Тина недовольно процедила:

— Можешь все уничтожать прямо сейчас. Теперь ты у нас будешь вместо шпаргалки. Ты же должен помнить собственную писанину.

В ответ на ее слова окошко кучера захлопнулось, раздался крик: «Эгей!» и кони побежали резвей, грозя растрясти карету и ее обитательниц.

Вечером, как и было обещано, путешественницы остановились на ночлег на постоялом дворе. Им даже отвели сразу две комнаты, правда, смежные. Все‑таки компаньонка знатной дамы часто подразумевала под собой камеристку, а служанка должна быть всегда в распоряжении госпожи.

Оставшись с Линой наедине, Тина начала шипеть, как брызнувшая на раскаленный камень вода:

— Ты поняла, во что мы вляпались? Ладно я, ведьминский дар никаким амулетом не засечешь, а ты? Ты можешь гарантировать, что твой амулет окажется эффективным против тех, что развешаны по всей империи?

— Обижаешь, подруга, — покачала головой Лина, — Я все‑таки магистр. Для того, чтобы успешно противодействовать моим изделиям, их артефактор должен быть выше меня уровнем. Не думаю, что массовку для империи изготавливали магистры, на это никакой казны бы не хватило. Но если ты хочешь сказать, что зря мы во все это ввязались, скажу: да. Я в кои‑то веки сглупила. Пошла на поводу собственных эмоций. Хотя… На тот момент я не была готова бросить свой новый дом и бежать из Амондирана. А значит, вынуждена была помогать Ромуальду.

Ромуальда Тина не была готова в чем‑либо обвинять, слишком милым и беззащитным он казался. А вот советник… Как она в нем разочаровалась! Холодный, бездушный тип!

Она пыталась скрыть от себя самой, что именно такие ей всегда нравились. Ей казалось, что за этой суровостью, даже сухостью скрывается огненный темперамент и море сильных чувств. Но раз за разом она сталкивалась с действительностью и та не оправдывала надежд Тины. Суровый, спокойный Этьен был нежно — заботлив и очень хорош в постели, но рвать страсти в клочья отказывался наотрез, да и выбить из него признание в любви Тина смогла лишь однажды, а хотелось слышать эти слова каждый день. Но этот парень вообще был молчуном. А потом он погиб раньше, чем Тина успела в нем разочароваться.

Ее последующие возлюбленные в этом смысле напоминали Этьена. То есть они были суровые, честные, надежные парни, из которых бедная ведьмочка стремилась высечь огонь неземной любви. Лина в этих случаях говорила, что бревно горит не так, как ветки: дает жар, а не пламя. А каменное бревно не горит вовсе и предлагала сменить образ идеала. Но подруга ее не слушала.

А Дамиан… Он казался квинтэссенцией всех тех качеств, которые неудержимо влекли ведьму, но он же был воплощением того, что повергало ее в депрессию. Его ум и целеустремленность делали его бесконечно привлекательным, и в то же время ясно было, что свою цель он ставит выше любовной страсти и изменить это — значит разрушить его жизнь и личность. Будь Тина помоложе, это ее не остановило бы, но сейчас она уже способна была понять, что даже если советник будет сгорать от страсти, он все равно будет поступать по — своему и упрямо идти к своей цели, невзирая ни на что.

Лине Дамиан скорее нравился. Вернее, нравилось с ним работать. Он четко ставил задачу, продумывал свои действия и руководствовался доводами разума, а этого ей в людях больше всего не хватало.

Но если говорить о мужчинах… Они ей были неприятны. Все. Но если бы… Если… Ромуальд имел все шансы изменить отношение Лины к сильному полу. Вот только он остался в своем княжестве.

Дамиан в качестве кучера устроился на сеновале в конюшне. Мог бы и в карете, но у него не помещались ноги. Стефан тоже хотел на сеновал, но его послали сторожить ценное хозяйское добро. В результате, чтобы поместиться на одном из сидений, ему пришлось сложиться в несколько раз. Поэтому спал он плохо, проснулся рано и выглянул во двор.

