Это он для того говорил, чтобы хозяева нос свой зря не совали. Но этого он напрасно опасался.

— Скажи, старик, а тебе гоблен на глаза показывается? — спросил старший из братьев и задрожал при одной мысли, что с ним самим может такое приключиться.

— Иной раз вижу его глаза, — отвечает Арно. — Зелёные, с жёлтым отливом. Как у кошки, только горят сильнее. А вот всего его увидеть трудно. Блуждающий огонёк, он быстрый, прыгает с места на место. Не с моими ногами угнаться за ним. Но слышать его я хорошо слышу, когда он огонь раздувает, варит свой суп в котлах.

— Смотри, чтоб он товар не перепортил.

— Этого бояться нечего. Вам повезло с гобленом, он настоящий мастер по краскам. Кого угодно за пояс заткнёт.

— Тем лучше, если только ты правду говоришь, но мне всё-таки боязно, — вздыхает младший из братьев. — И так уж конкуренты наши болтают: откуда, мол, они берут эти невиданные цвета? Что-то тут нечисто.

У Арно на всё ответ сыщется:

— А вам надо лишь пустить слух, что это вода здешней реки придаёт такую красоту цвету. Бьевра — не такая река, как все. Недаром она вспять течёт. Всё, что впадает в Сену, течёт с восхода на закат, а эта — наоборот. Капризная река! А у её чёрной воды особые скрытые свойства. Вот тут пусть конкуренты ваши и ищут.

У хозяев, ясное дело, ушки на макушке, ни одного слова не упускают и говорят:

— Молодец старик, здорово ты придумал! На, держи за это экю. Кто нам служит верой и правдой, того мы не обидим. Так ты думаешь, можно всё свалить на реку?

— Ещё бы! Она и глазом не поведёт. Но главное, чтоб я по-прежнему оставался здесь один.

— Ну, насчёт этого можешь быть спокоен. Никто к тебе помощника приставлять не собирается. А послушай-ка, старик, не мог бы ты шепнуть гоблену, чтоб он приготовил нам какой-нибудь необыкновенный оттенок красного? Сейчас спрос на алый цвет, а наши образцы не очень-то нравятся.

Арно не отказывается:

Попробую ему намекнуть. Только эти гоблены такие капризные и упрямые. Ох, до чего ж упрямые! Вот наш сейчас увлёкся зелёными красками, и другие цвета его и не занимают вовсе. Может, он собирается перекрашивать соседнего болотного чёрта?

Услыхав такие страшные слова, хозяева и сами позеленели:

— Ой, замолчи, старик! Подумать, что мы, честные торговцы, и вдруг работаем на дьявола. На, вот тебе ещё один экю. Не проболтайся ни единой живой душе. И не забудь про алый цвет. Нужен такой яркий, сверкающий.

— Не беспокойтесь. Дайте вот только вишне поспеть как следует, это нашего домового на мысль наведёт, ему захочется такой же цвет приготовить. К концу лета будет у вас алый цвет, какого никогда ещё не бывало.

И старик не обманул. К середине августа в котле, где варилась красная краска, — неважная была краска, между нами говоря, — в одно прекрасное утро появился алый цвет. Да какой! Настоящая спелая вишня, сверкающая, словно покрытая лаком. Даже Арно изумился: «Ну и гоблен! Да он ещё ловчее, чем я думал». Все придворные захотели иметь одежду такого цвета, и даже сам король Франции. Представляете себе, какие почести и прибыли выпали на долю хозяев-красильщиков.

Тем временем всё больше распространялись слухи о чудесной воде Бьевры. Все им верили. И не только верили, даже в книгах писали: «А что касается воды в реке Бьевре, то она исключительно хороша и даёт возможность приготовлять лучшие в мире краски». И в доказательство говорили о знаменитом алом цвете гоблена.

Со смеху помереть можно!

В воде Бьевры нет ничего особенного, если не считать, что она грязнее, чем в какой другой реке. Но хозяевам красильни эта вода сослужила службу, поскольку она подозрение от них отвела. Теперь они уже не боялись, что их обвинят в колдовстве.

Одна забота ушла, другая на её место тут как тут.

