Но тут все, от офицеров до неких непроясненных персонажей, только что глаза себе не сломали, таращась на заезжих красоток, но никто и шагу не сделал, чтобы к ним подойти.

Где‑то на середине ужина к „Гертруде и Амалии“ присоединился начальник отряда наемников. Его проводили завистливыми взглядами, но и тут ничего в поведении присутствующих не изменилось.

А Роберт пришел, чтобы сообщить: плата за постой в гостинице слишком высока. Она годится для знатной дамы, но наемники шиковать не собираются. Сегодня они здесь перекантуются, а завтра переберутся в домик на окраине, который им готова сдать бедная вдова. Это недалеко от того выезда из города, что около крепости. Там рядом за стеной имеется обширный выгон, где можно пасти и проезжать коней. В принципе, пока дамы находятся в Стомбире, охрана им не требуется, но он будет посылать парней дежурить в гостиницу.

„Гертруда“ сначала нахмурилась, но когда компаньонка пошептала ей на ухо, согласилась с таким решением. Она только указала, что ее личные слуги останутся при ней.

Их разговор могли слышать все, кто был в зале. В нем не было ничего тайного или подозрительного. Однако на самом деле это был один из пунктов плана, раздел „пути отхода“. Дамиан подозревал, что бежать придется второпях, бросив карету. Но бежать без охраны и лошадей — дело не просто глупое, а невозможное.

Расположение наемников в домике на отлете позволяло им незаметно смыться и дожидаться главных действующих лиц где‑нибудь в лесу.

Тина, как водится, этот пункт плана прослушала и теперь Лине пришлось ей пояснить, что так и задумано.

— Сегодня вас Гюнтер охраняет, госпожа, — сказал Роберт Данцер.

Тина милостиво кивнула, а Лина обреченно вздохнула. Только этого не хватало.

С тех пор, как Ромуальд к ним присоединился, он вел себя образцово: беспрекословно слушался предводителя отряда, регулярно тренировался, не открывал рот без команды и не пытался своим поведением сорвать всю операцию. Но так могло казаться со стороны.

На самом деле он метался. То ему казалось, что Лина — верх совершенства и только с ней он может быть счастлив, то прелести Тины затмевали в его душе образ маленькой артефакторши.

Дать волю своим чувствам он не мог, слишком много народу кругом и нет ни малейшей возможности для уединения. Но вздыхать и бросать на девушек разнообразные по своему значению взгляды у него отлично получалось.

Ни один мужчина даже не заметил бы этих маневров, но с детства привычные именно к этому языку девицы быстро засекли, что происходит что‑то неладное. Если бы они соперничали за внимание князя, то каждая бы думала про себя, что одолела соперницу, но в том‑то и дело, что ничего подобного не было. Так что когда каждая стала ловить на себе то томные и нежные, то страстные взоры. Они поделились впечатлениями и пришли к выводу:

— Паршивец, обеих клеит! — без обиняков высказалась Валентина.

— Творческая натура, — подтвердила Эммелина.

Надо сказать, Лина с самого начала нечто такое подозревала, а Тина просто обиделась за подругу. Она‑то думала, что наконец нашелся идеальный любовник, который сможет изменить отношение Лины к мужчинам и поэтому охотно поддалась собственным измышлениям о том, что князь, как натура тонкая, оценил несравненные достоинства магички и влюбился.

Теперь же ей стало ясно, что это не так. Прекрасный князь был влюблен во всех мало — мальски красивых женщин и не собирался менять свои привычки. Валентина подумала о том, что затащить хоть одну вожделенную красавицу в постель у него теперь нет ни малейшего шанса, и договорилась с Линой, что обе они будут держаться от Ромуальда подальше.

Это произошло еще до того, как отряд преодолел перевал. С тех пор девушки как сговорились: везде ходили только вместе и не давали Ромуальду возможности поговорить с одной без свидетелей. Так что все взгляды, вздохи и страдания только взглядами и вздохами и оставались, не получая никакого материального выражения.

