Всегда втроем

^{Рассказ}

Они сошли с пригородного поезда на маленькой безлюдной станции. И состав сразу же дернулся и поплыл дальше, а потом застучал, застучал, застучал…

Проводив его взглядом, они пересекли раскаленные солнцем железнодорожные пути.

Впереди шел отец — легко, небрежно, как все привыкшие преодолевать большие расстояния пешкам. Сын вышагивал старательно, и каждый шаг напоминал прыжок.

Спустившись по насыпи, они двинулись через высокую траву к тропинке, которая вела в веселую березовую рощу.

— Красиво? — спросил отец.

— Ничего, — ответил сын. Теперь он шел впереди, смотря под ноги, а отец заставлял себя смотреть по сторонам.

— Хорошо ведь, а? — спросил он.

— Ничего, — ответил сын, не поднимая головы.

Из рощицы тропинка вывела их в луга. Запах скошенной травы смешался с клейким ароматом молодого леса.

— Устал? — опросил отец.

— Не разговаривай, пожалуйста, со мной, как с маленьким, — обиженно произнес сын. — Ведь не маленький я.

— Не сердись, — попросил отец, — я и не считаю тебя маленьким. Ты у меня, вообще, молодец.

— Ты у меня тоже, — повеселев, сказал сын. — Только редко ты со мной на рыбалку ездишь.

— Все некогда, малыш.

— Я понимаю.

К речке они подошли, когда солнце почти закатилось.

— Серота наступает, — сказал сын, — а потом будет темнота. Вот сейчас я немного устал. А ты?

— Тоже.

Рыбы в этой речке не водилось почти, зато и рыбаков сюда приезжало мало.

— Хорошо, — произнес отец таким тоном, словно ждал возражения. — Молодец, что надоумил меня поехать.

— Если бы ты всегда меня слушался! — Сын улыбнулся, но тут же губы его дрогнули, он сдержался и твердым голосом сказал: — Я за водой.

Отец стоял и слушал, как потрескивают и пощелкивают сучья под ногами сына, шелестят ветви.

Сошлепало ведро о воду.

«Нет, ты не маленький, — подумал отец. — И виноват в этом больше всех, видимо, я. Или не я».

— О чем думаешь? — спросил, появляясь из кустов, сын.

— О тебе, малыш.

— Я тоже о тебе думал. Там, — сын показал рукой на деревья, закрывавшие речку. — И, вообще, я о тебе всегда думаю. Помнишь, ты приехал из командировки ночью, в грозу? А утром мы поехали рыбачить. Помнишь, вытащили вот такую сорогу?

Отец кивнул.

— А помнишь… — сын хотел удержаться от этих воспоминаний, но не смог. — Помнишь, ты подобрал на улице раненого воробья? Помнишь?

— Я все помню, — глухо ответил отец. — Пора заваривать чай.

— Наступила темнота, — сказал сын. — А утром будет светлота.

Они молча приготовили еду.

Отец налил из белой пластмассовой фляжки в стаканчик, долго держал его в руке.

— Пей, — вздохнув, сказал сын.

Отец выпил.

— А помнишь, в форточку кошка влезла? — торопливо, словно боясь, что его остановят, спросил сын. — Мама закричала, а ты дал кошке мяса, и она с ним обратно в форточку. Помнишь?

Отец кивнул.

— Я все помню, — с виноватыми нотками в голосе сказал сын, — до мельчайших подробностей.

— Я, пожалуй, еще выпью, — полувопросительно проговорил отец.

— Конечно, — отвернувшись, сказал сын. — А почему бабушка называет тебя подлым?

— Не знаю, малыш… Видишь ли… Как бы тебе сказать?.. Она человек пожилой. У нее свои взгляды на жизнь и…

— Но ведь она очень хороший человек.

— Да, — с усилием согласился отец. — Однако и хорошие люди иногда ошибаются.

— Я знаю.

«Милый ты мой человечек. Рано же тебе пришлось жить воспоминаниями. И виноват в этом я».

— И ведь мама тоже очень хороший человек, только очень сердитая, — сказал сын. — Да?

— Конечно.

— А я? — с застенчивой улыбкой спросил он.

— Ты молодец.

— Нарвем ей завтра цветов?

— Обязательно. А ты не хочешь спать?

— Ни капельки. А ты?

— Тоже нет.

— Я так боялся, что мама меня не пустит. А она отпустила. Сразу. Только очень просила, чтобы мы поймали ей хотя бы одну рыбку. И цветов просила.

— Рыбка от нас не зависит. А цветов будет много.

— А помнишь, мы ездили за подснежниками? Помнишь, первый цветочек нашла мама, потом я враз три штуки, а ты долго не мог найти ни одного?

Отец кивнул.

— Ты постарайся поймать рыбку, ладно?.. Знаешь, тут дело не в рыбке… Она просила… понимаешь? Постараемся, а?

Отец кивнул.

«Ты добрый, малыш. Тебе будет тяжело. Или, наоборот, — легко. Я долго считал, что быть добрым трудно. Но потом оказалось, что самое трудное — быть бескорыстным. Идти на жертву ради другого, будучи уверенным, что ее оценят — легко. Куда тяжелее быть просто бескорыстным».

