Внезапный хруст позади удава прервал его речь. Чумазый, задремав, накренился на стуле и начал падать, резко схватившись за стул. Они оба рухнули оземь, а стул дал хорошую трещину. Это отогнало наваждение и от Мидуна, который только скривился и грубо оборвал дальнейшие попытки Закрейздо продолжить речь:

               – Довольно. Ты мне эту ерунду не сказывай, мне это все как лисичке сестричка. Ты что сказать-то хотел в итоге? Что у вас все тут хорошо? Ну, так нет проблем, я порадуюсь вместе с вами. Или что в местных закусочных заканчивается мясо? Да вы его отродясь не ели, а я ел. И могу сказать, что мяса еще полно.

               – Пус, – дрожа от волнения, прошипел Порфирий. – Но ведь мы же ни о чем не договорились! Обществу нужна какая-то уверенность! Ты сам посуди, к нам переезжают новые жители – сегодня приехала сама госпожа графиня Блоходарова-Кисинская! Ты понимаешь, она же богата!

               Мидун хмыкнул:

               – Вам всем от ее богатства какой прок?

               – Ну как же... Ну, вот вскоре займы собирались брать, а теперь не придется. Это же экономит сто кубов плодородной земли! Отдавать не придется!

               – То есть, ее деньги уже ваши деньги?

               – Ну, есть же налоги... Есть система...

               – Да мне чихать на вашу систему! – Мидун начал нервно расхаживать по комнате. – И на деньги!

               – Мы это знаем, мы не против... Ты только дай нам возможность как-то продохнуть.

               – Дышите, кто ж не дает-то?

               – Мы на улицу ходить не можем.

               – Так ходите!

               – Да как же нам ходить, если не сегодня-завтра ты задавишь кого-то из нас!

               Пус приостановился и внимательно посмотрел на Закрейздо.

               – И?

               – Пус... Мы тебя просим... Не надо больше этого... Не изводи поселок.

               – Ха! – Пус не удержался и презрительно фыркнул, попав каплей слюны Порфирию в морду.

               Порфирий притупил взгляд и понуро уставился под лапы коту.

               – А какой смысл мне вас не трогать? Чтобы потом вы меня изводили? Как раньше...

               Удав с наигранным изумлением посмотрел на собеседника:

               – Как это раньше было?

               – А не ты ли на ваших «тайных» посиделках выносил вопрос «о том, как извести всех тварей, имя которых начинаются на М и П»? Не учел ты, что Чумной тоже ходил туда. Он мне по секрету рассказал.

               Удав промолчал.

               – Знаешь, Порфирий... Я тебе так скажу. Чтобы ты понял раз и навсегда. Мне полностью и абсолютно наплевать на то, что вам нужно, чего вы хотите, мешаю ли я вам или нет. Я даже не собираюсь рассматривать ваши пожелания и предложения. Живите, как знаете, я буду жить так, как хочу сам. Ты знаешь, что мне для этого нужно. Немного, самую малость. Но я буду это брать до тех пор, пока у меня есть силы. Вопрос закрыт.

               Закрейздо начал ерзать на полу, поднимая волнами дорожки. После минутной паузы гость продолжил:

               – Тогда можешь хотя бы не трогать Блоходарову-Кисинскую? Как же ее имя... А! Науса. Она только прибыла, и нам очень надо, чтобы она осталась.

               – Ничего я тебе обещать не стану. Как будет, так и будет. Все. Ты свободен. И скажи спасибо, что я наелся. Не думай, что у тебя у самого есть какие-то гарантии.

               Порфирий, не испытывая более судьбу, поспешил проползти мимо вздувшихся ковров и упереться лбом в дверь, пытаясь ее открыть. Через минуту у него это получилось, и удав скрылся в густой темноте ночи.

               Глаза кота еще долго пытались разглядеть в черном зеве окна следы уползающего Порфирия. Не моргая, он смотрел в ночь и размышлял о том, что ему делать дальше. Он и сам не заметил, как набросал в уме коротенький список необходимых дел, и затем начал вычеркивать из него некоторые пункты – он этому не учился и не знал, как додумался до такого. Но вычеркивать ему понравилось, поэтому кот отогнал вязкое наваждение и принялся шарить по тусклым углам в поисках куска бумаги и какого-нибудь карандаша. Найти, на чем писать, ему все равно не удалось. Поэтому спустя некоторое время он плюнул на это дело и пошел спать в тот угол, где теплее. «Утром следует просто отправиться туда, куда захочется» – подумалось ему перед тем, как закрытые глаза подарили сытому телу крепкий сон.

