Князь бы возмущен.

— То есть, ты хочешь сказать, что у меня нет выхода? Я должен отречься и бросить свою страну как кость мерзким имперским шакалам?

Лина не успела ответить, что ничего такого она не говорила. Влез молчавший всю дорогу Стефан. Он долго наблюдал и думал, понимая, что в этом раскладе ему если что и достанется, то это будут жалкие огрызки, да и то потом. Зато разговор об артефактах и Азильде давал ему возможность показать себя с лучшей стороны.

— Нет, Ваша Светлость, вы Лину не так поняли. Она сказала, что выход лежит не в магических действиях, а совсем в другой стороне. Агентам Дамиана пора уже добраться до Азильды. Правда, как они станут ее уговаривать, я представить себе не могу.

На слове «уговаривать» глаза Лины хищно блеснули:

— Ей можно, например, сказать, что кольцо блокирует ее способность к близости с мужчиной и возможность забеременеть. Это так и есть, думаю, она в этом уже убедилась. А вот если она кольцо снимет… Думаю, внушить ей что‑нибудь не так уж сложно. Насколько я слышала, госпожа княгиня умом не отличается. Только информацию надо подавать ей под соусом заботы о ее благополучии и счастье. По другому она ее не съест.

Дамиан саркастически хмыкнул:

— До нее еще надо добраться… Сдается мне, в Стомбире Азильда на положении почетной пленницы. Вряд ли к ней допустят постороннего. Ни торговцев, ни артистов, ни целителей к ней до сих пор не пустили, — он на минуту задумался, — Правда, до сих пор это были мужчины. Возможно, женщине это удалось бы. Женщин в империи ни в медный гаст не ставят и опасности от них не ожидают.

После этих простых слов в комнате вдруг повисла тишина, а затем ее разорвал крик Тины:

— Нет! И даже не мечтайте! Ни за что!

Дамиан испуганно отшатнулся:

— О чем вы, Валентина? Я еще ничего не сказал!

Глаза девушки хищно блеснули.

— Зато подумали! Я по глазам вижу: подумали и придумали! Так вот: забудьте! Я ни за что не позволю, чтобы Лина подверглась такой опасности!

Она вскочила и заставила подняться сидевшую молча подругу, затем заговорила уже спокойнее, обращаясь к князю:

— Ваша Светлость, все было замечательно, картина ваша — просто потрясающая, вы — гениальный художник! Спасибо вам за все, а теперь мы пойдем, правда. У нас с Линой на сегодня еще много дел.

И она потащила артефакторшу к выходу. Та криво усмехалась, но молча шла за красавицей — ведьмой.

Мужчины же просто остолбенели. Никто не ожидал ничего подобного, поэтому никто не успел сразу прореагировать. Дамиан понимал, что девушек нужно во что бы то ни стало остановить и объяснить им, что никто их обижать или использовать не собирается.

Хотя… Тина права: когда он говорил, то глядел на Лину и понимал, что лучше нее с Азильдой никто не справится. Вот только план составить не успел, эмоциональная ведьма поняла его лучше, чем он сам и предупредила все, что он мог бы сказать по этому поводу.

Теперь она считает его гадом. А жаль. Даже если ему не судьба быть с ней вместе, то все равно не хотелось выглядеть в ее глазах подлецом, который всех только использует и во всем ищет выгоду.

Надо их остановить и попробовать объясниться.

Дамиан сделал пару шагов к дверям и своими длинными ногами почти обогнал девушек, как вдруг Ромуальд сорвался с места, побежал за удаляющейся парочкой и схватил Лину за руку.

Возможно, он предпочел бы руку Тины, но та шла впереди и обе руки у нее были заняты: одной она тащила на буксире подругу, а другой прижимала к груди обшитую стеклярусом сумочку.

А вот Линина рука свободно висела вдоль тела, так что сами боги велели за нее хвататься.

Пойманная князем артефакторша остановилась. Тина дернула ее пару раз, но заметила, что происходит, и тоже встала как вкопанная. Только выглядела она сердито и позу выбрала вызывающую.

Дамиана удивило поведение целительницы. Казалось, ей безразлично, что они с князем находятся на разных ступенях социальной лестницы и обижать того, кто стоит настолько выше тебя, не следует? Или девушка не осознает, что при желании имеющейся у Ромуальда власти хватит, чтобы принудить ее к чему угодно, и она не сможет оказать сопротивления?

