Кот начал чесать бок лапой, потом перевернулся и принялся тереть им о каменистый пол пещеры. Наступила пауза, во время которой енот поспешил сделать еще несколько глоточков напитка.

               ‒ Ты, видимо, ждешь, пока я попрошу тебя рассказать, как же там было.

               ‒ Можешь не просить, я и сам расскажу. Хочешь? – Чумазый протянул коту банку с напитком. У самого енота шерсть на затылке уже стояла дыбом, что свидетельствовало о степени сильного опьянения. Кроме этого он больше ничем не выдавал своего состояния. Разве что содержанием разговора.

               ‒ Во-первых, у них нет твердой поверхности. Они живут как бы в воздухе, ‒ начал Чумазый.

               Пус принял банку от енота и внимательно внюхался в запахи напитка.

               ‒ То есть, они сами называют это плотностью, ‒ продолжал енот. – Внизу там начинается что-то вязкое, типа грязи, но они не могут туда добраться – они сами по весу как воздух, и поэтому парят в своем пространстве и не могут опуститься вниз. У них нет поверхности в нашем понимании. А сами они интересно устроены. Они очень легкие, но поскольку имеют форму вытянутой рыбы, могут быстро летать. В нашем понимании. В их понимании это ходить. Хотя это что-то среднее между полетом, плаванием и ходьбой. Короче, это перемещение.

               Осушив консервную банку, Пус попросил добавки.

               ‒ Бери вот. Ты дальше слушай! У них нет никакого социального строя, они не создают городов и так далее. В их мире они имеют исключительно удобные условия для обитания: там всегда идеальная температура, им не нужны дома и одежда. Там всегда вдоволь пищи, они едят такую шаровидную траву, которая поднимается снизу, когда созревает. У них нет преступности, потому что нечего красть и делить. Семьи у них создаются из семи особей, то есть, чтобы создать себе подобных, надо чтобы их собралось семь, таких как они. И только двое из них воспроизводят потомство, причем один сразу шести видов, а другой только одного, себе подобного. И они имеют представление о морали, сознании, социальном строе, звездах. Чисто в теоретическом плане. Они знают о нашем существовании. И о тебе, Пус, они знают. – Енот увлеченно жестикулировал, деловито расхаживая по пещерке.

               Мидун безразлично смотрел на звезды, которые доносили свое тусклое свечение сквозь свет уже разгоревшейся керосинки, местами прерывая свое созерцание для того, чтобы удивиться, насколько сильно дурман пробирает сознание Чумазого.

               ‒ Так вот, они все почти одинаковые, и у них нет войны. Никакой. Ни за пространство – всем хватает места. Ни за ресурс – все, что надо, есть в достатке. Ни за любовь – у них нет такого понятия вообще. Все они живут сегодняшним днем и верят в разум. Представляешь, Пус?

               Мидун, не отрывая взгляд от кусочка видимого неба, мотнул головой.

               ‒ Видишь, как. Я думаю, ты очень хорошо бы подошел для них. Я с ними поговорю, может, они и нас возьмут к себе…

               Кот потянулся.

               ‒ Мы слишком умные для них, ‒ вполголоса сказал он.

               ‒ Почему это?

               ‒ Да потому что. Потому что ум ‒ это результат того, что у тебя есть проблема. И тебе ее надо решить. Нет проблем ‒ нет ума. Вот попади они к нам, что бы вышло? Да они себе еды добыть не смогут. Даже кислого молока!

               ‒ А что, только молоко имеет значение? ‒ Енот подсознательно стал на сторону обвиняемых.

               ‒ Значение имеет только то, что тебе нужно. ­­

               ‒ Мышление примитивного существа из нашего мира...

