План был хорошо просчитан, ей даже сделалось слегка стыдно, особенно когда план ее сработал. Малком ухаживал за нею несколько месяцев, до ее шестнадцатилетия, а в день рождения сделал ей предложение. Шестнадцать лет, безумно влюбленная и – безумно счастливая. Она перестала думать о том, что попросту купила своего мужа. В конце концов, никто его не тянул за руку. Он получал то, чего хотел сам. Как и она. Она была убеждена, что Малком испытывает к ней теплые чувства, а со временем полюбит ее так же, как и она его. Таким образом, все было бы замечательно, если бы не проклятые англичане!

Они вмешались. Ее братья пытались вмешаться тоже. Она узнала, к своему удивлению, что они лишь из сочувствия разрешили помолвку, полагая, что до восемнадцати лет она еще десять раз переменит решение. Раньше же выйти замуж ей просто не позволят. Она их надула, и с конца войны, каждый раз приходя из плавания, братья пытались уговорить ее забыть о Малкоме и выбрать другого мужа. Тем более, и предложения ей были. Приданое тянуло сильным магнитом. Ну а она сама, с удовольствием отмечая приятные перемены в своей внешности за последние несколько лет, оставалась верной своей первой и единственной любви, хотя все труднее становилось найти оправдание, почему за четыре прошедших с войны года Малком не вернулся и не женился на ней. Наверное, причина была веская. Сегодня она ее узнает. Она выйдет за него замуж прямо здесь, в Англии.

– Вот его домик, девочка.

Джорджина взглянула на ухоженный аккуратный домик с белыми стенами и красивыми розовыми кустами вокруг. Она нервно потерла руки и не двинулась с места, хотя Мак попытался помочь ей сойти с лошади. Она так была погружена в свои мысли, что не могла припомнить, как они остановились у церкви и получили объяснение, где живет Малком.

– Может быть, его нет дома?

Мак ничего не сказал, только терпеливо держал наготове руки, чтобы помочь ей сойти с лошади. Из трубы шел дым. Дом был обитаем. Джорджина кусала губы, наконец, расправила плечи. В конце концов, что ей было нервничать? Она выглядела прекрасно. Она выглядела значительно лучше той, какой Малком помнил ее. И ему наверняка будет приятно, что она сумела его разыскать.

Она позволила Маку снять себя с лошади и последовала за ним к дому по дорожке из красного кирпича. Приостановилась, чтобы унять сердцебиение, но Мак этого не принял во внимание. Он постучал в дверь. Она открылась. На пороге стоял Малком Камерон. Черты его немного стерлись из памяти, но Джорджина сразу узнала его – он почти не изменился за прошедшие годы. От глаз бежало несколько морщин – как у всех моряков, но иных изменений она не заметила. Даже не верилось, что ему двадцать четыре года. Он стал выше ростом. Он стал значительно выше – футов шесть, не меньше, как тот Джеймс… Боже мой, почему она снова о нем вспомнила? Малком, правда, не раздался в плечах и не прибавил в весе. Он был таким же стройным и худощавым, как и раньше, и это ему очень шло. Именно сейчас она меньше всего на свете испытывала головокружение от вида широких плеч и мускулистых рук.

Малком выглядел отлично. Он был очень красив, и Джорджина не сразу заметила малыша, которого он держал на руках, – девочку лет двух, с длинными льняными волосами и серыми глазами. Джорджина смотрела на него, а он глядел на нее так, как будто не узнавал. Хотя, конечно, он узнал ее. Она не настолько изменилась. Он был удивлен, и понятно, почему. Видимо, ее он меньше всего ожидал увидеть на пороге своего дома.

Надо было что-то сказать, но мысли никак не выливались в слова. Малком перевел взгляд на Мака, и его выражение немного изменилось, он узнал его и приветливо заулыбался. Он и не представлял, как ранило его пренебрежение девушку, совершившую такое путешествие, чтобы найти его.

– Ян Макдонелл? Ты?

– Он самый, во плоти.

– В Англии? – Малком изумленно покачал головой. Усмехнулся. – Ты меня привел в замешательство. Но все равно, проходи. Посидим, поговорим. Есть о чем. Черт, вот так дело!