Во время остановок на природе или ночлега в придорожных постоялых дворах он неизменно находился среди наемников. Дамиан и Стефан, изображавшие личных слуг, могли в любой момент подойти хоть к одной, хоть к другой и поговорить, а с его стороны это выглядело подозрительно. Он было попытался, но советник пригрозил, что все сейчас же возвращаются в Амондиран и дальше он может поступать как знает. Князь не первый год был знаком с Дамианом, чтобы думать, что это пустая угроза. У того никогда слово с делом не расходились.

Так что до самого Стомбира он маялся и томился сразу по двум причинам. Во — первых, он был отлучен от предмета своей страсти, а во — вторых, он так и не смог выбрать, в кого именно влюблен.

Конечно, девушки были очень друг на друга непохожие и чувства вызывали различные. На Тину хотелось смотреть и смотреть, ловить каждое движение ее изящного, грациозного тела, каждую мимолетную улыбку. Ромуальд представлял ее себе в разных видах и мечтал, что когда‑нибудь сможет увидеть это не только в воображении. Его глаз художника уже представлял себе будущий портрет. Это будет этюд „белое на белом“ — прекрасное обнаженное тело на смятых простынях. Прекрасные темные волосы Тины и ее глаза цвета грозового неба будут так волшебно выделяться на этом фоне!

Лина… От ее пахло теплом и уютом, вкусной едой и свежевыстиранным бельем. Она казалась мирной гаванью, в которой можно укрыться от всех бед мира. Ромуальд не забыл, как плакал на лининой мягкой и одновременно упругой груди и как она его утешала. Казалось, только она его понимает. Но в то же время он не воспринимал Лину как заменитель маменьки. Он хотел ее как женщину.

Кажется, ее манипуляции с родовыми артефактами Амондиранских князей и в самом деле были успешными. После свадьбы Ромуальд довольно скоро потерял интерес к женщинам кроме чисто художественного. В принципе так и должно было быть: магия брачных колец гарантировала верность супругов. Но в данном случае ему даже собственная жена была не слишком нужна. Ей, к слову, тоже.

Азильда старалась отвадить мужа от спальни, а он не протестовал. Зачем? Ее портрет он уже написал, а она, видите ли, обиделась. Ромуальд иногда изменял Азильде, но редко и вроде как по обязанности: должен же мужчина спать с женщинами, это полезно для здоровья. Жгучего желания, как в юности, больше не было. Ромуальд объяснял это тем, что стареет. Но какая, к демонам, старость в тридцать лет?!

А после того, как Лина занялась его кольцом и что‑то в нем подправила, к нему вернулась любвеобильность молодости в самом своем практическом выражении. Привлекательных женщин хотелось хватать и тащить в постель. И объекты как назло все время маячили перед глазами. Только вот ситуация складывалась так, что ни с одной он не мог остаться наедине и предаться страсти, не опасаясь, что через пару минут их тет — а-тет не будет грубо прерван. О возможности отказа он даже не думал: кто же откажет, нет, не князю, а красивому и талантливому мужчине?

И вот наконец ему улыбнулось счастье. В Стомбирской гостинице девушек разместили в роскошном номере с двумя выходами: из гостиной и из комнаты компаньонки. Дамиан и Стефан, все время торчавшие рядом с „хозяйкой“, отправились в мансарду, где были комнатушки для слуг, наемников расселили по двое в пристройке во дворе, а ему Роберт организовал пост в коридоре, как раз между двумя дверями, ведущими к вожделенным красавицам. Он должен сторожить их всю ночь до утра. От кого? Гостиница здесь приличная, вряд ли кто‑то осмелится покуситься на постоялиц.

Сейчас, пожалуй впервые за все путешествие, Ромуальду представилась возможность хотя бы поговорить, попытаться объясниться хоть с одной их девушек. С какой? С какой получится. Он решил положиться на судьбу.

Поначалу ему не везло. Дамиан и Стефан все время ходили туда — сюда: под видом получения указаний на завтра от хозяйки они сверяли планы и договаривались об условных сигналах.

Затем Роберт решил проверить, как „Гюнтер“ справляется с охраной объекта и пару раз внезапно нагрянул на этаж. К счастью, Ромуальд не успел придумать план обольщения, поэтому стойко оставался на своем посту.