2. Какими физическими качествами (т.е. характеристиками организма — тела и духа, т.е. биополя) должен обладать выпускник школы?
3. Какой фактологией каких отраслей науки и сфер жизни общества, какими прикладными навыками он должен владеть и на каком уровне?
4. Как относиться к творческому потенциалу ребёнка в процессе обучения?
5. Отношение к творческому потенциалу детей должно быть одинаковым для всех детей либо творческий потенциала одних надо развивать, а других глушить — в зависимости от социального статуса их родителей или каких-то иных факторов, в том числе и особенностей характеров детей?
При этом ответы на каждый из этих вопросов должны даваться в двух вариантах: «мальчиковом» и «девочковом».
После ответа на них встают вопросы о том, как (т.е. какими методами) достичь намеченных результатов в процессе взросления детей.
В СССР (как и в постсоветской России) при построении системы образования определённость была только в ответе на третий вопрос. Причём после ликвидации системы раздельного обучения мальчиков и девочек была утрачена хоть какая-то дифференциация в ответе на этот вопрос, обусловленная половой принадлежностью учеников.
Но третий вопрос — всего лишь сопутствующий четырём другим, и ответ на него не может быть неизменным во времени, поскольку актуальная для жизни общества и реализации возможностей его развития фактология обновляется под воздействием научно-технического прогресса и течения глобального исторического процесса[86].
Ответы же на четыре других вопроса (1‑й, 2‑й, 4‑й и 5‑й) представляют собой системообразующие принципы построения и функционирования системы образования, обусловленные прежде всего концепцией организации жизни общества в преемственности поколений: т.е. они — главные, но ответы на них в условиях толпо-«элитаризма» и в условиях перехода к человечности и состоявшейся человечности — разные вплоть до взаимоисключения.
Но эти четыре системообразующих вопроса даже не осознаются ни педагогическим сообществом и руководством системы образования, депутатским корпусом, ни подавляющим большинством родителей на протяжении многих десятилетий.
Первый и второй вопросы оставались в СССР полностью безответными[87]. По четвёртому вопросу не было ничего, кроме демагогии на тему «творческий потенциал надо развивать[88]и реализовывать его во благо СССР и всего прогрессивного человечества»[89]. В педагогической же практике ответ на четвёртый вопрос был полностью во власти учителей, непосредственно работающих с детьми в классах и в группах продлённого дня[90]:
• одни учителя глушили или игнорировали творческий потенциал и насиловали психику учеников только фактологией соответствующих учебных дисциплин и методами решения стандартных задач — и такие учителя составляли большинство[91];
• другие успешно развивали творческий потенциал, в результате чего дети осваивали и фактологию образовательного стандарта, и вырабатывали творческие навыки разного рода, — но такие наставники составляли меньшинство и «не делали погоду» в школе.
А со стороны руководства системы образования претензии были большей частью к учителям второй группы — тем, кто развивал творческие способности детей, в силу чего выходил за пределы общепринятого шаблона преподавания соответствующих дисциплин, а в ряде случаев конфликтовал с правящими бюрократами, что в пределе могло квалифицироваться как несоответствие генеральному курсу правящей партии и антисоветская деятельность.
Система же высшего профессионального педагогического образования массово производила таких педагогов, которые попадали в первую группу, и редко кто из них в ходе своей работы в школе переходил во вторую группу.
Ответ на пятый вопрос на уровне идеологического официоза и официоза педагогической науки СССР был в том смысле, что творческий потенциал всех детей должен быть востребован и развит, но в педагогической практике ответ на него тоже был в полной власти учителей, работавших с детьми в классах и в группах продлённого дня: были учителя, которые нянькались с «любимчиками» и помыкали прочими учениками (и это разделение класса на «любимчиков» и прочих достаточно часто было обусловлено статусом родителей), а были учителя, которые самозабвенно работали с каждым ребёнком, кто проявлял интерес к их предмету, развивая их познавательно-творческие навыки; а были и те, кто самозабвенно работал с каждым, в результате чего, когда такой учитель сменял предшествующего бывшие двоечники в течение одной — двух четвертей начинали превосходить прежних отличников.