– Да, все мы удивлены, – ответил Мак, смотря на Джорджину. – Ты что-нибудь хочешь сказать, девочка?

– Да. – Джорджина прошла в маленькую комнату, похожую на гостиную, окинула ее любопытным взглядом, потом повернулась к Малкому и спросила прямо: – Чей это ребенок, Малком?

Мак кашлянул и посмотрел на потолок, как будто увидел там что-то безумно интересное. Малком поставил девчушку на пол и нахмурился.

– Мы разве с вами знакомы, мисс?

– Ты на самом деле не узнаешь меня? – Она почувствовала некоторое облегчение.

– Узнаю? Вас? – складки на лбу Малкома стали глубже.

Мак кашлянул снова. Джорджина метнула на него недовольный взгляд и обратилась с сияющей улыбкой к своему любимому.

– Конечно, ты должен меня узнать. Но я прощаю тебе забывчивость. Мы давно не виделись, а я изменилась больше, чем полагала. Я на самом деле изменилась. – Она нервно засмеялась. – Забавно, что мне необходимо представиться. Итак, Джорджина Андерсен, Малком, и твоя невеста.

– Малышка Джорджи? – Он расхохотался, но создавалось впечатление, что он не смеется, а пытается подавить удушье. – Не может быть!

– Уверяю тебя…

– Этого просто не может быть, – воскликнул он, испытывая не столько сомнение, сколько ужас. – Ты красавица. Она не была… Она не могла так измениться!

– Да, конечно, я другая, – сказала Джорджина в замешательстве. – Но изменение не произошло за одну ночь. Это происходило постепенно, а тебя ведь не было там, чтобы заметить перемену. Клинтон отсутствовал три года и был изумлен, когда вернулся. Но он-то знал, что я это я.

– Он твой брат, – возразил Малком.

– А ты мой жених, – резко ответила Джорджина.

– Боже мой, но не думаешь же ты… Когда все это было – пять или шесть лет тому назад. Я и не надеялся, что ты станешь меня ждать. Проклятая война. Все изменилось, разве ты не видишь?

– Нет, не вижу. Когда началась война, ты находился на борту английского корабля. Но не по своей вине. Ты оставался американцем.

– В том-то и дело, девочка. Мои родители хотели обосноваться в Америке, а не я. Я никогда не считал себя американцем.

– Не пойму, к чему ты клонишь, Малком?

– Я был и есть англичанин. Именно поэтому меня забрали в армию. Я был совсем молодым, они поверили, что я не дезертир. Я подписал какие-то бумажки – мне все равно было, на чьем корабле плавать. Сегодня же у меня все в порядке, я второй помощник капитана на…

– Мы знаем, на каком корабле, – сухо ответила Джорджина. – Именно поэтому мы и нашли тебя, хотя занимались поисками целый месяц. У американского купца записи не могли бы находиться в таком небрежении. Мои братья знают, где находится каждый из их команды, когда корабли в порту… Дело не в этом. Итак, ты воевал на стороне англичан. Четверо моих братьев отдали свои корабли для американского флота – и ты мог бы выступить против любого из них?

– Полегче, девочка, – вмешался Мак. – Ты и раньше знала, что он воевал против нас.

– Да, конечно, но я думала, он делает это по принуждению. Он же с удовольствием признается в том, что он – предатель.

– Нет, он признается, что любит страну, где родился. Его нельзя винить за это.

Да, в этом она не могла его обвинять, хотя и желала бы. Чертовы англичане. Боже, как она их ненавидела. Они не только похитили у нее Малкома, но и добились того, что он встал на их сторону. Он действительно стал англичанином и был горд этим. Однако он все же ее жених. А война уже закончилась.

Малком покраснел, она, правда, не поняла, случилось это от огорчения или от смущения. Она и сама пылала. Совсем не так представляла она их встречу.

– Мак прав, Малком. Извини, я слишком расстроилась из-за всего этого… В общем, все это уже не имеет никакого значения. Ничего не изменилось, потому я и здесь.

– Но все же зачем ты приехала?

Джорджина ошеломленно посмотрела на него, потом ее глаза сузились:

– Зачем я здесь? По-моему, ответ очевиден. Вопрос в том, почему мне пришлось сюда ехать, и только ты можешь на него ответить. Малком, почему ты не вернулся в Бриджпорт?