‒ Заяц Стенечка, ты сейчас находишься на суде. От того, чем он закончится, будет зависеть, умрешь ты или будешь жить. Понятно?
Тот еле заметно кивнул.
‒ Я тебе сейчас оглашу весь список преступлений, в которых ты обвиняешься, ‒ волк снова прокашлялся. ‒ Значит так! Первое – жестокое убийство кабана с отягчающими обстоятельствами. Второе – жестокое убийство макаки Синевановой с отягчающими обстоятельствами. Третье – ты подозреваешься в убийстве семьи белок, шкурки которых мы нашли за лесом три недели назад. Это пока все. Если ты решишь сознаться, то можешь это сделать в любой момент суда. Понятно?
Заяц снова кивнул и чуть было не завалился на бок, но немедленно вернулся в прежнее положение, ощутив укол ножа в бок.
‒ Держись, браток! – послышался голос из толпы.
Волк гневно сверкнул глазами в сторону говорившего и зарычал.
‒ Все сочувствующие убийце могут быть признаны соучастниками! Кто тут сочувствует убийце?!
Но таковых больше не нашлось. Ропот стих, внезапно захлебнувшись.
‒ Продолжим, ‒ сухо произнес Кабанов. ‒ А теперь я тебе объясню, почему мы считаем, что убийца все-таки ты. А все потому, что мы тебя застали на месте преступления.
Он повернулся уже к толпе и многозначительно поднял загипсованную лапу вверх.
‒ Вчера ночью я шел мимо дома Синевановой! Проходя мимо, я обратил внимание на непонятные пятна на шторах в ее окнах. Их было очень хорошо видно, потому что внутри горели лампы. Я решил зайти и проверить, в чем дело. Описывать, что я там увидел, не стану. Поверьте мне, вам это не надо. Но еще больше я удивился, когда увидел, как заяц Стенечка, забившись в угол, старался спрятаться от меня, накрывшись тряпками! Тут-то я его и изловил. Да, поймал гада прямо на месте преступления!
Заяц вдруг застонал.
‒ Молчать! В свое оправдание потом будешь говорить! – вспылил Кабанов.
В назидание волк ткнул ножом в подсудимого.
‒ Я его привел в участок, где он нам все рассказал и подписал соответствующую бумагу, – волк достал из кобуры сложенный листок. ‒ В ней написано следующее. Что, дескать, я, заяц Стенечка, находясь в сытом состоянии и в целой шкуре (кто-то в толпе хмыкнул), даю показания, что это я вчера собственноручно загубил свою любовницу, обезьяну Синеванову, на почве ревности. Я оторвал ей конечности и голову, вырвал хребет, выгрыз ее глаза, содрал с нее шкуру…
‒ Полно вам… ‒ недовольно проворчал Шолох.
‒ … и еще всячески издевался над нею. Таким образом, я признаю себя также виновным в убийстве кабана несколькими днями ранее на почве жадности с целью ограбления. Я распял кабана на дереве и вырвал ему кишки. А еще ранее я убил семью белок путем выдавливания из них внутренностей грубой физической силой… Дата и подпись.
Волк поднял высоко над собой листок, с которого читал.
‒ Это документ, мои дорогие! И этот документ есть доказательство против зайца. Этого доказательства вполне достаточно, чтобы приговорить его к соответствующему наказанию.
На этот раз толпа ответила пустым молчанием. Многих повергло в шок описание смерти Синевановой, некоторым стало просто не по себе. Лишь Шолох, троюродный брат Синевановой, требовательно произнес:
‒ Давайте уже!
‒ Чтобы соблюсти все процедуры, предоставим слово зайцу, ‒ объявил волк. ‒ Подсудимый! Твое слово в свою защиту!
Заяц затуманенным взглядом осмотрел толпу и, надрывисто дыша, с присвистом выговорил:
‒ Это… не я…
Кабанов помялся на месте с полминуты.
‒ Все? Больше сказать нечего?
