— И чем же тебе так нравится этот слизняк? Когда ты имела с ним дело? Ты сама не понимаешь, что говоришь! — выкликнул в ярости Андрес.

— Я говорю о том, что вижу, — ответила я.

— Заткнись! — рявкнул он. — Что ты видишь? Вот скажи мне, что?

— Много чего интересного.

— Не выдумывай, Каталина. Или ты просто хочешь позлить меня? Ты никак не можешь видеть больше, чем вижу я.

— Значит, ты тоже заметил, как обворожительно он смеется? — спросила я.

— Цыплят по осени считают, — ответил он. — Вот увидишь, как он будет смеяться через месяц.

На следующий день он представил меня лидерам Национальной семейной лиги. Мы приехали в большой дом в районе Санта-Мария и прошли в кабинет сеньора Вирреаля. Он сидел за письменным столом из темного дерева — поразительно тощий и уже начавший лысеть. Позднее я узнала, что его жена, напротив, была невероятно толстой, звали ее Мари-Пас, и у них было одиннадцать детей.

— Это моя супруга, адвокат, — представил меня Андрес. — Она желает сотрудничать с вами. Дорогая, — обратился он уже ко мне, — ровно в час я пришлю за тобой Хуана, а до тех пор можешь располагать своим временем, как пожелаешь.

Едва Андрес покинул кабинет, как дверь вновь открылась и вошла сеньора с жемчугами на шее и медальоном с изображением Пресвятой Девы дель Кармен. Изящная, со вкусом одетая, она слишком уж доброжелательно улыбалась, чем насторожила меня с первой минуты.

— Пойдем, — сказала она. — Я представлю тебя нашему обществу и кое-кому из сотрудниц. Меня зовут Алехандра, и я буду счастлива стать твоей наставницей, а со временем — и твоей сестрой.

Я сочла ее слишком безвкусной и последовала за ней. Дом был старым и темным, со множеством смежных комнат и дверей, служивших одновременно окнами. Обстановка здесь очень напоминала школьную — те же классы, парты, стулья и доски. Мы вошли в одну из комнат, где уже собрались несколько женщин.

— Мы готовим праздничные гостинцы для заключенных, — просветила меня наставница и новообретенная сестра, пока я раздумывала, почему пятнадцать женщин, сидящих за столами, не решаются даже поболтать между собой. Только и слышалось, как они бормочут вполголоса, укладывая в подарочные кульки гостинцы: «Три печенья с зефиром и кокосом, семь печений в виде зверюшек, две пачки сигарет «Тигр», пять зеленых мармеладных кошек».

— Доброе утро, — пропели они хором, едва мы вошли.

Алехандра как раз представляла меня всем присутствующим, когда в комнату вошла Мари-Пас, держа в руках коробку, за ее юбку цеплялись трое детей.

— Я принесла булочки, — доложила она. — Решайте сами, сколько их класть: по одной или по две. Здесь двести штук.

— А сколько всего заключенных?

— Сто пятьдесят, — ответила усатая толстуха, не прекращая складывать печенье с зефиром и кокосом. Она складывала кульки для соседки, занимающейся фигурками животных, а та передавала следующей женщине с шестью анисовыми карамельками, толстуха с усами уже нагромоздила целую кучу кульков.

— То есть либо не хватает сотни, либо пятьдесят лишних, — сказала Мари-Пас, произведя в уме нехитрые вычисления.

— Пусть пятьдесят останется, — предложила Алехандра. — Мы разделим их между охранниками и женами, идущими на свидание.

— Боюсь, что не хватит, — снова заметила толстуха с усами. — Охранников и гостей всегда больше, чем заключенных. На ее столе, заваленном сумками, уже не было места, а она все еще продолжала их наполнять. — Амалита, — сказала она, — простите за беспокойство, но, если вы не поторопитесь с вашими зверюшками, а Сеси — с карамельками, я не смогу продолжать работу.

— Ах, Иренита, простите, что мы вас задерживаем. Но вы не волнуйтесь, мы сейчас поторопимся. Если бы мы пришли раньше, то наши дома остались бы неприбранными.

— Но теперь-то мы здесь, — сказала Алехандра, хотя по ее лицу было ясно, что она не считает их ровней себе, судя по всему, они были служанками. 

