Ли Лину срубили неподалеку временное жилье — просторную избу с двускатной крышей и тремя окнами, в которые вместо стекла были вставлены тонкие пластины из прозрачной зеленоватой яшмы. Большая печь излучала мягкое тепло, и Ли Лин долгие вечера просиживал возле нее при светильнике, заполняя свиток за свитком своими наблюдениями. Днем же он либо охотился, либо ездил вместе с Антом в окрестные стойбища.

Поначалу динлины избегали его, а женщины и дети даже побаивались: больше всего их смущали черные глаза и волосы наместника — черный цвет здесь почитался нехорошим признаком. Но с помощью Анта Ли Лину постепенно удалось если не завоевать доверие жителей, то хотя бы убедить их в том, что он не причинит им никакого вреда.

Возвращаясь домой, Ли Лин садился за стол и заносил на шелк все, что узнавал за день. Из этих отрывков получалось что — то вроде жизнеописания парода, почти не известного на юге. Правда, сведения были разрозненные и порой противоречивые, но Ли Лина это не заботило: времени впереди много, и он успеет привести записи в порядок, а потом, если будет угодно судьбе, переправит их Сыма Цяню…

«Люди здесь, — писал Ли Лин, — все высокие, светловолосые и отличаются превосходным сложением: у них понятливые лица и голубые либо зеленые глаза; нос они имеют прямой или орлиный и довольно большую густую бороду. Мужчин много, женщин мало. Нрав этого народа горделивый и упорный. Иногда из-за малейшего оскорбления они бросаются с мечами друг на друга, но прекращают ссору, если вмешается женщина.

Где бы эти люди ни жили, их главным и излюбленным промыслом всегда остается охота и рыбная ловля, которые вполне удовлетворяют их предприимчивой натуре, в высшей степени самостоятельной и благородной. Динлины не выносят деспотизма, но и сами никогда не бывают деспотами ни в семье, ни в кругу своих рабов. Меня удивляет их любовь к детям, которых они, кстати, никогда не бьют. Они умеют весело пить, не делаясь при этом мрачными пьяницами…

Будучи предприимчивыми, как я уже говорил, динлины решаются на все и вступают в борьбу из любви к ней, а не из расчета на прибыль. Умственный кругозор их очень широк, их пожелания и помыслы — смелы, поступки же соответствуют последним. Они требуют уважения к личной свободе и скорее сами стараются не возвыситься, чем унизить других…

Опишу также их одежду и вооружение. Они носят зимой собольи шапки с наушниками, которые связывают тесьмой на затылке, летом же надевают белые валяные шляпы. Носят еще поверх мехов кольчугу весом более двадцати гинов[85] и на ногах наборные латы из железных или деревянных щитков, прикрывающих только голени. Несмотря на столь тяжелое вооружение, они со щитом в одной руке, с луком в другой и с мечом у пояса могут очень быстро ходить по горам. Зимой они всё от мала до велика пользуются деревянными конями[86]. При ходьбе опираются на клюки, а когда спускаются с гор, так стремительно несутся, точно летят.

Динлины, как никто из людей, выносливы к смерти и ранам. Я видел своими глазами: на охоте вепрь распорол живот мальчику. Мальчик лежал на снегу и, умирая, не издал ни одного стона…

Они любят и ценят лошадей. Лошади их плотны и рослы, а лучшими считаются те, которые свирепее дерутся. Масти коней называются очень красиво и звучат подобно стихам. Вот несколько переводов: пегий, как застывшая роса или висящий свет; конь светлый, как летящая заря; красный, как стремительная молния; желтый, как текучее золото; красный, как убегающая радуга…

Из зверей в здешних лесах много косуль, лосей, вепрей, тарпанов и чернохвостых коз. В реках — разные рыбы. Из них есть одна — большая, гладкая и без костей, рот у нее под носом[87]. Из деревьев: сосна, береза, кедр, ива, ели — последние столь высоки, что пущенная из лука стрела едва долетает до вершины. Из птиц — гуси и утки дикие, сороки, ястреба, лебеди. Пушного зверя здесь в изобилии: соболя, рыси, снежные барсы, медведи, тигры[88], лисы и куницы…

