Молодой мужчина с бородкой помог ей встать и спросил:

— На свидание торопитесь?

— Да! — гордо ответила Натали. — На свидание! — И побежала, не стряхнув снега с пальто.

— Завидую тому, к кому спешите! — услышала она за спиной. — Поосторожней на поворотах!

«Дурак! — с неожиданной злостью подумала Натали. — Всегда по дороге обязательно встретится дурак!»

А дурак — к несчастью.

Конечно, Виктор еще не пришел, хотя стрелка больших электрических часов десять минут назад перескочила за семь. Натали впервые заметила, что стрелка на таких часах прыгает — будто вздрагивает. «Под часами надо назначать свидания тогда, — подумала Натали, — когда уверена, что придут вовремя».

Она смотрела на минутную стрелку и иногда вздрагивала вместе с ней.

«Ладно, ладно, — твердила себе Натали, — пусть, пусть…»

Она села на заснеженную скамейку, усталая, будто избитая. И разрыдалась. Сначала Натали и не замечала, что плачет, даже радовалась чему-то — легче стало; и лишь когда щеки застыли, спохватилась.

«Я сама опоздала на десять минут, — подумала она, — значит, он опаздывает пока всего на двадцать».

И показалось ей, что она здесь давным-давно, может быть, несколько дней. Или — лет.

Ни о чем больше не думала.

Летели редкие снежинки.

— Извини, — услышала она, — никак не мог раньше.

— Ничего, ничего, — ответила Натали, не повернув головы, — сама опоздала и боялась, что ты не дождался меня. И очень замерзла. Очень.

Виктор обмел скамейку перчаткой, сел и закурил торопливо, жадно.

— Я ненадолго задержу тебя, — виновато сказала Натали, — холодно да и… Я бы не позвонила тебе, но день выдался больно уж… тяжелый. А кроме тебя, у меня никого нет. Как ни странно.

— Конечно, странно, — озабоченно согласился Виктор. — Извини, но ты, по-моему, немного…

— Легкомысленна…

— Да. И не обижайся.

— И еще я глупа. Знаю, знаю. А если учесть, что я напрашиваюсь к тебе хотя бы в друзья… — Она усмехнулась, удивившись легкости, с которой далась ей непринужденная манера разговора. — Почему же я решила, что ты?.. — Она резко повернулась к нему и уткнулась в мокрый от снега воротник, оцарапавшись подбородком о крючок.

— Не надо, — шепнул Виктор и чуть отклонился.

А Натали так и осталась сидеть — с закрытыми глазами, подавшись вперед. Ей было неловко и стыдно. Она заставила себя выпрямиться, сказала:

— Опять — прости.

— Мы же совершенно не знаем друг друга, — донесся до нее голос Виктора, — ты должна понять…

— Ты не бойся, — раздраженно перебила Натали, — я больше не буду надоедать тебе. — Она громко передохнула, словно собиралась бежать; ей сразу стало еще холоднее, даже пальто показалось широким — до того она съежилась. — Когда человек тонет, его сначала спасают, а потом расспрашивают. Сначала спасают, — повторила она. — Идем. Тебе в какую сторону?

Оказалось, не по пути.

Тем лучше.

Даже — легче.

— Нет, ты выслушай меня, — потребовал Виктор, а то получается…

— Ничего не получается. Ты ни в чем не виноват. Ты во всем прав. — Каждое слово она произносила с усилием. Раньше ей всегда было уютно и радостно стоять или идти рядом с Виктором, ощущать себя такой маленькой… Сейчас она чувствовала себя ничтожной, мелкой какой-то.

— Нет, ты должна понять меня. То, что простительно девчонке, непростительно замужней женщине…

— Никакая я не замужняя женщина, — сказала Натали. — Может быть, это глупо, но я запомнила нашу с тобой первую встречу. Живу ей. Ни с кем у меня не было, как с тобой… Вот я и решила, что… Я ведь ничего не прошу. Я не буду мешать тебе, вот увидишь. — Она вытащила сигарету. — Последнюю. Бросаю.

Дым был горький, и она — сигарету в сугроб. Окурок долго тлел, а на прощание мигнул.

Виктор стоял сгорбившись, опустив голову.

Повалил снег, густой, тяжелый, мокрый.

— Боялся я этой встречи, — сказал Виктор. — Даже приходить не хотел. Нельзя нам встречаться. Не к добру. Понимаешь?

— Нет, — призналась Натали.

— Возьми себя в руки.

— Ну, возьму. А дальше?

— Не знаю.

— А если я верю, что… что нужна тебе? Что…

— Не надо, — твердо остановил Виктор. — Нам лучше не встречаться. Всего хорошего.

— Погоди, — Натали чувствовала, как от стыда у нее запылали щеки. — Должна я тебе что-то сказать… каждый раз собираюсь и… сейчас ты уйдешь, не беспокойся… надо, чтоб ты знал… Понимаешь… тебе это трудно представить… но это неважно… Словом, я люблю тебя… Я бы даже сумела доказать тебе это, если бы ты захотел… И ничего я у тебя не прошу… Просто мне жалко, что ты живешь… так. Прощай.

Натали долго смотрела, как он уходил. На углу он даже замедлил шаги… И Натали бросилась за ним. А он скрылся за углом.

Тогда Натали пошла, спокойная, сосредоточенная…

— Что с вами, девушка?

— Ничего, ничего…

— Я потому спросила, что стоите вы на самой дороге… Машины…

— Ничего, ничего…

— А то я могу проводить, если…

— Спасибо, спасибо, не надо…

— Только уйдите с дороги…

— Да, да, обязательно…

Случайный разговор привел Натали в себя. Она до того промерзла, что всю дорогу думала лишь о том, как бы скорее дойти до дому, согреться.

