В тот же день Амвросий докладывал келарю:
— Поди, целый час в верхней каморе просидел. Не было молвлено ничего вредного или тайного. Должно, Макарий не доверился мальчонке.
Келарь Савва посмотрел на Амвросия холодными, рыбьими глазами:
— Может, и верно. А всё ж приглядывай за мальчонкой.
— Исполню, брат Савва, — низко поклонился Амвросий.
Глава 11. Двое на одного
Вечером поливал Ива вместе со старцем огород. Вдруг из-за плетня знакомый голос:
— Бог в помощь!
Точно пружиной подбросило Иву. Глянул а через калитку, что в плетне, идёт человек в рубахе, запачканной красками.
Старцу поклонился. Тот ответил:
— Здравствуй, Игнатий.
А Игнатий взъерошил Ивины вихры, смеётся:
— Напился ли вволю?
— Спасибо тебе! — улыбается Ива. Рад он несказанно. Знает теперь, что Игнатий и приносил ему воду.
Потолковали о том о сём — распрощался Игнатий.
Теперь у Ивы одна забота: поговорить с Игнатием так, чтобы не приметили другие. Утром следующего дня прошёл мимо иконописной палаты несколько раз, будто невзначай. И всё подле Игнатия — его ученики и подмастерья. Решил Ива: самое верное дело познакомиться с кем ни то из Игнатьевых помощников.
И познакомился. Глядит: двое мальчишек друг против друга вроде молодых петухов ходят. Вот-вот сцепятся. А к тому, что белобрысый и поменьше ростом, подбирается сзади третий. У белобрысого на затылке глаз нет. Не чует опасности.
Хотел Ива крикнуть — не успел. Кинулся третий мальчишка белобрысому в ноги. И началась потасовка. Да уж какая потасовка, когда двое здоровых парней лупят меньшого!
— Чего вы двое на одного?! — подбежал Ива.
Длинный и жилистый оскалил лошадиные зубы:
— Мы и двоих можем!
Развернулся, Иве по уху — трах!
Не широк в кости Ива. Не больно, как поглядеть, здоров. А силён, ловок и зол в драке.
Всякое случалось, когда хаживали с дедом Макарием по деревням и городам. От иного взрослого мужика отбивался.
Не скоро, а показали-таки длинный и его товарищ пятки.
Белобрысому погрозили кулаками, а Иве пообещали особо:
— Тебя где хошь найдём! Сочтёмся! За нами отродясь не пропадало!
Белобрысый рукавом вытер кровь с лица:
— Здорово они меня.
— И ты их не худо, — утешил Ива.
— Я что… Кабы не ты…
— Надо было на помощь кого кликнуть, — сказал Ива и, отдышавшись, будто без задней мысли кивнул в сторону иконописной палаты. — Хоть бы оттуда.
Белобрысый усмехнулся разбитыми губами:
— В следующий раз непременно кликну…
— Иль не помогли бы?
— Будь спокоен. Ещё как! Кабы оттуда подоспели, мы бы и вдвоём ног не унесли. — И, видя недоумение Ивы, пояснил: — Санька с Гринькой, что меня били, оттуда и есть.
— Так… — поскрёб в затылке Ива.
А про себя подумал: «Вот и познакомился!»
— Зовут как? — спросил белобрысый мальчишка.
— Ивой.
— А меня Васькой. Васькой Свистуном.
— За что ж Свистуном прозвали?
— Я любую птицу могу изобразить. Знаешь, у меня их сколько? Хочешь, покажу?
Дом у Васькиных родителей большой, опрятный. За высоким забором.
В сараюшке на огороде клеток с птицами — дюжины две.
Свист и щебет стоит — заслушаешься.
Потом Васька стал показывать своё искусство.
И верно, отвернёшься — не поймёшь: то ли черноголовая славка выводит песню, то ли Васька свистит.
— Ловко, — похвалил Ива. — Ну, мне пора.
По душе пришёлся Ваське новый знакомый. Спросил Иву:
— Куда торопишься? Хочешь, вместе пойдем ловить птиц? Я тебе все секреты свои открою и места покажу. А?
В другое время Ива непременно бы остался с Васькой. А сейчас нельзя: большое дело доверил ему дед Макарий. До птиц ли тут! Да и Васька хоть и хороший малый, а дружить с ним нельзя, потому как первый враг Игнатьевым подмастерьям, с которыми Иве хоть не дружить, а ладить надо.
Так рассудительно думал Ива. И не знал ещё, какой крепкой верёвочкой свяжет его судьба с этим самым Васькой.
