Ответа он не получил. Лукаш нашел глазами Божену и, сощурив глаза, сказал недовольно:
— Я же просил не вызывать врача.
— Отец! — взмолилась Божена. — Все равно теперь поздно об этом говорить.
— А кто же вам порекомендовал лечиться табаком? — спросил Нерич тоном строгого наставника и сделал вид, что пропустил мимо ушей не слишком-то любезную фразу больного. — Да еще таким крепким табаком!
Лукаш внимательно разглядывал врача.
— Он меня не слушает, — пожаловалась Божена. — Три дня не курил, а сегодня…
— Вы славянин? — неожиданно спросил Ярослав.
— Славянин, серб, — ответил Нерич с улыбкой.
— Сразу видно, — неопределенно проговорил Лукаш.
Нерич, взяв тяжелую руку больного выше кисти и глядя на часы, стал отсчитывать пульс. Переводя взгляд со своей руки на руку Лукаша, он невольно подумал: «Да, вот рука потомственного пролетария, и вот рука дворянина и интеллигента. Разных полюсов люди. К тому же и характер у старика не слишком податлив».
Божена не спускала глаз с Нерича. Поможет ли он отцу? Поверит ли ему отец? Всей душой она хотела, чтобы Нерич оказался на высоте положения.
Нерич спросил:
— Температура?
— Тридцать девять и восемь, — ответила Божена.
— Когда измеряли?
— Примерно час назад.
— Когда делали перевязку? — повернулся Нерич к Лукашу.
— Не делали, — виновато ответила за отца Божена.
Нерич пожал плечами.
— Что принимает больной?
— Ничего, — коротко ответила Божена.
— Противостолбнячный укол делали?
Лукаш отрицательно покачал головой.
— Странно… — Нерич опять поднял плечи. — Почему вас сразу не отвезли в больницу?
На губах Лукаша проскользнула тень улыбки.
— Дорогое удовольствие, господин доктор, и потом…
— Что потом?
— Ранение связано с небольшим происшествием… Вмешается полиция, а я этого не хочу.
Ответ не удовлетворил Нерича. Он встал со стула, энергично потер подбородок и мягко, но решительно сказал, повернувшись к Божене:
— Я вашего отца отвезу сейчас в свою клинику, к профессору Лернэ, в Карловы Вары.
— Что вы! — вырвалось у девушки.
— Не понимаю, что вас удивляет.
«И в самом деле… почему ее отцу не лечиться у профессора Лернэ? Но сколько это будет стоить?»
— Это будет дорого стоить… Мы не можем…
— Не тревожьтесь. Вам не придется платить. Я все устрою, — сказал Нерич.
— Если так, то мы должны… — нерешительно проговорила Божена.
— Что должны? — Лукаш повернул голову к дочери.
— Поблагодарить господина Нерича. Ведь тебе будет хорошо, отец.
— Я никуда не поеду, — негромко сказал Лукаш.
Антонин Слива хотел вмешаться, но не успел. Божена бросилась к кровати, упала на колени и, схватив руку отца, стала просить в слезах:
— Родной мой… отец… Ты же любишь меня?.. Сделай то, что я прошу… — Она целовала его жилистую сильную руку, прижималась к ней щекой.
Лукаш нахмурился. Оценивающими, пытливыми глазами он посмотрел на врача, на Антонина Сливу. Неричу показалось, что эти глаза проникают к нему в самую душу.
Мужчины стояли в ожидании.
— Хорошо, — сказал Лукаш, — я согласен. Но в Карловы Вары не поеду. В Праге тоже есть больницы.
— Сейчас я сбегаю за машиной и отвезу вас, — вызвался Антонин.
— У меня своя машина, — предупредил Нерич. — Собирайтесь. Если не хотите ко мне, я вас доставлю в любую больницу.
Антонин помог Божене одеть отца. Лукаш с трудом держался, придерживаясь руками за спинку кровати. Божена подошла к Неричу.
— Как я вам благодарна! — проговорила она.
— Стоит ли об этом говорить? Это мой долг, Божена. Отец через неделю вернется совершенно здоровым.
— Можно мне его проводить?
— Конечно.
Нерич и Антонин посадили Лукаша на заднее сиденье, и Божена с мольбой в голосе попросила Антонина:
— Антонин, дорогой, поедем с нами!
— Я готов, — скромно ответил юноша и мельком посмотрел на Нерича.
