Тем хотел показать Кулибин, что годны фонари и для освещения улиц и для ночных работ. Предложил Адмиралтейству освещать зеркальными фонарями корабли, гавани для безопасности ночного плавания.

Адмиралтейство предложением Кулибина пренебрегло, на улицах фонарей не поставили. И двадцать лет спустя освещались еще улицы столицы подвешенными у подъездов плошками со светильным маслом да свечами, выставленными в окнах домов, и то лишь в праздники.

А Потемкин был доволен: императрица милостиво улыбнулась. Еще бы, невидаль какую показал: фейерверк в дворцовой зале.

Потемкин царицу предуведомил о потехе. Поначалу Екатерина перепугалась:

— Да он дворец сожжет, все вещи перепортит — ракеты в покоях пускать!

Потемкин хитро улыбнулся:

— Что испортим, мы с Кулибиным за свой счет обновим.

Одной игрой света чрез зеркала да поставленными пред зеркалами картинками, без натурального огня, Кулибин такую устроил иллюминацию, что императрица приказала повторить и пожаловала механику две тысячи рублей. Что за часы, что за модель моста — плоды труда многолетнего, в который вся сила таланта вложена, что за пустую игрушку — цена по царскому счету вышла одна.

Ах, не по ветру ль развеять трудные мысли о важных замыслах, о пользе общественной, не предаться ль душою забавам? Деньги, почет…

В зимних сумерках сидит Иван Петрович за клавикордами, наигрывает грустные напевы. Мысли неотвязны. На строение моста через Неву потребно полмиллиона. Да деньги, видно, царице на другое надобны. Триста тысяч потрачено на пикник, полмиллиона уплатила государыня за алмаз некоему греку. Архитектура моста не понравилась! Ее переменить можно.

Однако надо думать: долголетен ли мост деревянный? И можно ли сочинить проект моста железного?

Иван Петрович вышел на Неву — посмотреть, подумать. По наплавному Исаакиевскому мосту свернул к Адмиралтейской стороне. Навстречу карета Льва Нарышкина, пребогатого чудака и великого любителя пиров. При царском дворе — главный забавник.

Завидев Кулибина, Нарышкин остановил карету, подзывает художника:

— Садись! Не отпущу — выручать меня надо. Завтра праздник даю в Петергофе, государыня будет. Механический фокус припас для праздника, а вышел конфуз. Подвел театральный механик, итальяшка Бригонций.

И умчал Кулибина в Петергоф. Едва дал время собрать потребные инструменты. Иноземный фокус был занятный: автомат. Сидит в кресле старик — переставляет шашки, считает деньги. При перевозке в Петергоф Бригонций автомат разобрал, а собрать не сумел.

Без большого труда Кулибин привел автомат в действие. Шутник Нарышкин позвал итальянского механика, слезно просит его еще раз попробовать как-нибудь с автоматом справиться.

— Голову мне рубите, коли хоть один человек, кроме того, кто построил автомат, теперь собрать его сможет!

Автомат рукой на Бригонция указует и говорит басом:

— Руби ему голову.

Это сказал Кулибин, спрятанный за автоматом. Механик от страха слова молвить не может — бросился бежать, потеряв шляпу.

Повезло Нарышкину. Вместо одной потехи на празднике — сразу две. Гости смотрят, как механический старик считает деньги, а Нарышкин им рассказывает, как он с Кулибиным подшутил над Бригонцием.

Вот опять на забавы день ушел. Да редко днями отделаешься. Приказала императрица для малолетних внуков механические игрушки сочинить. Построил Кулибин гору со стеклянным водопадом, с водяными мельницами, с прудами, по которым игрушечные утки плавают. Игрушка заводная — все движется. Занятно, а время ушло несчитанное.

От Потемкина гонец — пожаловать без промедления. Необычайные часы привезли из дальних стран вельможе, хотел императрице подарить, да испорчены.

Часы и впрямь любопытные. Превысокое бронзовое дерево, на нем павлин стоит. На ветви пониже — сова в клетке, на другой — петух. Колокольчики развешаны. По бронзовой земле — грибы. И в срединном грибе — циферблат. А как часы разобрать — непонятно. Отказался бы — да против Потемкина не пойдешь.