А для того, чтобы и при несовершенстве учебника психологии и образовательных стандартов по истории, обществоведению и прочим предметам поставленная И.В. Сталиным задача[92]могла быть выполненной, необходимо было, чтобы учителя, пробуждающие и развивающие творческий потенциал, во-первых, всех детей без исключения, и во-вторых, на благо общественного развития[93],были доминирующей — если не по численности, то хотя бы по своему авторитету — группой в профессиональном учительском сообществе; и чтобы их профессионализм и авторитет признавался руководством системы образования и представителями партийно-государственной власти. Однако такие учителя составляли меньшинство, и по сути подавлялись системой образования, находившейся под властью диктатуры бюрократов — партаппаратчиков, госчиновников и школьных администраторов.
С другой стороны, в среде учащихся система образования поощряла состязательность за оценки в учёбе. Казалось бы, это — хороший стимул для повышения успеваемости и освоения учебных программ. Но соревнование за оценки в учёбе попутно культивировало:
• в отличниках гипертрофированные самооценки, честолюбие, которые также подавляли творческий потенциал[94]и калечили отличников как в нравственно-этическом отношении, так и в аспекте будущей профессиональной состоятельности;
• в двоечниках и середнячках — наплевательское отношение к результатам своего труда как нравственно-психический навык, который они, став взрослыми, впоследствии реализовывали в работе, в своей профессиональной деятельности;
• и разобщение людей (в отношении общества в целом) на основе большей частью жизненно несостоятельных взаимных оценок личностно-психических качеств и, прежде всего, интеллектуальной мощи[95].
Учителя, которые полагали, что если кому-то из детей много дано, то с него до́лжно и многое спрашивать для того, чтобы он мог реализовать свой потенциал в труде во взрослой жизни,и потому в любом классе все должны получать двойки вне зависимости от одарённости и развитости, если они бездельничают,— были редки. Но именно они опускали отличников из мира их пьянящих иллюзий в реальность жизни и (большей частью по умолчанию) были глубоко правы в оценке предназначения интеллекта человека и его оценок извне[96]. По сути, такие редкостные учителя в своей педагогической практике подавляли состязательность за оценки, на недопустимость которой в учёбе вследствие сопутствующих ей вредоносных по отношению к формированию нравственности и этики эффектов указывал ещё П.Ф. Лесгафт (1837 — 1909). Но советская система образования и её руководители не вняли и этому высказанному им положению.
Тем не менее, в СССР всё же была провозглашена так называемая «триединая задача» построения коммунизма[97]. Она включала в себя три составляющих: 1) построение материально-технической базы коммунизма (т.е. развитие экономики), 2) формирование коммунистических общественных отношений (т.е. формирование жизненного уклада, реализующего экономический принцип коммунизма «от каждого по способности — каждому по потребности»), 3) воспитание «нового человека» — непреклонного носителя коммунистической нравственности и этики, без которых коммунистические общественные отношения не могут стать реальностью.
86
Как уже отмечалось, ныне социально значимая фактология во многих отраслях деятельности обновляется быстрее, чем 1 раз в 10 лет.
87
Первым, вторым и четвёртым вопросами именно на уровне принципов построения системы образования и по существу, ориентируясь на ликвидацию толпо-«элитаризма» (5-й вопрос), хотя и не вдаваясь в возрастные особенности мальчиков и девочек, занимался П.Ф. Лесгафт (1837 — 1909), но его наработки не были востребованы ни в Российской империи, ни в СССР, ни в постсоветской России. В его понимании физическое и психическое развитие детей должны взаимно способствовать друг другу и должны быть направленными на развитие и праведную реализацию творческого потенциала, заложенного в каждом более или менее здоровом ребёнке.