В последнее время гоблен стал вызывать у Арно тревогу. Старик и от хозяев этого не скрывал: — Наш домовой словно охоту к работе вдруг потерял. Не слышно теперь его возни у котлов. Как луна взойдёт, он на улицу. Прошлой ночью подкараулил я его — на крышу он забрался, сидит верхом на трубе, показывает нос летучим мышам и горланит так, что всю округу чуть не разбудил:

Очень растревожились хозяева:

— Да это же песня хулиганов и лодырей! Из-за чего же гоблен стал вдруг так дурно себя вести?

Арно грустно головой покачал:

— Сдаётся мне, что надумал он дом сменить. Обычно гоблены, как кошки, привязываются к своему жилью. Но этот по-своему мыслит. Да в конце концов, если ему в голову взбрело, пускай себе уходит. Только спокойнее будет, правда ведь?

Спокойней? Да одна мысль о том, что гоблен уйдёт от них к кому-нибудь из конкурентов, приводила хозяев в ужас.

— Дорогой Арно, наш верный слуга! Ведь ты умеешь обращаться с нечистой силой. Скажи нам, каким способом можно навсегда удержать здесь этого гоблена? Мы ничего для него не пожалеем и, конечно, и про тебя не забудем.

У Арно уж и ответ готов:

— Если позволите говорить откровенно, моё мнение, что наш гоблен обиделся. Ещё бы! Столько времени работает, и никто его не отблагодарил. Вот он и приуныл, бедный чертёнок. Я думаю, очень он рад будет получить диплом мастера — ведь вы не можете сказать, что он этого не заслуживает по справедливости. Он тогда увидит, что в этом доме его ценят по заслугам.

Хозяева своим ушам не поверили:

— Нечистой силе — диплом мастера? Да ты что, старик, спятил? По какой же причине это делать? И как? И что скажут все члены гильдии?

Но такие мелочи не заботили Арно.

— А никому ничего не надо знать. Вы закажите диплом на имя Гобелена- с большой буквы, конечно, — словно это обыкновенное человеческое имя. «Гобелен» — совсем неплохо звучит. Ну, для достоверности приставьте к нему «Жан». Само собой разумеется, всё должно быть сделано по правилам, по закону, чтоб печать гильдии была и всё прочее, как должно. Думаю, наш гоблен очень доволен и признателен будет.

— Да, а вдруг захотят поглядеть на этого знаменитого мастера Гобелена, — что мы тогда ответим? «Извините, мол, но он сейчас невидим. Подождите, пока взойдёт луна, тогда он появится верхом на лунном луче».

Но и это не сбило с толку Арно:

— Если только за этим дело, то можно всё устроить. У меня в деревне внучек есть. Велим ему приехать. Для всех он и будет Гобеленом, послужит нам подставным лицом. И как раз внук мой в красках разбирается. И зовут его тоже Жан, Жано…

Долго колебались хозяева, потом всё-таки согласились:

— Только молчи, старик, никому ни слова. Ты понимаешь, чем мы все рискуем в таком деле? Чтоб исчадие ада обманом и хитростью проникло в высокую и благородную гильдию красильщиков — да ведь это же неслыханно!

— Не бойтесь! Наш гоблен гильдии не посрамит. Не такой он плохой чертёнок, если его ближе узнать. А уж по части науки, несмотря на его копыта, никто ему в подмётки не годится.

— Хватит, старик! Нет больше ни копыт, ни рогов, ни ещё чего в том же роде. С нынешней минуты есть только мастер Гобелен — вот и всё. А о другом и позабудь вовсе. Но ты по крайней мере обещаешь, что теперь наш гоблен никогда не уйдёт из этого дома?

— Обещать такое трудно, поскольку этот чертёнок сам своей головой всё решает. Но думаю, что не уйдёт.

Так всё и было сделано. Вот какими окольными путями и хитростями приходилось добиваться того, что должно было принадлежать по праву.

А вы говорите о «старых добрых временах».

Гобелены из Парижа — во всём мире известно, что это такое. В некоторых языках «гобеленами» называют любой настенный ковёр, если только он красивый. Эти ковры-гобелены хороши не только своей тонкой работой, но и замечательными красками — свежими, яркими, которые никогда не выцветают. За две-три сотни лет ни одна ниточка не потускнела. Особенно хороши красные тона, ни с чем не сравнимый алый цвет. И ещё зелёный — нежный, похожий на цвет ивовых листьев при лунном свете.