— Прошу, места всем хватит, — пригласил Милаш.
Но в душе у него шевельнулось недовольство: этот юноша, скромный и решительный, казался ему опасным; несомненно, он имеет влияние на Божену. Девушка села рядом с отцом, поддерживая его за плечи. Антонин устроился возле Нерича.
Молчание нарушил Антонин. Он возмущенно сказал, что над стадионом, где проходил сокольский слет, барражировали истребители. На этом слете участвовала и делегация Югославии — земляки Нерича.
— Тяжелые времена наступают для славян, — тихо отозвался Лукаш.
Нерич прервал его:
— Вы не пересиливайте себя. Поправитесь — тогда поговорим.
Лукаш замолчал.
Но Антонину такого совета Нерич подать не мог, и юноша говорил без умолку. На чем свет стоит он клял Гитлера, Гейнлейна, досталось от него Бенешу, Годже, Берану, Прейсу. Нелестно отозвался Антонин об англичанах и французах, назвал двурушником лорда Ренсимена. Свои симпатии юноша отдавал Советскому Союзу. Тут же выяснилось, что год назад в составе рабочей делегации он был в СССР.
Нерич искоса поглядывал на Антонина. С каждым словом юноши Нерич настораживался все больше. Не нравилось энергичное лицо Антонина и не нравилась смелость его слов, его горячность, задор, самоуверенность.
«Этот на все пойдет», — отметил Нерич про себя. И спросил Антонина в упор:
— Вы коммунист?
Юноша отрицательно качнул головой.
— К сожалению, пока беспартийный. Вы почему спрашиваете?
Ответа не последовало. Машина остановилась около больницы. Нерич вылез из-за руля.
— Прошу минутку подождать меня, — сказал он.
Уже рассвело. Улицы города оживлялись. Появились женщины с базарными сумками и корзинками.
Вскоре Нерич вернулся в сопровождении двух санитарок. Лукаша положили на носилки. Антонин на прощанье пожал ему руку, Божена поцеловала отца в лоб.
— Поправляйся!
— А ты береги себя, — сказал Лукаш, и глаза его потеплели.
Глава шестая
Сдерживая накипевшую злобу, Обермейер читал ответ штандартенфюрера СС фон Термица на свои два последние письма.
«Уважаемый Эгер! — писал штандартенфюрер. — С планом ваших действий я не согласен. Вашу инициативу не одобряю. Вы идете по линии наименьшего сопротивления, а ситуация в вашей зоне требует активных действий. Вы занялись „дедушкой“. Кто вас просил об этом? Кто вам сказал, что он для нас опасен? Почему вы вдруг решили отложить в сторону все текущие дела? Не мешайте ему. Не путайтесь у него под ногами. Направьте все усилия на подрыв влияния коммунистов и разложение организуемого ими народного фронта. Я опасаюсь, что вы смотрите в стекла перевернутого бинокля и не видите, что творится у вас под носом. Вы должны понимать, что волна демонстраций и митингов, захлестнувшая страну, очень неприятна для нас, а вы остаетесь пассивным наблюдателем. Продумайте возможности и средства ликвидации актива компартии, используйте направленных к вам людей, попытайтесь схватить и доставить к нам одного-двух членов так называемого политического бюро ЦК. Нам известно, что сейчас они разъезжают по крупным центрам и выступают открыто. Организуйте инциденты, конфликты, провокации. Активизируйте связи в „кухне“ Махника, путайте карты русским в бюро доктора Крофты.
Вот план ваших действий. Фон Термиц.
P. S. Приобретение „Дравы“ отношу к вашим успехам. Смелее направляйте его действия в русло наших интересов. Но осторожнее с Эльвирой. Могут быть большие неприятности. Вы рискуете многим».
Обермейер чиркнул спичкой и на огне сжег письмо. И дернул же его черт написать штандартенфюреру об этом лорде Ренсимене! Чего доброго, он и в самом деле считает его, Обермейера, безнадежным глупцом… Но откуда же он мог знать, что Ренсимена следует оставить в покое? Догадаться самому? Это не так просто. Штандартенфюрер должен был предупредить его заранее.
Обермейер шумно вздохнул и, поднявшись из-за стола, крупными шагами стал ходить по комнате.
Звонок известил о том, что явился посетитель. Обермейер взглянул на часы. Половина третьего ночи. Кто мог пожаловать так поздно? Вошел Нерич.