88
Пока А.А. Фурсенко не заявил, что это было ошибкой, и система образования под его руководством не стала перестраиваться под общезападные стандарты массового производства из одарённых Богом детей дебилов и аттестации производимых дебилов в качестве полноценно образованных людей.
89
«Прогрессивное человечество» — словесный штамп советской пропаганды.
90
В школах СССР в 1960‑е гг. было довольно много детей, чьи родители работали, а старшие родственники жили вдалеке (это было следствием трудовой миграции). В таких случаях, если родители не доверяли детям, то по окончании уроков их дети могли остаться в группах продлённого дня в той же школе. Режим работы групп продлённого дня предусматривал: обед, прогулки, выполнение домашних заданий по предметам, свободное время (игры). Вечером дети шли домой либо сами, либо вместе с родителями, когда их рабочий день оканчивался. В зависимости от численности учащихся в группе продлённого дня с нею работали один или несколько учителей школы. Группы продлённого дня были платными (родители оплачивали главным образом питание детей в школе в большинстве случаев по расценкам, более низким, чем в городских столовых и кафе), но для подавляющего большинства семей эти траты не вызывали напряжённости в семейном бюджете.
Существование групп продлённого дня было обусловлено не страхом перед педофилами и хулиганами (в СССР уровень уличной преступности, особенно в дневное время, а тем более против детей, был весьма низким), а главным образом тем, что в младших классах мало кто из детей обладает навыками самоорганизации жизни, достаточными для того, чтобы самостоятельно во́время вернуться из школы домой, пообедать, погулять, сделать уроки и выполнить какие-то обязанности по домашнему хозяйству или просьбы родителей (вспомните фильм «Офицеры» (1971 г.): Ваня Трофимов, суворовец-младшеклассник, вместо возвращения во́время в училище из увольнения — по своей инициативе посетил зоопарк и опоздал, в результате чего получил наряды вне очереди на хозяйственные работы).
В СССР в группах продлённого дня оставались главным образом учащиеся младших классов, ещё не доказавшие родителям свою способность к самоорганизации. Начиная с 5‑го класса, в группах продлённого дня редко кто оставался, поскольку некоторые навыки самоорганизации жизни к этому возрасту дети в их большинстве уже осваивали, и родители доверяли им самостоятельно вернуться из школы домой и заниматься разными делами, пока старшие на работе. Но юридически до 8‑го класса включительно можно было оставить школьника в группе продлённого дня.
91
Поскольку система вступительных экзаменов в вузы тоже была настроена на выявление владения фактологией, то и среди учителей этой группы были выдающиеся гаранты поступления в вузы тех детей, которые старательно учились под их руководством.
Исключением из этого общего правила были МГУ, МФТИ, МИФИ, ЛГУ и ещё некоторые вузы, преодолеть вступительные экзамены в которые можно было, только реализовав свой творческий потенциал в решении нестандартных задач и проявив при этом самообладание.
Например, в середине 1970‑х гг. из 5 задач в одном из вариантов контрольной работы по математике вступительного экзамена в МФТИ три задачи не имели решения, о чём следовало в прямой форме написать в само́й контрольной работе. Но к такому варианту развития событий были психологически готовы только немногие абитуриенты. Решение же двух других задач без письменного уведомления экзаменаторов в прямой форме о том, что остальные три задачи не имеют решений, — гарантировало двойку. Т.е. можно было получить правильные ответы на все 5 заданий контрольной и получить двойку в силу психологической неготовности принять полученный правильный результат, не соответствующий школьной традиции, в которой все задачи имеют решения.
92
Чтобы все могли стать активными деятелями общественного развития и не быть придатком к своему рабочему месту.
93
Второе предполагает не только освоение знаний, но и формирование определённой нравственности и характера.