Но подсудимый не отвечал. Он почти потерял сознание от боли, парализовавшей заячье тело – переломанные лапы опухали и пульсировали, словно от ожогов, в ответ на каждое его движение. Дышать мешали сломанные ребра, а в голове стоял сплошной туман от того, что всю ночь его били палками по затылку и морде.
‒ Ну что же… В таком случае я как представитель власти объявляю решение: суд признает зайца виновным в совершении ряда убийств. Ввиду особой жестокости преступлений, суд постановил назначить зайцу наказание в виде смертной казни прямо после заседания суда. Казнить следует, содрав с преступника шкуру заживо.
В толпе раздались приглушенные восклицания, ослица рухнула без сознания на землю. Несколько животных бросились прочь от этого места, дабы не смотреть на то, что будет дальше. Кто-то поспешил увести детей, которых зачем-то сюда привел. Шолох разразился рыданиями, потому что понял, что от этого его сестра не оживет и облегчения он не испытает. Чумазый приплясывал на месте и нетерпеливо хлопал в ладоши. Очень быстро на помосте появились бобры и установили посредине два крепких шеста с ремнями на них. Подхватив зайца под лапы, волки подняли его и привязали к этим ремням так, чтобы осужденный не упал во время приведения приговора. Через пару минут на помост взошел старый и беззубый пес Шрам, который был палачом в третьем поколении. Еле забравшись на помост, он вдруг вспомнил о чем-то и достал из кармана маску с прорезями для глаз. Надевая ее, он распорядился следующим за ним волкам окатить зайца водой и привести его в чувства.
Тем временем с площади унесли ослицу, которая так и не пришла в себя. Толпа заметно редела, даже козел Федор хоть и слыл брутальным самцом, не выдержал это зрелище и зацокал копытами к своему участку. В этот момент Мидун начал оглядываться, понимая, что нигде не видно жены Стенечки. Хотя ее присутствие ничего не поменяло бы.
Мокрый заяц вздрогнул и поднял висевшую голову. Он уже с трудом понимал, где находится, и что с ним происходит. Боязливо осмотрев одетого в маску пса, он вопросительно глянул на волка, который дал псу команду – приступай!
Вооруженный ножом и клещами пес обошел приговоренного сзади и быстрым профессиональным движением разрезал кожу зайца между лопаток. Затем, поддев клещами шкуру, пес рывком потянул инструмент вниз. Вся площадь замерла, превратившись в каменное изваяние, оглушенная истошными воплями зайца, изо всех сил рвущегося прочь из державших его пут. Неописуемая боль облила его спину кипящей смолой, в бушующем пламени которой он совсем позабыл о своих вчерашних бедах, о том, как его зовут, и как вообще называется эта планета. Это зрелище потрясло оставшихся на площади наблюдателей, и лишь Пус Мидун хладнокровно смотрел на происходящее, да выживший из ума енот Чумазый радовался и пританцовывал.
Спустя полчаса волк Кабанов с деловым и довольным видом убедился, что кровавая куча мышц, которая недавно была зайцем, наконец, испустила дух, и спустился с помоста. Он неторопливо прошелся вдоль оставшихся нескольких жителей поселка и вдруг повернул в сторону Мидуна, который пока не собирался уходить. Подойдя к коту, волк вытащил из фуражки папиросу, дунул в нее и прикурил. Сизый дымок едким запахом ударил в нос коту и тот скривился.
‒ Ты, поди, лопухи куришь… ‒ заметил кот.
Волк не спешил отвечать, а только еще раз затянулся.
‒ И что ты на меня смотришь? Подарить что-то хочешь? – язвил Пус.
Кабанов оценил степень наглости разнузданного кота и с прищуром произнес:
‒ А тебе, я видел, нравилось смотреть, как зайца казнили.
‒ А тебе нравилось его казнить, – не растерялся Пус.
‒ А у меня работа такая. Ловить и наказывать всяких уродов.
‒ Это не значит, что тебе не нравится мучить.
Волк опять ухмыльнулся.
‒ Ты, Мидун, последнее время очень смелый стал. Я гляжу, приходишь на главную площадь, зад свой в крапиву больше не суешь. Ты, наверное, думаешь что все, закрыли дела, списали на зайца и точка?