Было раннее утро. Солнце уже встало, но еще не показалось из‑за леса. День обещал быть теплым, а пока всюду лежал густой туман. И в этом тумане Стефан увидел нечто, показавшееся ему странным. Один из наемников вышел из здания и прошел к конюшне, но не вошел внутрь, а завернул за угол и остановился недалеко от ворот. Маг опознал парня по темной щегольской бородке и стрижке под горшок. Кажется, его звали Гюнтер.

Если бы он пошел в конюшню, Стефан бы решил, что у человека бессонница и он хочет проведать собственного коня. Но тут явно было что‑то другое. Наемник стоял и ждал, прислушиваясь. Вот что‑то тихо зашуршало за воротами и он направился к ним.

Ворота тонули в густом тумане и Стефан не мог разглядеть, что там происходит, но вот что‑то скрипнуло, брякнуло, наступила тишина, снова брякнуло, скрипнуло, а затем наемник возник из тумана и устремился в обратный путь. Он не торопился, шел осторожно и не по прямой, поэтому внезапно оказался совсем рядом с каретой.

Тут Стефан увидел такое, что сразу потерял половину своей осторожности, прыгнул вперед и схватил так называемого Гюнтера за руку.

Тот уже выхватил кинжал, чтобы отбиться, но узнал мага, и вернул оружие в ножны.

Стефан на всякий случай накинул на свою добычу ловчую сеть и молча потащил его в конюшню: находку надо было показать Дамиану.

Дамиан между тем сладко спал и ему снились сны. Поначалу шли разные бессвязные картины с участием неизвестных ему лиц, а под конец вдруг приснилась Тина. Она вошла в конюшню в чем‑то полупрозрачном, совершенно не скрывающем прелесть ее фигуры, подошла к советнику, протянула к нему руки и позвала:

— Дамиан… Дамиан… Проснись…

Внезапно за спиной прекрасной девы возник силуэт мужчины, которого Советник сразу узнал. Точеный нос, черные локоны, синие глаза — князь Ромуальд собственной персоной. Он обнял Тину и начал нежно целовать ее стройную шейку, спускаясь все ниже и ниже, а она все тянула к советнику руки, все звала:

— Дамиан, Дамиан, проснись…

И вдруг Дамиан понял, что это уже не сон, зовут его на самом деле. И не только зовут — трясут за плечо. Он открыл глаза и не смог сразу понять, где явь, где сон. На него с чужого бородатого лица смотрели синие очи Ромуальда. Затем в поле зрения возник Стефан и закричал шепотом:

— Смотри, кого я поймал! Ты мог себе такое представить?!

Еще не пришедший в себя советник сел: вдруг до него дошло все и сразу.

— Ваша Светлость, демоны тебя дери! Ромуальд! Что ты тут делаешь?!

Действительно, в кожаной куртке Гюнтера перед ним стоял князь. Он хорошо замаскировался: заполучил где‑то бронзовый загар наемника, остриг под горшок свои роскошные локоны и обзавелся бородкой. Тот, кто не видел Гюнтера вблизи, вполне мог спутать. Но удивляло не это.

Как?! Как он тут очутился, если несколько дней назад Дамиан оставил его в собственном замке?

Сам он добирался сначала порталами, а затем скакал как бешеный, чтобы успеть на место встречи, и то едва не опоздал. А этот… Стоит тут свеженький, как только что сорванная роза… Откуда?!

Ромуальд, кажется, рассчитывал на другую встречу. Он привычно тряхнул локонами, что при его нынешней прическе выглядело довольно нелепо, и спросил обиженно:

— Ты не рад меня видеть?

— Ромуальд…, — застонал советник, — Мы о чем договаривались? Какой был план? Ты понимаешь, что сломал нам всю игру?

— И вовсе я не сломал, — надулся князь, — я все продумал. Никто ни за что не догадается, куда я отправился. Все думают, что к родным Азильды в Сальвинию. Вроде как она после богомолья решила их навестить, а я поехал налаживать с ней отношения.

Очень хотелось наорать на бестолкового, но приходилось сдерживаться. Все же князь тут Ромуальд, а не он, Дамиан. Но указать ему на ошибки необходимо.

— Кого ты имеешь в виду, говоря «все»? Соседи и знакомые? А об имперцах ты не подумал? В Ардене наверняка остался их агент, и не один. Им должно быть известно истинное положение вещей. Твое исчезновение заставит их действовать. Тебя будут искать, как ты не понимаешь!