Король поднял руку:

— Так как же, ремесленники, мастера да подмастерья, что на это ответить можете? Признаёте кузнечное ремесло королём над другими ремёслами?

— Признаём, — ответили все в один голос.

Вот так и объявили кузнечное ремесло самым главным, — единогласно, как теперь говорят.

Когда начали все расходиться, король сделал знак портному: подожди, мол, минутку, надо с тобой поговорить. Остались они одни, король и спрашивает потихоньку:

— Послушай-ка, скажи мне, как ты покроил платье нашему министру: короче спереди, короче сзади или кругом ровно? Ты не бойся, это останется между нами.

— Конечно, кругом ровно, ваше величество, — быстро ответил портной.

Потом посмотрел на короля, улыбнулся, подмигнул одним глазом и прибавил:

— Только я большой запас сзади оставил, — так, на всякий случай.

Жил когда-то кузнец в Пон-де-Пиле. А надо вам сказать, что в наших местах — это между реками Байзом и Гаронной — железа всегда было много и кузнецов хоть отбавляй. Но Энрик из Пон-де-Пиля слыл самым искусным мастером во всей Гаскони. Дровосеки издалека приезжали заказывать ему топоры. А его шпагами хоть камни коли. Какие лемеха к плугам он выковывал, какие замки с секретами! А какие иголки — тонкие, прочные!

В соседнем местечке тоже имелся свой кузнец, по прозвищу Гасту Одноглазый. Когда он ещё совсем мальчишкой был, попал ему в левый глаз маленький кусочек железа, он и окривел. В то время он и Энрик, оба в учениках у одного мастера были.

Хороший был кузнец Гасту, ничего не скажешь, а всё-таки далеко ему было до Энрика. Не очень-то нравилось Гасту слушать, как все кругом расхваливают работу его дружка. Да и насчёт заказов тоже — люди идут туда, где товар получше. К тому же Энрик не хотел наживаться на бедняках и дорого не брал. У Одноглазого работы всё меньше и меньше становилось. Совсем он загрустил.

Кончилось тем, что друзья не на шутку повздорили. Дело было в воскресенье, и выпили они, наверное, лишнюю бутылочку. Слово за слово, и вдруг как ударит Гасту кулаком по столу, как закричит:

— Работа, работа! Нечего тебе хвастать. Я-то знаю, почему твои шпаги камень колют, почему твои плуги так здорово пашут, почему твои флюгера всегда на хорошую погоду заворачивают. Ничего удивительного нет — стоит только вспомнить, кто тебя учил!

— Кто учил? Тот же, кто и тебя. Одни мехи нам уголь раздували, по одной наковальне мы били…

— Ученье ученью рознь. Уж ты-то своё с лихвой взял. Мне всё доподлинно известно.

— Ну-ну, что ж это тебе такое известно? Расскажи, и я не прочь послушать.

— Может, скажешь, года три-четыре назад ты никуда не отлучался и не пропадал больше трёх месяцев? Куда ты ездил?

— А тут никакого и секрета-то нет. В Гурдоне у меня тётка, сестра матери. Заболела она, я и поехал её навестить. У меня, кроме этой тётки, родных больше никого не осталось.

— Тётка, говоришь? — усмехнулся Гасту. — В Гурдоне не одна твоя тётка, там и ещё кое-что имеется. Я даже могу тебе сказать, что Именно. В Гурдоне — вернее, немножко в стороне от него — есть яма Падирака. Вот туда-то ты и ездил. На самое дно, в кузницу дьявола! Там ты и научился своему ремеслу. Колдун — вот ты кто!

Энрик в ответ только плечами пожал

— А ну тебя! Я лучше спать пойду, чем слушать такие глупости!

Энрик ушёл, тем дело и кончилось…

Э, нет, не кончилось! В те времена люди верили в дьявола, в колдовство и во всякую такую чепуху. Были даже особые суды — колдунов судить. Гасту сболтнул не подумав, просто чтоб позлить приятеля, а ведь у слова-то крылья есть: вылетит — попробуй поймай его! Один сказал, другой повторил, третий ещё прибавил. Колдун да колдун… Приехал тут на свадьбу к родне один из Монкарбо. Наслушался он, что говорят про Энрика, а потом всюду рассказывал, что в Пон-де-Пиле кузнец — колдун, и даже говорил, что сам своими глазами видел, как тот спустился к реке и обернулся выдрой. А ночь была безлунная, вот честное слово монкарбозца!

