Сейчас Калюжный стоял у верстака и, нахмурившись, поводил по сторонам строгими глазами.

— Садись, старина, — пригласил его Чернопятов.

Глазки Калюжного сердито блеснули. Присаживаясь, он недовольно буркнул:

— Далось тебе «старина»! — и тут же спросил: — Разобрался в бумагах? Есть что-нибудь дельное?

— Хе-хе!.. — усмехнулся Чернопятов и весело посмотрел на Калюжного. — Ну, ладно… Беру слова обратно.

— Ты скажи, как пакет? — нетерпеливо повторил Калюжный.

— Быстрый ты человек. До чего же быстрый!.. Сразу тебе вынь да положь! В пакете, брат, оказались такие бумаги, что у меня чуть ум за разум не заскочил…

Калюжный недоверчиво посмотрел на друга.

— Точно! — подтвердил Чернопятов. — Я читал и глазам не верил. А руки тряслись, будто кур воровал. Ох, и куш мы оторвали!

— Что же там? — сгорал от нетерпения Калюжный.

— Сейчас увидишь… — Чернопятов полез под верстак, отодвинул разную железную рухлядь, вынул из стены кирпич и сунул руку в отверстие. Оттуда он вытащил объемистую стопку бумаг.

Усевшись на прежнее место, он со свойственной ему неторопливостью разложил бумаги на коленях, разгладил их и начал перелистывать.

— Я разобрался только в названиях документов, но и этого довольно. Смотри!

Калюжный схватил бумаги, начал их листать.

— Ничего не пойму… Тарабарщина!

— А ты читай заголовки, — сказал ему Чернопятов. — Под каждым из них я написал по-русски.

Торопливо забегали пальцы Калюжного. Он перекидывал страницу за страницей, вглядывался к карандашные надписи, сделанные рукой Чернопятова, шепотом приговаривая:

— Черт возьми!.. Вот это да!..

— Сто семнадцать страниц! — заметил Чернопятов.

— Ужас!.. — проговорил Калюжный. — Просто ужас! — Он задумался и продолжал: — Что же нам делать? Если передавать все это шифром по радио, то уйдет полгода…

— Прежде чем передавать, надо их грамотно перевести, а это тоже время.

— И немалое, — согласился Калюжный.

— Да… А дело срочное, — покачал головой Чернопятов. — И перегружать рацию нельзя. Завалим мы Костю. Запеленгуют нас гестаповцы в один момент. Сейчас Костя передает четыре — пять минут два раза в неделю, а если взяться за это… — Он потряс ворохом бумаг перед носом Калюжного и присвистнул.

Калюжный вздохнул:

— Я же говорю, что полгода уйдет.

— Ну, насчет полугода ты маленько загнул, — поправил его Чернопятов. — Я прикинул. Получается два месяца, если передавать ежедневно и по полчаса. Вот она какая штука!

— Пусть два месяца, — согласился Калюжный. — Но кому тогда будут нужны эти документы? На что годны?

— Хе-хе!.. Ребятам на самокрутки пойдут в самый раз… — заметил Чернопятов. — Положение хуже губернаторского. Купила баба порося!..

Калюжный задумался, поджав свои тонкие губы.

Чернопятов смотрел на него, тая в седых усах улыбку. Он понимал, что как ни быстр в решениях, как ни опытен в делах подполья Калюжный, все равно вдруг, сразу он не предложит ничего.

Лицо Калюжного выдавало его растерянность.

— Вот же задача, — признался он в своей беспомощности. — Ничего не придумаешь…

— А я вот придумал, — проговорил Чернопятов и весело подмигнул товарищу.

Тот насупил брови.

— Да, придумал, — повторил Чернопятов. Сняв с ноги ботинок, он вытащил из-под стельки сложенный в квадратик листок бумаги, развернул его и подал Калюжному. — Читай! По-моему, это единственный выход.

Калюжный взял листок, исписанный мельчайшим, но разборчивым почерком, и стал читать.

— Молодец ты, Григорий Афанасьевич! Ей-богу, молодец! А ведь мне не пришло это в голову.

— Хе-хе!.. А мне пришло перед самым твоим приходом, — признался Чернопятов. — Согласен?

— Полностью! Только вот что… — Он приложил палец ко лбу и закрыл глаза, пытаясь что-то вспомнить. — Мы какие явки им сообщали?

