечно, ужаснулась, узнав, что они собираются грабить монастырь саксов?

В его тоне сквозил сарказм, и она ожесточилась.

— Ты христианин, и для тебя грабеж святого места — преступление. Но ты не можешь требовать от людей, которые исповедуют другую религию, чтобы твоя святыня была святыней и для них. Это были мужчины, никогда не принимавшие участия в разбоях, хотя их отцы частенько это делали, и они выросли на рассказах о несметных богатствах в дальних странах, которые надо только найти и взять. Они знали, что датчане хотят захватить остров, и решили, что это последний шанс без хлопот заполучить богатство, которое датчане уже готовы забирать себе.

— Если твой брат все это тебе рассказывал, то я должен, по-твоему, извинить его намерения? Ограбить христиан, прежде чем это сделают викинги! Раз христиане все равно все потеряют, какая разница, кто их убьет и ограбит? Так, что ли?

Его злость ранила, потому что такими были и ее собственные чувства, когда она обо всем узнала.

— Мой брат не хотел ни слова говорить мне об их планах, потому что… причины не имеют значения. Мне рассказал об этом Торольф, и совсем недавно, когда мы в цепях лежали перед домом. Я не защищаю мужчин. Я понимаю мотивы.

— Они не учли одну мелочь, — заметил он холодно. — Мы, саксы, того, что принадлежит нам, не отдадим никому — ни датчанам, ни кому бы то ни было еще.

— Да, половина викингов уже разобралась в этом, — ответила она в тон ему.

— Твой брат сам виноват в своей смерти, Кристен.

— Разве мне легче от этого? — закричала она.

— Нет, конечно, нет.

Они оба замолчали. Кристен было нелегко справиться со своей болью в присутствии Ройса. Впрочем, она с удовольствием дала бы себя утешить, и это удивило ее. Но она знала, что он не станет ее утешать из-за смерти человека, которого презирает.