Но князь не торопился гневаться. На его красивом лице возникло хорошо знакомое Дамиану выражение: «Ну как вы можете про меня плохо думать? Я же такой лапочка!» Синие глаза, устремленные на Тину, были полны детской обиды и недоумения.

Ведьма смутилась и опустила глаза, а Ромуальд еще и спросил:

— Валентина, разве я сделал тебе или ей что‑то плохое, что ты так спешишь меня покинуть? Ладно, мой советник придумал что‑то, что угрожает твоей подруге. Но я‑то в чем виноват?

Тина надулась и не стала отвечать, вместо нее заговорила Лина:

— Ваша Светлость, простите, никто и в мыслях не имел вас задеть. Просто моя подруга… ммм… слишком эмоциональная особа. Ей показалось, что мне что‑то угрожает, а она привыкла меня защищать. Как и я ее.

— Я не сержусь на твою подругу, Лина, — ответил Ромуальд, на лице которого засветилась его коронная улыбка: нежная и немного виноватая. Она была адресована всем, но так, что каждая девушка приняла ее на свой счет.

Мало кто мог сопротивляться, когда князь так смотрел и улыбался, Тина не стала исключением. Она спросила, потупившись:

— Так что же вы от нас хотите?

Улыбка Ромуальда стала широкой и торжествующей.

— Останьтесь! Посидите с нами, выпейте вина, закусите фруктами и мы немного поболтаем. Здесь обычно очень скучно, а ваш визит — радость для меня.

Девушки не стали упрямиться и, держась за руки, вернулись на диванчик.

Дамиан благодарил богов, которые создали князя таким, что ему невозможно противиться. Кого угодно уговорит на что угодно, лишь бы ему самому этого захотелось.

После выходки Тины о делах с кольцом княгини разговор больше не заходил. Сначала Ромуальд рассказывал о своих произведениях, даже показал четыре картины, сыграл пару отрывков на разных музыкальных инструментах и спел несколько песен.

Лина взялась ему подпевать. Еще бы, песни то все известные! У нее оказался низкий, красивый, мощный голос, богатый обертонами, и пела она с удовольствием, полностью отдаваясь музыке. Глядя на нее поющую, Дамиан подумал, что князь, как всегда попал в точку с портретом. Сейчас она именно такая и была.

У самого Ромуальда голосок был красивого тембра, но довольно слабый. Очень быстро Лина под него подстроилась и теперь их голоса сливались, красиво оттеняя друг друга. Когда они закончили, князь спросил:

— Где ты училась петь, Лина?

Она пожала плечами.

— Нигде. Я с детства люблю музыку и привыкла петь за работой. Даже заклинания стараюсь напевать на какой‑нибудь знакомый мотив, так проще выдержать ритм да и запомнить легче.

Мужчины вспомнили, как она колдовала в их присутствии и не стали продолжать тему. Вместо этого Ромуальд обратился к Тине:

— Валентина, насколько я понял, вы — моя подданная. Лина — она просто приезжая, а вы отсюда родом?

Девушка покачала головой.

— Я тоже не местная. Мне дом в Ардене достался по наследству от мужа, а ему в свою очередь от бабушки. Вот она была здешней уроженкой, только вышла замуж за парня из Лиатина, а потом они вместе переехали в Элидиану, потому что у парня нашли приличный магический дар. Там их родился их сын, вырос, женился и его жена родила Этьена, у которого дар был еще больше.

Тина глубоко вздохнула, вспомнив мужа, и продолжала:

— Здесь остался дом ее родителей, куда старушка уехала после смерти мужа. Его она завещала внуку, я унаследовала уже за ним. А так как больше нигде в мире у меня собственности нет, то приехала жить сюда. Но родилась я в Элидиане. Моя мама была ведьмой, бежавшей туда из Кортала.

Дамиан хмыкнул:

— Я смотрю, все куда‑то откуда‑то бежали, никто на месте не сидел.

На это откликнулась Лина:

— Все маги и ведьмы бежали и бегут в Элидиану, потому что там для них законодательство наиболее благоприятное. Да и магическое образование там одно из лучших. Одного не учитывают: при такой их концентрации слишком велика конкуренция.