— Новые. Одну на Готовцева, вторую — на всякий случай — на меня. Это было в начале мая, когда они собирались прислать человека за деньгами…

— А-а… — вспомнил Калюжный. — За этими немецкими фальшивками?

— Вот-вот…

— Тогда все в порядке, — заявил Калюжный и спрятал листок за околыш кепки. — Завтра в двенадцать ночи депеша пойдет.

А в это время к городу подъезжала легковая машина, в которой восседали комендант города и начальник гестапо. Машину сопровождали четыре мотоциклиста.

Когда машина миновала мост через реку, начальник гестапо сказал:

— Как видите, в нашей зоне никаких следов нет.

Комендант вздохнул и ничего не сказал.

Поездка закончилась ничем. Выяснилось, что через деревню Лопухово за одно только утро по направлению к городу прошло десятка три машин. Несколько из них делали остановку в деревне.

Крестьяне на все расспросы отвечали неохотно и уж, конечно, ничего не могли сказать о какой-то особенной машине.

— А не думается ли вам, — вновь заговорил начальник гестапо, — что она не вышла еще с конечного пункта?

Комендант фыркнул:

— Я же телеграмму имею. В том-то и дело, что вышла. Вот куда девалась она, это мне непонятно. Неужели черт их понес проселками?

— Глупость, — заметил начальник гестапо.

— А что вы думаете? — проговорил комендант. — Взяли да и поехали, как короче и быстрее.

— Тогда бы они давно были здесь.

— Пожалуй, да…

Около комендатуры комендант кивнул своему спутнику и вышел. Начальник гестапо поехал к себе.

Не успел он сесть за свой стол, как зазвонил телефон и опять раздался голос коменданта:

— Это я, майор Фаслер… Мне только что вручили вторую шифровку… Машина вышла и должна давно быть у нас.

Начальник гестапо сделал нетерпеливый жест и ответил:

— Но ведь я с вами лично облазил все овраги и кюветы. Вы же сами убедились, что нет следов, ни аварии, ни взрыва.

— Я понимаю… — проговорил комендант. — Но что мне делать? Вы знаете, какое это серьезное дело?

— Знаю. Вы говорили. Но машина — не иголка. Это же машина, с людьми. И, наконец, почему вы не предъявляете претензий полевой полиции, фельджандармерии? Это же их, военное, а не мое дело. Я занимаюсь мирным населением.

В трубке послышался вздох. После короткой паузы комендант проговорил:

— Это ваше «мирное» население хуже открытого врага там, на фронте, — и он повесил трубку.

Начальник гестапо ругнулся.

— Черт знает что! Неужели нельзя было отправить курьера с такими документами по воздуху? А теперь ломай голову!

В дверь раздался стук.

— Войдите! — разрешил начальник гестапо. Вошел молоденький оберштурмфюрер Мрозек, с гладко причесанной шевелюрой, подтянутый, аккуратный, в новехоньком мундире. Представившись, он осведомился:

— Разрешите спросить?

— Что у вас?

— Я вам уже докладывал… Трое суток назад, в середине ночи, в эфире опять появилась неизвестная радиостанция… Мы ее именуем «крот».

— Вы уверены, что это именно та, которую засекли раньше, или новая?

— Смею вас уверить, что та же. Почерк радиста нам уже знаком. Она опять работала всего три минуты и исчезла. Видимо, перешла на прием.

— Ну?

— А эти трое суток не появлялась, хотя дежурство несли беспрерывно.

— Что дала пеленгация?

— Начальник группы заявляет твердо, что радист с рацией скрывается в городе и где-то недалеко от вокзала.

— Все это мне известно и надоело слушать. Вы цацкаетесь с этим «кротом» уже полгода, — и начальник гестапо резким движением переставил с места на место телефон. — Я хочу знать, когда «крот» будет в наших руках. Ясно?

— Точно так.

— О чем вы хотели спросить?

— Продолжать дежурство пеленгаторщиков или сделать перерыв?

Начальник гестапо всплеснул руками:

— Вы или ребенок, или идиот, — проговорил он, сдерживая раздражение. — Каждый день толкуем об этом «кроте», а вы спрашиваете, делать перерыв или нет. Никаких перерывов! К дьяволу перерывы! Усилить группу и дежурить круглосуточно, пока не достанете из-под земли этого «крота». Хватит болтовни!.. Идите!..