Михаил опустился перед Гавриилом на колени и протянул ему руку. Не сводя глаз с брата, Гавриил провёл лезвием по его ладони. Увидев, как при виде капающей крови губы Михаила изогнулась в улыбке, Гавриил чуть не выронил нож. Но все же нашел в себе силы спросить:

— Михаил, клянешься ли ты быть верным Падшим и соблюдать наши заповеди?

— Да, — сказал Михаил и, взяв перо, расписался кровью.

Отбросив перо, он провел языком по ранке. Затем закрыл глаза и глубоко и удовлетворенно вздохнул. Михаил поднялся на ноги, а Гавриил повернулся лицом к братьям, которые теперь кровью поклялись в верности их принципам.

— Знаю, что это и без того ясно, но здешний персонал под строгим запретом. Все вы способны себя контролировать и не раз доказывали, что при необходимости можете сдерживать свои порывы. Вы читали правила Падших. Все люди здесь — наша семья; тех, кто входит в этот дом, трогать нельзя.

Когда братья молча кивнули, Гавриил успокоился и сказал:

— Патрик покажет вам ваши комнаты. Дом полностью в вашем распоряжении. Ужин в семь. Являться на него каждый вечер — это обязательное требование.

Миллер объяснил, что, хотя на бумаге это и кажется необоснованным, совместные ужины важны для укрепления братских уз, но в основном для того, чтобы помочь его братьям сохранить свою человечность, как бы мало ее ни осталось.

Гавриил отвел Падших на первый этаж. Там они поздоровались со слугами. Приветствия большинства братьев были сдержанными, но голода в их глазах Гавриил не увидел. Зато обнаружил, что наконец-то может свободно дышать. Когда братьев повели в спальни, в которых уже стояли шкафы, битком набитые одеждой и всем необходимым, к нему подошел Миллер и встал рядом.

— Они поклялись?

— Да, — пряча улыбку, сказал Гавриил. — Все до единого.

— Они тебе доверяют, — заметил Миллер.

Гавриил кивнул, от этой мысли его сердце переполнилось счастьем. Закрыв глаза, он молил Бога о том, чтобы у него хватило сил быть тем лидером, который так необходим его братьям. И чтобы, когда наступит судный день, Бог не покарал его за преступления, которые он совершит, защищая убийц. Гавриил установил правила для своих братьев, но он также установил правила и для себя. Как священник, которым ему всегда суждено было быть, он посвятит себя Богу и братьям. Он будет жить целомудренной жизнью в уплату за содеянные с его помощью грехи. За каждое совершенное рукой брата убийство, он расплатится собственной плотью.

Кровь за кровь.

Плоть за плоть.

Открыв глаза, Гавриил вошел в кабинет деда, который теперь стал его. Сев за стол, он глубоко вздохнул и жестом пригласил Миллера сесть.

— У нас готовы инструкторы? — он уже начал планировать для Падших подготовительные тренировки.

Миллер открыл черную книгу, которая была для Джека Мерфи своим вариантом Библии.

— Готовы, — ответил Миллер.

И они начали составлять расписание для каждого из Падших. Как им убивать быстро и профессионально, как оставаться незамеченными, передвигаясь по городу средь бела дня. Они засиделись далеко за полночь и с помощью бутылки виски оговорили самые трудные пункты — как обеспечивать братьям жертв и избавляться от тел.

С напускным безразличием обсуждая подобные темы, Гавриил чувствовал, как что-то внутри него умирает. Но, не без помощи виски, все равно это делал.

Когда Миллер ушел, и Гавриил остался один, он повернулся и посмотрел на висящую на стене картину. На Христа и защищающих его архангелов. На их мечи и широко расправленные крылья. Гавриил провел рукой по груди, по зарубцевавшемуся перевернутому кресту. Он потянулся к лежащей на столе черной книге, нашел нужный телефон и позвонил. Бретрены поставили им это клеймо в насмешку. Гавриил превратит его в нечто новое — в знак силы. В знак единства и веры.

Бретрены больше не будут управлять их жизнями.

Падшие станут возродившимися братьями. Крещенными заново.

Гавриил потянулся за пустым дневником, который нашел в потайном ящике деда. Он открыл первую страницу — ничем незаполненный чистый лист. Взял ручку и начал писать.

В начале…

***

Отец Куинн открыл дверь в темницу Бретренов, следом за ним вошли отцы Маккарти и Брейди. Служба закончилась позже, чем ожидалось. Отец Куинн устал, но помимо этого, его душил гнев. Гавриил исчез. Никаких следов демона, которого им надлежало изгнать. Демона, который теперь выбрался на свободу, и был под защитой кого-то очень могущественного. Отец Куинн никак не мог понять, кто бы это мог быть. Но он узнает. В своё время.

Как только зажегся свет, он сразу понял, что что-то не так. Дав братьям знак быть начеку, он медленно пошел по коридору. Свернув направо, он тут же увидел на земле бездыханное тело одного из своих людей. По его груди растеклась кровь, а глаза мёртвым взглядом уставились в пустоту. При ближайшем рассмотрении отец Куинн заметил на груди священника следы ножевых ранений.