— Где бродила? — спросил Игорь, помог ей раздеться и сразу сел к телевизору, через плечо объяснил: — Хоккей!

— Хоккей! — бросила Натали. — У меня сегодня такой день, а ты…

— Не сердись, Натусь, — попросил Игорь, — вот кончится игра, все спокойно обсудим. Не сердись.

«В том-то и беда, что я не сержусь, — подумала Натали. — Надо мне уходить отсюда». Она машинально провела рукой по животу, вздрогнула…

Ушла в кухню, плотно прикрыла дверь, чтобы хоть немного приглушить скороговорку комментатора.

Проще всего — попытаться устроиться в общежитие. На первых порах. А когда будет Настя или Степан — куда?

А может, здесь остаться? Зарегистрироваться и жить? Уйти с головой в работу, утром готовить мужу завтрак и так далее… Вечерами сидеть у телевизора… Отмечаться в очереди за холодильником… Ходить в гости, принимать гостей… За ошибки надо расплачиваться.

— Нату-усь! — позвал Игорь. — Семь — два в нашу пользу! — Он ворвался в кухню, обнял Натали, чмокнул в щеку. — Рассказывай, чего там с тобой стряслось.

— Я тебе все сказала по телефону. Мне не советуют рожать.

Игорь пожал плечами, ответил:

— Нельзя, так нельзя. Можно, так можно. Что значит — не советуют? — Он опять пожал плечами. — По-моему, это так называемая туманность, доведенная до абсурда. — Она впервые увидела его раздраженным. — Решай сама. А семья без детей… какая же это семья? У меня была последняя надежда заставить тебя образумиться. Думал, как речь зайдет о потомстве, ты…

— Выгони меня.

— Что за глупость?!

— А как быть? А если со мной что-нибудь случится? Если я умру?

— Ну знаешь… Давай без трагедий. Надо поговорить со специалистами, проконсультироваться… А ты о чем раньше думала?

— Просто я не знала, — заставила себя Натали говорить спокойно. — Не знала о такой особенности своего организма.

— Да хоть что?

— Может быть кесарево сечение.

— Ну…

Лицо у Игоря было и растерянное, и злое. Он уронил столбик пепла на стол и проговорил упавшим голосом:

— Может быть, съездить в Москву, показаться настоящим специалистам…

И ушел досматривать хоккейный матч. Натали просидела в кухне всю ночь, удивляясь охватившему ее спокойствию. И лишь к утру, видимо от усталости, в душу проникла неуверенность… Натали разволновалась до того, что разбудила Игоря, сказала:

— Я не знаю, что мне делать.

— Что делать? Ночами спать. Это раз. Ну и… посоветоваться с врачами.

— А если мне запретят… иметь ребенка?

— Не думаю. Насколько мне известно, такие операции делают. Все зависит от тебя.

— А если я откажусь?

— Дай мне хоть проснуться, — попросил Игорь, и на лице его промелькнуло раздражение. — Честно говоря, я еще не обдумал всего окончательно… Я сам наведу справки… А то ты будешь до бесконечности… Организуй завтрак.

Ел он старательно, сосредоточенно.

Можно было подумать, что еда вернула ему обычное расположение духа, и, беря из рук Натали чашку кофе, Игорь заговорил оживленно:

— Только не надо паниковать, Натусь. Надо все узнать, все взвесить. Я убежден, что и из этого положения есть выход.

В консультации ей сказали:

— Времени подумать у вас было достаточно. Теперь уже назад, как говорится, не повернешь. Будем надеяться, что все обойдется благополучно.

А на улице припахивало весной. Натали вздохнула так глубоко, что закружилась голова.

Может, голова закружилась от радости. А радостно было потому, что Натали чувствовала себя сильной, готовой выдержать все.

Сегодня же она скажет Игорю, спокойно, даже ласково, если, конечно, это получится, что им надо расстаться, соберет вещи и переедет в общежитие. Пусть Виктор не любит ее, она любит — это главное и это надо беречь.

Оставаться с Игорем — значит плыть по течению, отказаться от самой себя. Уж лучше быть одной, чем с чужим, нелюбимым. Скоро она окончит институт, впереди работа, впереди жизнь. Пусть она пока не удалась, вот и не надо ждать от нее милостей, а находить их. Они — есть. Только они не даются бессильным.

Но — не хотелось идти домой. Она долго бродила по улицам, пока не замерзла, и зашла в кафе.

Ее соседом по столику оказался отчим, и сегодня она не удивилась такой случайной встрече.

— Как живешь? — спросила Натали.

— Как? Очень плохо. Видишь ли, я долго не мог приспособиться к привычкам жены, — оживленно заговорил отчим, прямо-таки виртуозно обсасывая рыбий скелетик. — Это, как ты помнишь, осложняло наши взаимоотношения. А потом я поступил по-мужски. Высказал ей свои аспекты. Правда, кое в чем она настояла на своем. Например, чтобы я завтракал и обедал в кафе. А в остальном — все отлично. А ты?

— Я? — она взглянула на свой живот. — Я жду сына или дочь.

— А с мужем? По-прежнему?

— Я уйду от него. Завтра.

— И как вы разделите обстановку? Как с квартирой? Учти, это громоздкое, необычайно сложное мероприятие. Этот дележ. Я пережил подобное несколько раз… знаешь, иногда мерзко. У тебя стремятся все урвать, а ты…