94
В прошлом П.Ф. Лесгафт порицал поощрение честолюбия в детях, прямо указывая на творческое бесплодие честолюбцев, когда они повзрослеют. Честолюбцы «соперников не терпят и всеми мерами устраняют их, а если возможно, то и уничтожают; для большего контраста они окружают себя лицами забитого типа и даже явными лицемерами («забитый» и «лицемер» — элементы типологии личностных характеров по П.Ф. Лесгафту: наше пояснение при цитировании). Обыкновенных людей они вообще мало ценят и по возможности пользуются ими для выполнения своих замыслов и потребностей; по достижении же своей цели они оставляют их без всякого внимания. Разговоры их всегда типичны, они всегда спорят чужими словами, всё решают изречениями авторитетов. Несмотря на то, что у них обыкновенно нет собственных мнений и что они совершенно не в состоянии творчески проявиться, они очень любят блеснуть мудрым словом или изречением, которые удержаны только памятью, но высказываются ими с большим апломбом и якобы самостоятельно.
Становясь взрослым и являясь общественным деятелем, честолюбец в лучшем случае может быть внешне деловым, исполнительным, знающим человеком, всегда отличающимся самоуверенностью, отсутствием оригинальности и творческих идей. Это — хороший буржуа, действующий по расчёту и высоко ценящий свою деятельность: он живёт для себя и в своё удовольствие и отвлечёнными идеалами не занимается. (…) Честолюбивый тип развивается по-видимому, при двух различных условиях: во-первых, вследствие соревнования, это собственно и есть более чистый тип, во-вторых, вследствие постоянных похвал и восхищения достоинствами ребёнка» (Лесгафт П.Ф. Семейное воспитание ребёнка и его значение. — Раздел «Честолюбивый тип»).
95
Например, если в школу попадал интуитивно развитый ребёнок, то он ощущал, что многое в предлагаемых ему учебных курсах — ложь и вздор. Если он был верен самому себе, то учить этот вздор для него не было никакого смысла, а возводить ложь в ранг Правды-Истины было нравственно неприемлемо. Но объяснить преподавателю, что именно вздорно и ложно, как дело обстоит в действительности, — он не мог в силу возрастной неразвитости психики, недостаточной осведомлённости и неосвоенности творческого потенциала.
Хотя именно такие дети по существу были наиболее готовы к истинной учёбе, но именно они имели наиболее высокие шансы стать двоечниками в школе зубрил-словесников, чьё образное мышление и чувства (включая интуицию) были неразвиты либо своевременно отключались под воздействием бессовестности, сопутствующего бессовестности цинизма и нравственной беспринципности как принципа. Зато именно такие зубрилы-словесники имели наивысшие шансы стать отличниками и медалистами.
96
Что касается интеллектуальной мощи, то она не измеряется в каких-либо абсолютных единицах типа метров и килограммов. Она всегда даётся Свыше для решения каких-то определённых задач в русле Промысла. Поэтому если кто-то убеждён в колоссальной мощи своего интеллекта, то такое его убеждение — выражение дебилизма, не способного понять, что если человек занимается своим делом, то его интеллектуальная мощь находится на уровне, минимально необходимом для этого дела.
97
Интернет формулировку триединой задачи строительства коммунизма приписывает И.В. Сталину и ссылается на издание 1930 г. сборника его работ «Вопросы ленинизма» (http://stalinpravda.narod.ru/fan694.html). Но в том значении, как она изложена выше, её в имеющемся у нас файле «Вопросов ленинизма» нет. В.Ю. Катасонов в статье “О «сталинском экономическом чуде» и «высших целях»” также возводит её постановку к И.В. Сталину, но без ссылки на какие-либо его тексты и публичные выступления (http://sozidatel.org/articles/ekonomika/4526-vyu-katasonov-o-stalinskom-ekonomicheskom-chude-i-vyisshih-tselyah.html). Другие авторы — возводят её к ХХII съезду КПСС, проходившему в 1962 г. и принявшему 3-ю Программу партии, предполагавшую построение коммунизма в СССР к 1980 г.