День за днем сидит Кулибин над часами, ищет их секрет. Не скоро нашел: одно перо павлина показалось чуть отличным от прочих. Тут и была тайна — вынул перышко, и часы удалось разобрать. Испорчены были сильно — одни части поломаны, других вовсе нет.

На починку ушло времени свыше месяца и денег куча. Больше тысячи рублей потратил Кулибин, а Потемкин спасибо сказал, но про деньги забыл.

Игрушка была в исправности. Павлин распускал хвост и напоминал Кулибину молодых франтов на придворном балу. Колокольчики звонили, петух кукарекал, сова хлопала глазами. Пользы же обществу от сего труда было не более, нежели от франтов на балу.

Поседела борода. Неторопливой стала походка. Лета немалые — шестой десяток. Сколько сделано! Нет, мало сделано. Неустанны были труды, а все в моделях, проектах, чертежах. К модели моста уже и любопытные редко ходят.

Умер Потемкин, и это печально. Видел от него и дурное — отрывал от дела нещадно, никогда не спрашивал, есть ли охота и время фейерверки к его праздникам сочинять. Однако и дело жаловал. Не было в нем небрежения душевного, любил талант и мастерство. Чванлив был с вельможами, людей же славных делами своими отличал. И это было Кулибину дорого.

Вот умирают ровесники, спешить надо с большими замыслами. Времени свободного стало больше. Мастерские за двадцать лет смотрения налажены — лучших в России нет. Из учеников выросли добрые мастера, не требуют присмотра. Время есть. И сил еще много — стареть Кулибин не хотел, замыслов не счесть.

Коляска-самокатка, трехколесная. Лошадей не надо: двое сидят, а слуга, стоя на запятках, нажимает ногами педали пружинные. Нашел, как движение от пружин к колесам передавать, сочинил устройство руля, тормоз.

Подумал — и отложил чертежи в сторону. Пользы обществу мало. Баре будут сидеть в коляске, а слуга — вместо лошади. Да и выдуманы уже, говорят, самоходные коляски в Париже^[7].

Телеграф оптический — быстро вести передавать. Машину придумал: она движет крылья на высокой башне — на манер ветряной мельницы. Движения крыла — вверх, вниз либо в сторону — телеграфические знаки, изображают слоги. Из слогов слова складываются. Знаки от одной башни передаются к другой, потом к третьей. Поставлены башни так, что с одной крылья другой видны. Для сообщений создал особую азбуку — из литер, цифр, запятых и слогов. Сообщения, передаваемые той азбукой, секретны — не имея таблиц, их не прочтешь.

Модель телеграфической машины смотрела императрица. Нашла ее занятной и повелела сдать на хранение в кунсткамеру. Снова пользы для общества не проистекло — сочли дело за игрушку.

Жалованье Кулибина было прибавлено, да семейству мало было от того пользы — все деньги уходили на опыты. Обещала императрица новые изобретения оплачивать особо, однако обещание ее забылось.

Модель моста загромождала двор Волкова дома. Сторожа Кулибин нанимал за свой счет. Часто ходил осматривать — не повреждена ли. Берег модель, ждал времени, когда можно будет похлопотать о постройке моста.

Напоминать не пришлось — внезапно во дворце вспомнили о мосте. Приказано было модель разобрать и перевезти для украшения новоустроенного сада при Таврическом дворце. Перекинуть его там через пруд для услаждения взоров и развлечения гуляющих.

Вот и конец, вот и смерть большого замысла, дерзкой мечты. Удивлялся гениальный Бернулли, хвалил великий Эйлер, кланялся сам Суворов. Да что хвалы! Людей спасал бы мост от гибели, для пользы общественной свершен был труд. Сердце отдано строению, еще в свете не виданному, бессонные ночи, жар ума ему отданы.

Веселые люди во дворце, легкие люди. В гордой вещи сумели увидеть игрушку. Для развлечения гуляющих…

Разбирать модель Кулибин отказался — не соберешь потом. Взялся перевезти как есть, целиком, с Васильевского острова через весь город в Таврический сад.