Спросить вот, откуда он всё это взял? И ведь известно же, что в Монкарбо живут одни лгуны да обманщики. Они сами хвастают, что во всей Гаскони не сыщешь больших вралей. А всё-таки люди слушали его россказни, будто он правду говорил.

И вот что из этого вышло. На Энрика все начали поглядывать косо, даже обходили его стороной. Сперва кузнец только посмеивался, а потом стало ему не до смеха. Понял он, как к нему относятся, и сделался мрачным и нелюдимым. Он красавцем-то никогда не был — большой такой, волосы чёрные, бородой до самых глаз зарос, — а теперь, когда со всех сторон одни обиды, и совсем страшный с виду стал.

Несмотря ни на что, люди всё равно шли к нему покупать топоры, косы и ножи. Только теперь уже никто не входил в кузницу, все оставались стоять у порога — а что, если дьявол придёт навестить своего бывшего ученика!

Скоро и оба помощника Энрика ушли от него. Как работать в кузнице одному? Нельзя же сразу и по наковальне бить и угли раздувать! Однажды вечером раздумывал

Энрик о том, как ему дальше быть, и вдруг услыхал — стучится к нему кто-то. Удивился он: и днём-то никто не отваживался заходить, а уж ночью и подавно! Пошёл он открывать, а за дверью мальчуган стоит. Небольшой, лет десяти, а то и меньше. Глазёнки живые, волосы всклокоченные, а вид гордый, хоть одёжа на нём вся из дыр да заплаток.

— Чего тебе надо? — спрашивает кузнец.

— Хочу стать у вас подмастерьем.

— Подмастерьем? — свирепо усмехнулся Энрик. — Ты что ж, не знаешь, что пришёл к колдуну?

— Знаю, говорили мне. Так что ж, быть колдуном и чудодеем в своём ремесле тоже не всякому дано. Я бы и сам не прочь!

Опять усмехнулся кузнец, но теперь уже не так сердито. Впустил он мальчишку в кузницу. И бедовый же вид был у паренька!

— Как тебя зовут-то? — спросил Энрик. — Откуда ты родом?

— Зовут меня Жано, а родом я из Кассеньи.

— Ну что ж, Жано, не простое это дело стать подмастерьем у колдуна. Надо сперва посмотреть, на что ты годен. А ну, покажи, есть ли в тебе силёнки.

Взял Энрик здоровенный камень, которым он заваливал дверь в кузницу, и положил его на наковальню.

— А ну-ка, стукни по камню так, чтоб из него вода потекла! — говорит он.

Жано ни чуточки не оробел.

— Подумаешь, какое дело! Такой дождь утром шёл, что все камни стали, как губки, — и ребёнок из них воду выжмет. Я сделаю кое-что потруднее: я из этого камня огонь выбью.

Схватил Жано огромный кузнечный молот и так ударил по камню, что искры во все стороны полетели.

Энрик-колдун даже повеселел сразу.

— И ударил хорошо и ответил неплохо, — сказал он. — Без ума, одной только силой, и пёрышка с места не стронуть, а сила и разум вместе горы сдвинут. Пожалуй, возьму тебя в подмастерья. Но сперва я хочу услышать от тебя слово.

— Какое слово? — удивился Жано.

— Заветное слово кузнецов. В каждом ремесле есть своё слово. Если не знаешь его, нечего и учиться — всё равно никогда искусным мастером не станешь.

Подумал Жано немного, а потом улыбнулся и говорит:

— Куй железо, пока горячо, ремеслу учись смолоду. А время упустишь — на себя пеняй.

Тут захохотал кузнец-колдун, и злобы в нём ни капли не осталось.

— Молодчина! — говорит он Жано. — Дельный малый. Быть тебе кузнецом-чудодеем. И даже дьявол тебе не понадобится!

Всякому ученье по-разному даётся. Но можно было подумать, что Жано родился, чтоб стать кузнецом. То, что другому и в год не одолеть, Жано за один месяц выучил. Энрик нарадоваться на него не мог. И понятно: ведь хороший ученик — учителю честь. Так и жили они вдвоём в дружбе и согласии.