18. Заговор от боли

Ивашка Солдат учил Юлу заговору от боли.

— Повторяй за мной:

Ослабевший, изломанный во всех суставах разбойник лежал на соломе и покорно повторял слова Ивашки.

— Дальше:

— Камень не слышит… — шевелились губы Юлы.

В пальцах Ивашка вертел восковой шарик. Говорил вполголоса — только для Юлы. Говорил как молитву.

— Еще раз:

Рядом кто-то перечислял, за что какие полагаются наказания.

— За первую татьбу бить кнутом, отрезать левое ухо и на год в тюрьму. За вторую татьбу бить кнутом же, отрезать правое ухо, четыре года тюрьмы. За первый разбой — правое ухо и три года тюрьмы…

Нескольких колодников по утрам выводили просить милостыню.

Их сборами и питалась вся камора. От казны еды не полагалось, а милостыня велика ли? — только с голоду не помереть. Дергач отдавал Юле большую часть своего пайка. «Мне ништо, я скоро выйду. А ему казнь принимать, силы много надо».

Кирша тоже ухаживал за разбойником, растирал ему суставы, поил водой, готов был хоть полдня держать руку под его затылком, чтоб поудобней было лежать, — но не в силах был отказаться для него от куска хлеба. Голод был сильнее всего, и жалость просыпалась в Кирше всегда слишком поздно, когда хлеб уже был съеден до крошки.

— Тверди, Юла, тверди. Это все.

— …Становщикам, пристанодержателям, укрывателям беглых арестантов — по вырвании ноздрей вечная заводская работа. Атаману разбойничьему — смертная казнь четвертованием…

В каменную стену хлестал дождь. Сменялись караульные у дверей. Серый день перешел в серый вечер. Потом настала ночь.

Ночью открылась дверь, пришли люди с фонарями.

— Макар Воробьев, прозвищем Юла! — выкрикнул голос.

Ивашка подскочил живо к Юле.

— Положи в рот, — совал ему шарик мягкого воска. — И тверди. Не забыл? Небо лубяно и земля…

— Кирилл Данилов Деревянный, — крикнул снова голос.

Киршу вызвали на допрос в первый раз. Он пошел за двери, как неживой.

— Направо! — проговорил Ивашка, слушая шаги за стеной.

И тут донеслись в камору шум, возня, крики Юлы. Разбойник звенел цепями, хватался, должно быть, за что-то и кричал:

— Слово и дело государевы!

На миг возня за стеной стихла, потом поспешные шаги многих ног протопали мимо дверей — налево.