— Знаю. — перед моим взором вереницей проносятся тусклые дни без него: один похожий на другой, не покидающее чувство тревоги, липкое одиночество и страх, что он так и не придет. — Я знаю. Не уходи. — И я снова тянусь к нему, но тут он меня отталкивает

Лицо его становится злым, в руках из ниоткуда появляется флейта, и он шипит:

— Ты глупая девчонка! Ты сама не знаешь, о чем просишь! Смотри же! Смотри! — он подносит флейту к губам и новая мелодия, отрывистая, злая, построенная на стаккато, вновь уводит меня за собой.

-Смотри! Переход был резким, я увидела ярко освещенный сад и две фигурки, стоящие в обнимку в беседке. Молодой парень трепетно прижимал к себе хрупкую девушку, нежно касаясь губами ее волос.

— Готлиб[1]! Мой! Навсегда мой!

— Агнет! Моя! Наконец-то моя!

— Смотри! в небольшой темной каморке слышится хриплый кашель. В дверях стоит дородная тетка, ругаясь на чем свет стоит:

— Я не лечу за просто так, или в долг! Мои услуги стоят денег! Позови, когда сможешь заплатить!

— Пожалуйста, запишите в долг, она очень больна, она не выживет, пожалуйста, помогите, я отдам, даже больше - тонкий ломкий голос молодого парня разрывает гнетущую тишину.

— Я все сказала! Приходи, когда сможешь заплатить!

— Смотри! — нет, нет, вы же обещали, я выполнил то, что обещал, крысы ушли из замка, ну будьте же людьми, — парень чуть не плакал, умоляя отдать оговоренное.

— Давай-давай, малец, шагай отсюда, пока не позвали сюда святого отца, а тот и в пособничестве сатане может обвинить. — в четыре руки парня выставили за ворота.

— Смотри! — Медяк. — невыносимо худой мальчишка вместо предложенного хлеба просит оплаты деньгами за выполненную работу.

— Смотри! Картофельные очистки, вытащенные из корыта для свиней, пока никто не заметил, не могут в полной мере утолить чувство сосущего голода.

-Смотри! Мелькающие улочки мимо бегущего истощенного мальчишки, который осторожно прижимал к животу вожделенную склянку с лекарством. «Агнет! ты обязательно выздоровеешь» — шептали его искусанные в кровь губы — а люди шарахались от бормочущего парня

— Смотри! — Агнет! — он радостно распахнул дверь снимаемой ими комнатки. Агнет! — Но его встретила только тишина.

— Не-е-ет! Нет!.. — рычащий вопль будто отскакивает от стен. — Ну как же так, как так ... — добытое с таким трудом лекарство полетело на пол, и сам парень рухнул на колени рядом с ним.

— Агнет, Агнет, — шептали его губы.

— Она умерла вчера к вечеру. — его головы коснулась рука старухи, у который они снимали комнату. — Ее тело унесли и сожгли. Ты ведь знаешь, они всех сжигают, чтобы не было эпидемии. Мне жаль, Готлиб.

— Смотри! Фигура молодого человека стоит недалеко от замковых ворот. Ветер треплет его старый плащ. В глазах — пустота. Иногда там мелькает тоска и боль, но не надолго, снова сменяясь пустотой. И ничего не предвещает беды, когда он подносит к губам неведомо откуда взявшуюся флейту.

И звонкая задорная мелодия раздается в жаркой тишине. Проходящие мимо люди кивают в такт головой и останавливаются послушать. Но вскоре к звонко стелющейся мелодии примешиваются вопли ужаса. Бесконечные полчища крыс, огромных, как кошки, стягиваются к городу. Флейтист все играет, а злобные твари начинают нападать на людей. Музыка звучит громче и пронзительнее, почти заглушая человеческие крики. Крысы, будто безумные, хватают и рвут своими острыми зубами все без разбору, будь то хлеб, или человек, направляясь к замку, где спокойно играет на флейте музыкант.

— Смотри! В году 1318, в день святых Иоанна и Павла, 26 августа, город N подвергся нападению полчищ крыс, наведенным бесовской музыкой трубача, и был съеден ими подчистую. — надтреснутый голос Глеба вернул меня к промозглой реальности.

Я заметила, что снова прижимаюсь к нему, все так же обнимая за талию. Наверное, я должна считать его убийцей. Но мне все равно. На этот город, на его крыс и погибших людей. Мне нужен он, мой Крысолов. Моя сказка на новый лад, тот, о ком ходят легенды и слагают песни.

— Ты мне нужен, — выразила я свои мысли вслух. — И пойдем домой, я замерзла.

Ноги подкашиваются от холода и усталости, я хватаюсь за его руку, пытаясь удержаться. Глеб крепко прижимает меня к себе, обнимая одной рукой, а второй проводит по воздуху, будто открывая невидимую дверь, и мы оказываемся в моей комнате. Он быстро раздевает меня, снимая влажную одежду, растирая замерзшие руки и ноги. Потом толкает на кровать и укутывает одеялом. Ложится рядом сам и обнимает меня.

— А почему ты не вылечил ее так же, как и меня? — вдруг вырывается у меня, прежде чем я успеваю что-то подумать.

— Я не мог. Тогда не мог. Не знал своих возможностей. И потом, Агнет... Она не сильно верила моему Дару. Считала его мерзким.

— А как ты научился?

— За тот город, мне назначили наказание. За каждую невинно погубленную душу мне надлежало спасти три жизни. Стражников и лекарницу я выторговал себе, как виновных, за них не нужно было никого спасать. Вот тогда и пришлось мне познавать свой Дар с другой стороны. Свое наказание я выполнил пять лет назад. И только потом мне разрешили искать тебя.

— Меня? Но почему я?

— Ты близкая по крови. Ей.

— Агнете?

Глеб молча кивнул. Он провел по еще влажным волосам рукой, наклонился, щекоча кожу своим дыханием, и меня утянуло в сон, я в кои-то веки засыпала с радостью, зная, что он никуда не денется. Мой музыкант. Мой сказочный Крысолов.

[1] Иностранная форма имени Глеб (Германия)