И, прощаясь с Васькой у калитки его дома, твёрдо решил: сюда больше ни ногой!
Глава 12. Не могу обещать…
В тот же день Санька тёр для Игнатия краски и говорил Гриньке вполголоса:
— Малого, что живёт в келье старца Никодима, вечером подкараулим…
Игнатий услышал тихий разговор.
— За что? — спросил.
Гринька на Саньку сердито шикнул.
— Так…
— А всё же?
Старательно заработали Игнатьевы ученики. Засопели от усердия.
Игнатий отложил икону и кисть, которой писал, подозвал Гриньку с Санькой.
Оба подошли. Принялись рассматривать свои ноги.
— Чтоб мальчишку никто пальцем не трогал, — строго сказал Игнатий.
— А как не мы, а кто другой? — схитрил Санька.
Игнатий потянул с пояса верёвку.
— Так мы что… — заюлил Санька. — Мы ничего…
А Игнатий:
— Первым делом ты, Григорий, в ответе. Понял?
Да так посмотрел на Гриньку, что тот сам поспешно пробормотал:
— Понял. Отчего не понять?
Гринька с Санькой — на свои места. А мастер:
— Не отпустил ещё. Куда пошли?
Вернулись Гринька с Санькой. Стоят ждут, что будет дальше. Игнатий помолчал и медленно, с расстановкой:
— А сейчас того мальчишку хоть под землёй сыщите и приведите ко мне. Скажите, что зовёт иконописец Игнатий.
Затоптались на месте Гринька с Санькой.
Игнатий — сердито:
— Ну?! Да глядите у меня! — пригрозил.
… Лежал Ива в монастырском саду. И была у него одна дума: «Как теперь поговорить с Игнатием? В иконописную палату не сунешься…»
Только подумал — над ним две пары ног. Голову поднял — глядят на него, подбоченясь, старые знакомые из иконописной палаты. Стиснул зубы: опять двое против одного! Вскочил, будто подкинутый пружиной. Покатился, завывая, Санька в кусты. А Гринька шарахнулся в сторону, закричал:
— Ошалел?! Мы к тебе от Игнатия…
Ива ощетинился волчонком, даже слов не слышит, идёт с кулаками на Гриньку и твердит своё:
— Опять двое на одного…
— Опомнись, — едва разогнулся Гринька. — Тебя Игнатий кличет.
— Врёшь!
Еле уговорили Гринька с Санькой пойти за собой.
Да и то шёл всю дорогу поодаль.
Однако и верно: кивнул ему головой Игнатий. Поглядел на подбитую Гринькину скулу, на разбитые Санькины губы. Усмехнулся.
— Будто не темно и не скользко на воле, а, видать, попадали или стукнулись обо что?
— Во́, — заныл Санька, — об его кулачище стукнулись! Рта не дал раскрыть…
— Что ж это ты? — спросил Игнатий строгим голосом, а глаза смеются.
— Ошибка приключилась, — замялся Ива.
— А мне, часом, не достанется? По ошибке. Эвон как разукрасил Саньку — заместо пугала ставь на огород. — И себя ж оборвал: — Ну, будет тратить попусту время. И ты, — это уже Иве, — кончай лоботрясничать. Будешь работать у меня в мастерской. Вот тебе первый учитель, — и показал на Гриньку.
Уставились, словно бараны, Ива с Гринькой друг на друга.
А Игнатий:
— Иль не нравится учитель?
— Отчего… — с запинкой выговорил Ива. — Нравится.
— А тебе ученик?
Гринька потрогал скулу, дёрнул плечами:
— Очень даже.
— Ну и договорились.
Все, кто в мастерской был, покатились от хохота.
А Ива и вправду был рад, что попал под бок к Игнатию.
В тот же вечер ухитрился сказать шёпотом:
_ У меня к тебе дело есть, тайное.
Засмеялись Игнатьевы глаза.
Испугался до смерти Ива. Сейчас мастер выставит его всем на потеху. И торопливо добавил:
— От Макария дело.
Поднялся Игнатий:
— Пойдём-ка со мной, подсобишь.
Выбрались в монастырский сад.
Стал Ива рассказывать всё сначала: про воеводу Болотникова, и про военный совет, и про оружие. Серьёзным сделался Игнатий.
— Трудное дело. И так было не просто. А с приходом войска Ивана Исаевича вовсе худо. Боится его монастырское начальство, страсть как боится. Потому усилены караулы. Монастырское воинство содержится в готовности.