               Утро следующего дня выдалось теплое. Выходя на улицу, кот заметил, что морозы резко отступили и местами в плотном снежном покрове даже наметились проплешины. Кое-где снег решил уступить грызшей его снизу земле. Белое одеяло легко подавалось давлению тепла. Кот задумчиво попинал несколько сугробов и осмотрелся, спрашивая себя, в какую именно сторону его поманит желание. Но желание не захотело приходить так просто. Ни влево, ни вправо дорога не была просторнее. Ничего не привлекло внимание, а вечно опаздывающий случай не пришел вовремя и в этот раз. Пус Мидун сел на дорогу.

               – Давно такого не было... – подумал он вслух и быстро навострил уши. Потом успокоился, поняв, что услышал он сам себя. – М-да...

               Небо застилала легкая дымка, которая, однако, не мешала солнцу хорошенько припекать в открытых от тени местах. Издалека послышался раздражающий стук дятла, и Пус пожалел в этот момент о том, что не имеет под лапой рогатку, которую отобрал как-то у местной детворы, да так и потерял в тот же вечер спьяну. Он слепил снежок, но понял, что до дятла никак не удастся добросить. Прикидывая в лапе вес снежка, Пус осмотрелся и запустил им в ближайшее окно, которое со звоном разлетелось на мелкие осколки. Из окна послышалась грязная ругань. Через мгновение сквозь шевеление шторы мелькнула морда Чумазого.

               – Ну, какого дьявола же вам не спится, уважаемые твари, а?

               Пус инстинктивно припал к земле и, сдавленно хохоча, решил просто дать деру, удивленно спрашивая сам себя, как это он смог забыть, что в этом доме он и сам временно поселился. Сворачивая за угол, кот выпрямился и пошел дальше не спеша, размеренно вышагивая по белой дороге. Пропуская мимо себя новые дома и сараи, он намеренно не замечал мелкого шевеления напуганных жителей, которые передавали друг другу шепотом «идет! он идет!», прыгая, кто куда. Они все почему-то не интересовали его. Шум захлопывающихся ставней его не раздражал, скрежет старых петель на воротах не беспокоил. Остался позади дом почившего давным-давно Драного. Свой старый дом он прошел, даже не покосившись в его сторону. Лишь у дома Барки он остановился и прислушался. Нет, ничего, внутри тихо. Кот отворил калитку к Баркиному дому и взгляд его выхватил следы на доске, оставленные три месяца назад его же когтями, когда он, недовольный тем, что молоко не прокисало, покидал дом своей соседки. Отметины были такими свежими, словно были оставлены им вчера, и Пус с надеждой втянул носом воздух. И снова нет. Никаких эмоций. Мидун с досадой мяукнул.

               Через несколько дворов начинался лес. Провести его по лесу вызвалась давно знакомая тропа, по которой он ходил на рыбалку и возвращался обратно с полным тяжелым мешком за спиной. От воспоминаний кот даже ощутил боль в теле, вызванную толстыми рыбинами, хлеставшими мешковину и его ребра. Пус решил довериться тропе и проследовал вслед за ней, благо, дорожка была протоптанная и укатанная многочисленными ходками какой-то телеги. Все это время осторожный и чуткий зверь спиной ощущал чужой взгляд, но как только он свернул в лесную чащу, этот взгляд вдруг отпустил его, и он почувствовал себя в некоторой степени брошенным и одиноким.

               На самом деле, в поселке не нашлось существа, которое осмелилось бы следить за Пусом Мидуном в лесу. Обязанность по очереди пытаться отслеживать его перемещение в поселке тайным голосованием досталась троим жителям, которые от такой новости насчитали на себе множество побелевших шерстинок. Стараясь избавиться от опасной работы, они придумывали самые разные поводы – кто болел, кто себе лапы калечил капканами, кто в погреб падал. Но замены им не находилось, после чего они выдвинули свое самое главное условие: ни в коем случае не следить за котом ночами и вне границ поселка. Никакие уговоры на них не действовали, да и другие звери их понимали. Никто не согласился бы это делать.