Это очень сильное государство. На севере оно достигает моря. Море отстоит от столицы очень далеко, а называется Бэй — ху. Еще на север, если перейти море, то дни там длинны, ночи же совсем коротки. После захода солнца, если варить мясо, то пока оно сварится, восточная сторона уже посветлеет, ибо она близка к месту заката. Также на северо-востоке имеется река Анкалэ. Все речные потоки впадают в море, а она одна выходит из него. В тех краях водится северный слон, покрытый густой шерстью. Туловище его величиною с нашего слона, весом в тысячу гинов. Природа клыков мягкая, чисто — белая, походит на слоновые бивни. Из этой кости тамошние племена изготовляют чаши, блюда, гребни и прочее в этом роде. Бивни и изделия из них я видел сам, но слона пока не встречал…

В стране динлинов много сухого мха. Олени едят этот мох, и на них ездят верхом, а зимой в повозках, поставленных на полозья. Из оленьих же шкур часто шьют зимнюю одежду, а мясо идет в пищу. Мясо они едят всякое, кроме собачьего и верблюжьего…

Еще их государство имеет железо небесного огня, его собирают, чтобы делать мечи и ножи. Работа их отменна и искусна, потому что железо отборно и остро. При этом всякий раз, как вслед за небесным дождем люди собирают железо, непременно случаются ушибленные и убитые. Причина в точности не понятна…

Постоянных податей в стране нет. Нужные средства взимают с богатых домов и купцов, чтобы покрыть расходы. Они получают также дань с покоренных лесных племен соболями и белкою, а от горных народов — лунным и лазоревым камнем, яшмою, пятицветным хрусталем, золотом и медью…

При бракосочетании никаких подарков имуществом не делают… Женщины до замужества носят много косичек, а выйдя замуж, заплетают волосы в две косы…

Сеют здесь просо, ячмень, пшеницу. Муку мелют ручными мельницами. Вино квасят из каши, а овощей нет совсем. Земледелие у них поливное и достойно похвалы. Возле истоков главных каналов, достигающих тридцати ли, стоят крепости, а в них — дружины…

Их наказания: за убийство человека, за трусость в бою и покражу полагается смертная казнь. За остальные, мелкие, преступления взимают имущество, чтобы искупить вину.

Обряды захоронения у разных родов разные. Чаще всего трупы сжигают, а через год обгорелые кости кладут в колоды из прочного дерева и колоды те обшивают березовой корой, чтобы не гнили.

Таким образом гробы сохраняются подолгу. Способствует этому и здешняя земля: на глубине семи чи она становится холодной и твердой, как лед.

Вместе с покойником кладут в могилу его коня и оружие, еду и горшки с питьем. Иногда при этом убивают рабов, но рабы сожжения не удостаиваются. Вообще же при жизни они пользуются почти полной свободой, словно члены семьи. Ни колодок, ни ярма они не носят, да и бежать им некуда: окрестные леса столь глухи и велики, что побег означает смерть».

Стан оружейников расположился в самой глубине таежной пади, на берегу безымянной речки. Артай облюбовал это место потому, что оно было надежно защищено от ветров и чужого глаза, богато лесом и рудным камнем с заметной примесью снежного блеска[89]. Выход этого камня на поверхность посчастливилось найти старшему сыну Анаура Чагару.

В глубь горы рудокопы вгрызались, используя огонь. В забое раскладывали огромные костры, под их нестерпимым жаром порода раскалялась до темно — малинового цвета, и тогда ее поливали из длинных глиняных труб студеной водой. Из пасти забоя с оглушительным свистом вылетали столбы горячего пара и раздавались звуки, похожие на те, что издают деревья в сильный мороз. Под действием огня и воды куски руды крошились и делались уступчиво — рыхлыми.

В наветренной стороне пади были вырыты рудоплавильные печи в три локтя шириной и в два глубиной. Стены этих ям, выложенные камнем и обмазанные глиной, стойко выдерживали самый немыслимый жар.

Сюда и поступала обожженная руда из забоев, дожидаясь своей очереди. Просушив и разогрев печь, мастер до самого верху засыпал ее древесным углем, сначала горящим, затем холодным. По знаку мастера его сын пускал в ход ручной мех, и через узкую горловину в передней стенке печи уголь начинала охлестывать тугая струя воздуха.