— Разбуди меня пораньше, — уже совсем сонным голосом попросил сын и положил голову на колени отца. — Бабушка сказала, что от тебя нельзя ждать рыбки. Докажем ей, что можно? Ладно?

«Ты настоящий мужчина, малыш. Во всяком случае, мужественности тебе не занимать. Я-то знаю, как даже тебе с ними тяжело… Я разбужу тебя рано. Завтра у нас с тобой счастливый день. Наш день».

Отец долго смотрел на костер и когда отводил глаза в сторону, то еще мгновение как бы продолжал видеть огонь, а затем — ничего не мог разглядеть вокруг.

Сидеть было неудобно, но он старался не шевелиться. Старался даже не думать. Нога приятно онемела — голова у сына тяжелая и горячая.

«Только перед тобой я и виноват. Перед всеми другими — ровно настолько, сколько и они передо мной виноваты. И знаю: куда бы я ни ушел, что бы я ни делал, все отразится на твоей судьбе. Мы с тобой всегда вдвоем. Везде. Всегда».

Уснул он незаметно для себя, привалившись к дереву, спал недолго, но глубоко. Проснувшись, он осторожно подержал голову сына на руках, опустил ее на рюкзак и встал, чтобы бросить веток в погасший костер.

«Надо поймать рыбу. Сегодня я просто обязан это сделать».

Еще в полутьме отец прошел вдоль берега, спустился к омуту.

«Я должен, я обязан поймать рыбу. Рыбу, а не рыбку».

Он насадил червяков, укрепил удилища на рогульках и вернулся к сыну.

Костер пылал, и на вздернутом носу мальчишки выступили капли пота.

«Как мне не хочется будить тебя!»

— Ты уже проснулся? — спросил сын, не открывая глаз.

— Вставай, чай готов.

— А мы сегодня поймаем рыбку?

— Во что бы то ни стало.

— Хорошо поспал, — сказал сын, садясь. — Помнишь, когда я был очень маленьким, еще в школу не ходил, ты приехал из командировки рано-рано и никак не мог меня разбудить?

Отец кивнул.

— Понимаешь, необходимо поймать рыбку. Она очень просила.

— Поймаем.

— Это будет здорово.

Когда рассвело, они уже кончили завтракать, собрали остатки еды, вымыли посуду, залили костер.

— Идем, — коротко сказал отец и двинулся по тропинке.

К воде они спускались осторожно — не потому, что берег был скользок от росы и обрывист, а потому, что боялись взглянуть на поплавки.

Взглянули.

Поплавки были неподвижны.

Сын громко вздохнул.

«Почему мне сегодня так хочется поймать рыбку? Потому, что этого хочет он?»

Отец несколько раз без надобности переменил червяков. Сын часто уходил побродить по берегу.

«Мы сегодня вытащим рыбу. И совсем не важно, кто из нас троих и почему хочет этого».

Солнце уже начало пригревать.

— Пойдем за цветами, а? — спросил сын.

— Нет, мы должны поймать рыбу.

— Хорошо.

«Бедный малыш».

— Давай договоримся так, — сказал отец. — Ты делай, что хочешь, а я буду рыбачить.

Сын кивнул, но больше не уходил.

— Мне тоже хочется бросить это дело, — сказал отец. — С удовольствием бы бросил. Но я почему-то уверен, что будет рыба.

Сын повеселел, сказал:

— Я тоже уверен. Но просто обидно и зло берет.

Они стояли молча, не глядя друг на друга.

И обоим стало невмоготу.

— Ничего, ничего, — пробормотал отец.

А солнце уже пекло вовсю.

— Ты же знаешь, — сказал сын, — что в это время клева вообще не бывает.

— И все-таки мы вытащим рыбу, — сказал отец, — потому что она нам очень нужна.

— А вдруг…

Оба поплавка враз исчезли под водой.

Они вытащили на берег двух здоровенных рыб, сняли их с крючков, положили в корзинку и — сели в изнеможении. Отец закурил.

— Вот это да… — прошептал сын. — Обеих ей?

Отец кивнул.

— Она будет очень рада, — сказал сын, стараясь, чтобы голос прозвучал весело.

Потом они ушли в луга и нарвали много цветов.

На станцию они успели к самому приходу поезда.

Им казалось, что он идет слишком быстро. Сын шепотом называл остановки, и голос звучал все тише.

«Молодец, малыш, молодец».

Когда поезд загрохотал по Камскому мосту, отец сказал:

— Позвони мне в пятницу. Если тебе разрешат, мы снова куда-нибудь съездим. Можно и без удочек.

— А можно и с удочками. Ведь нам с тобой везет. Только бы отпустили. Мама-то отпустит. Но бабушка…

— Отпустит и бабушка.

Сойдя с поезда, они долго стояли, словно не зная, в какую сторону идти; потом выпили газированной воды, потом съели по мороженке, потом купили в киоске «Веселые картинки».

— Погуляем? — спросил сын.

— Нельзя, малыш. Дома о тебе волнуются.

Он посадил сына в трамвай, и пока вагон не тронулся с места, они улыбались друг другу, будто ничего и не случилось…

_1964 г.