Трое церковников направились по коридорам к общей комнате. Чем ближе они подходили, тем быстрее становились их шаги. На полу валялись трупы священников. Но у отца Куинна не было времени отдать убитым дань уважения. Ему нужно было как можно скорее добраться до комнаты. Когда они завернули за угол и распахнули дверь, то обнаружили там лишь семь пустых кроватей.

— Нет, — резко бросил он и кинулся обыскивать все комнаты подземелья.

— Нет! — заорал он, и его голос эхом отразился от стен. — Как такое произошло?

Отец Куинн повернулся к братьям.

— Нам нужно идти. Сейчас же.

Тридцать минут спустя священники вошли в зал для собраний опорного пункта Бретренов, расположенного вдали от церкви Невинных младенцев и вне бдительного ока высшей Церкви. Отец Брейди заранее созвал всех местных братьев. Отец Куинн вышел в переднюю часть зала.

— Сегодня к нам вторглись. Семь одержимых демонами юношей теперь на свободе. Ни следа, ни намека на их местонахождение. Но эти юноши очень опасны. И если их не найдут, они обрушат зло на наш мир.

Отец Куинн взглянул на своё братство. На него неотрывно смотрели сотни глаз. Это зрелище всегда наполняло его радостью. Может, главная Церковь, больше и не осознавала необходимости в изгнании нечистой силы, зато сидящие в этом зале люди очень даже осознавали. Они были настоящими воинами инквизиции; они знали, как действует дьявол. Но что самое главное, они понимали, как важно вернуть мальчиков, заключавших в себе это зло.

— Братья, мы не остановимся, пока они не окажутся под нашим надзором. И не успокоимся, пока их души не очистятся, а зло не будет побеждено, — каждая клеточка отца Куинна пульсировала пониманием цели, ради которой он был рожден. — Мы поставим падших ангелов на колени. Мы заставим их покаяться. И братья… мы спасём их души.

Эпилог

Десять лет спустя…

Райская усадьба, Массачусетс

Гавриил поправил свой пасторский воротничок. Он разгладил на черной рубашке белую вставку и провел рукой по светлым кудрям. Прозвенел звонок к ужину, и Гавриил глубоко вздохнул. Спина ныла от боли, а при ходьбе ему в кожу впивались металлические шипы обвязанной вокруг бедер власяницы. (Изначально словом «власяница» обозначалась рубашка из грубой ткани, но в нынешнем ее использовании «власяница» представляет собой легкую металлическую цепь с шипами, обвязываемую вокруг бедра — Прим. пер.) Но Гавриил стиснул зубы и терпеливо спустился из своей комнаты в Неф — обеденный зал Падших. Когда он вошел в комнату, все братья уже были в сборе.

Гавриил занял свое место во главе стола. Затем окинул взглядом остальных. Напротив него на другом конце стола сидел Вара. Как и все Падшие, он отрастил волосы длиннее, чем дозволялось в Чистилище — стремление не иметь ничего общего с теми избитыми и замученными мальчиками, которых из них когда-то сделали. Рыжие волосы Вары доставали ему до плеч. Взгляд его пронзительных зеленых глаз блуждал по братьям, а на губах застыла, казалось, извечная ухмылка.

Слева от Вары сидел Уриил, его светлые волосы были такой же длины. Из всех братьев Уриил был самым широкоплечим. И самым высоким. Справа от Вары расположился Села. Каштановые волосы Селы ниспадали ему на спину. Его темные глаза были прикованы Гавриилу. Каждый вечер все его братья ждали Откровения. Приказа после ужина идти к Склепу… распределения убийств, исполнения желаний. Они страшно этого хотели. Жаждали.

Это являлось основой их существования. Остальное не имело значения.

Рядом с Селой сидел Дил. Его плечи были расслаблены, на голубые глаза падали растрепанные черные волосы. Он не снимая носил металлический ошейник. Ошейник, который Гавриил сделал специально для него. Ошейник, с проходящим по нему электрическим током. С таким, что одним нажатием кнопки моментально выведет из строя потерявшего контроль Дила. Но сделать это мог только Гавриил.

Напротив Дила, наматывая на палец тот же самый шнур, сидел Рафаил. Его золотистые глаза смотрели на Гавриила, на лоб спадали пряди чёрных волос. Отросших растрёпанных волос, но не таких длинных, как у остальных. Он искал в глазах Гавриила любые признаки того, что следующее убийство выпадет ему. Гавриил чувствовал его тихое отчаяние.

По правую руку от Гавриила находился Михаил. На нем была черная шелковая расстегнутая до пупка рубашка и обтягивающие кожаные штаны. Михаил вертел в руке все также висевший у него на шее пузырек с кровью. Его темные волосы с одной стороны были выбриты, а с другой естественными волнами ниспадали до самого уха. Голубые глаза Михаила были прикованы к зажатому у него в руке бокалу с красным вином. Каждый сантиметр его обнаженной кожи покрывали татуировки — имитация узора оплетающих его тело вен и артерий. У большинства его братьев так же имелись татуировки, в основном олицетворяющие собой отголоски той боли, что не давала покоя их измученным сердцам. Села был художником высочайшего класса. Он мог обнажить перед миром истории братьев, изобразив их у них на коже.