И на глазах потрясенного до глубины души Тириона и иных воителей Серебряной Зари Дарион Могрейн пронзил себе грудь Испепеляющим. Вновь, как и в ночных кошмарах, ощутил он, как погружается в мутные глубины, тщетно пытаясь вздохнуть. Но за мгновение того, как канул он в пучины забвения, узрел Дарион сияние Света…

Столп ослепительного Света ударил с небес, сокрыв нечестивое воинство Плети, разом испепелив сотни, тысячи мертвяков. "Что это, Тиросус?" - в страхе и благоговении выдохнула Чистосердечная, отвлекшись от сражения. - "Что происходит?" "Это возмездие, офицер Чистосердечная", - отвечал лорд Максвелл. - "Возмездие тысяч душ, жаждущих отмщения".

Мир Дариона растворялся, ускользал, но достиг его далекий глас, который он не надеялся услышать боле. Глас отца. "Я люблю тебя, сынок", - прошелестел голос. - "Всем, чем я есть… чем был… чем буду".

Голос затих, и приблизилась тьма, которую Дарион принял, ибо в том состояла суть приносимой им великой жертвы. "Теперь ты мой, мальчишка", - ликующе расхохотался Кел'Тузад. - "Восстань, Дарион Могрейн. Восстань, Испепеляющий!"

Дарион, ныне - рыцарь смерти, вечный служитель Плети, - поднялся на ноги; грудь еще все его пронзал исполненный порчи Испепеляющий. "Да, мы не достигли цели, но я удовлетворюсь тем, что получу в услужение тебя", - произнес Кел'Тузад. - "Плеть всегда может вернуться к Часовне Надежды Света. А теперь скажи мне, мальчишка… кого ты любишь?" Выдернув меч из груди, Дарион поднял взор на лича, честно ответив: "Никого".

…Пусть Дарион и не мог больше слышать голос Александроса, дух того, пребывающий ныне среди душ доблестных воинов, погребенных в Часовне Надежды Света, обратился к нему в последний раз: "Твоя жертва останется вечной ношей на моей душе, сынок. Ты никогда не оставлял меня, не оставлю тебя и я. Ибо ты преподал мне самый важный урок из всех, которые я усвоил: надежда… не умирает никогда!"