Позже я узнала, что ее муж владеет акциями «Железного дворца» и компании «Кока-Кола», а также бумажной фабрикой в Соноре и производством пряжи в Тласкале. Никому не пришло бы в голову, что в ее доме беспорядок, пока она занимается благотворительностью, зато она говорила с таким видом, будто раздает в этих пакетах истину.

Почти все остальные женщины выглядели небогатыми; большинство из них были женами подчиненных мужа Алехандры, бедных чиновников, а кое-кто — даже женами рабочих. Вскоре они заговорили о церковном приходе и о каком-то отце Фалито. Я поняла, что именно там они и познакомились, и все они регулярно исповедуются отцу Фалито.

Алехандра и Мари-Пас были здесь главными. Они поставили на стол коробку с булочками, посадили меня рядом с ней и велели класть по одной штуке в каждый пакет, уже и так заполненный доверху, после того как прошел через множество женских рук. Сами женщины уединились в дальнем углу и принялись шептаться. Навострив уши, я с легкостью расслышала их разговор.

— Это супруга генерала Асенсио, — сказала Алехандра.

— Будьте с ней начеку. Отец Фалито говорит, что не следует доверять этим людям, — ответила Мари-Пас.

— Фалито преувеличивает, — успокоила ее Алехандра. — Я уверена, что она хороший человек, и считаю, что мы должны дать ей шанс приобщиться к благому делу. А кроме того, Мари-Пас, нам нужны люди, имеющие вес в обществе, держащие в руках рычаги влияния. Это может оказаться полезно для заключенных, ведь женщины из благородных семейств с ними дел иметь не будут.

— Наверное, ты права, — ответила Мари Пас. — Но я ей не доверяю.

Я продолжала считать, делая вид, будто ничего не слышу.

— Одна, одна, еще одна, — повторяла я сосредоточенно, как примерная ученица.

Потом ко мне подошли толстушка Мари-Пас и три ее подхалимки.

— Что это у тебя за духи? — поинтересовалась она кокетливо. — Как приятно пахнут!

— Называются «Деньги», — ответила я. — Итак, вы собираетесь устроить пир для заключенных?

— Думаю, да. Сделаем тинга с колбасой и тушеные бобы. Меня, правда, предупреждали, чтобы не давала им мяса, но бедняжки все же могут хоть один день в году отдохнуть от того дерьма, которым их кормит правительство. Ах, прошу прощения! Ведь твой муж...

— Точно, из правительства, — ответила я.

— Прости, мне так жаль. Представляю себе, до чего это сложная работа — обеспечивать пищей столько людей и каждый день. И ведь обеспечивает. Вполне достаточно, учитывая, что они отбывают наказание, правда?

— Не знаю, — ответила я. — И не знаю, почему вас это так беспокоит.

— Не думай, что это единственное, чем мы занимаемся. Это идея отца Фалито; он очень хороший человек, отзывчивый. Однажды он отправился в тюрьму, чтобы исповедовать умирающего, и вернулся оттуда расстроенный. Рассказал, что тюрьма заросла грязью, камеры битком набиты людьми, почти утратившими человеческий облик. Он даже плакал, вспоминая об этом. Вот тогда мы и попросили разрешения навещать этих людей, молиться за них, хотя бы иногда передавать им гостинцы. Нам казалось это правильным, и нам дали разрешение; как видишь, нынешнее правительство не настолько непримиримо к католической церкви, как предыдущее. Как раз сегодня вечером мы собираемся навестить заключенных. У нас есть для них четки, гравюры, пакеты со сладостями, а также десять нательных образков, которые отец Фалито собирается разыграть.

— Что, разыгрывать образки в лотерею?

— Нет. Их покупают, а потом просят священника, чтобы тот их освятил. Но эти десять образков Фалито хочет разыграть и освятить персонально для каждого выигравшего.

— А если они не захотят? — спросила я, то и дело оглядываясь на дверь и мечтая лишь об одном: скорее бы вернулся Хуан!

— Как это не захотят? — удивилась она. — Разумеется, захотят. Не хватало еще, чтобы они не захотели! Ведь это такая честь: сам Бог послал им такую возможность. Ты же не думаешь, что у кого-то повернется язык сказать Богу «нет»?

— Ты права, — ответила я. — Ни в коем случае не стоит говорить Богу «нет».