               ‒ Вот сломаю тебе хребет, и поймешь, что такое примитивное существо. Дай еще этого напитка. И возьми вот этот стебель, туда кинь, у меня остался, ‒ Пус яростно боролся с нарастающей внутри него тревогой, которую объяснить он не мог. Что-то его беспокоило. Что-то такое, что уже скрылось за пеленой безмятежности, но вот-вот прорвет сознание и кольнет где-то внутри накатившим, словно ледяное дыхание зимнего утра, понимаем. И не успел енот звякнуть банкой о чугунные стенки котелка, набирая для Мидуна новую порцию, как тот вдруг вскочил и зашипел:

               ‒ Барка, сука!

               Чумазый от неожиданности пролил полбанки варева на свое брюхо. И сразу же описался.

               ‒ Представь, она доносит на меня Кабанову! Я-то за твоими травами и забыл совсем!

               Поникший енот, молча переживал боль от ошпаренного пуза и стыд за лужу под лапами.

               ‒ Вот ведь сволочь, поди, и сейчас морду выставила в окошко и сечет – дома ли я? Что мне делать, а?

               Не дожидаясь ответа друга, Мидун схватил валявшуюся на земле банку и набрал себе напитка.

               ‒ Нельзя это так оставлять, ‒ сказал он, отпивая обжигающую жидкость. По всему было видно, что он возбуждался и заводился тем сильнее, чем чаще угощался коктейлем Чумазого. И вскоре накрутив себя до состояния вибрирующей лески, кот вышагивал круги по диаметру пещеры, напрочь забыв про друга и все остальные заботы. Сейчас его волновало только предательство соседки, жгло обидой и кололо чувство уязвленного самолюбия. В голове зрел план мести, в котором с каждой минутой становилось все больше жестокости.

               Отвлекаясь от своих проблем, Чумазый тонким голосом спросил, откуда Мидун узнал про это.

               ‒ Сыцер мне рассказал. Я его встретил, он как раз сбегал из села.

               ‒ Странно, что Сыцеры теперь твои друзья, ‒ отметил енот.

               ‒ Они мне не друзья. Но они ищут сейчас союзников, и почему бы им не найти его в моей особе… ‒ обычно грубому Мидуну впору было и самому удивиться тому, как складно стала литься его речь.

               ‒ Не бойся врагов, а бойся друзей. Это они строили Колизей... ‒ не своим голосом процитировал енот.

               ­‒ Еще ты со своей травой... Говорим так, будто книгами камин топим.

               ‒ Да, чего бы в огонь кинуть, холодно уж.

               Пус не ответил, а только проследовал в дальний угол, откуда вскоре вернулся и спросил:

               ‒ Что мне с ней делать?

               ‒ Ничего, ‒ со вздохом ответил Чумазый. – Ты ничего не можешь сделать. Оставь ее.

               ‒ А ты случайно не стал бояться их всех во главе с Кабановым? ‒ кота начало пошатывать от количества выпитого. Он неловко споткнулся и присел на задние лапы.

               ‒ А что мне его бояться. Мое дело простое, я тут сижу и никого не трогаю. Повесьте мне решетку на вход и ничего не изменится. Ни для них, ни для меня.

               Енот пошел к мешку с рыбой и вытащил еще одну для себя.

               ‒ Ложился бы ты спать, Пус, а завтра что-нибудь придумается.

               Помутившийся разум кота не стал сопротивляться совету друга, которому можно было доверять. Отдохнуть следовало, учитывая бурные обстоятельства прошлого дня. Шатаясь, Мидун подошел к котелку и одним глотком осушил еще одну банку напитка, после чего повалился на землю и уснул хмельным сном.

               Лишь спустя полчаса енот погасил керосинку и принялся укладываться в тряпье, держа неподалеку свою банку. Кинув последний взгляд в сторону выхода из пещеры, он от неожиданности вздрогнул – на него оттуда смотрели светящиеся в темноте два глаза, которые, казалось, прищурились и оценивали енота как добычу. Но затем глаза погасли и на фоне звезд, отчаянно бросавших еноту остатки своего света, обрела очертания косматая дрожащая фигура, в которой Чумазый узнал Пуса Мидуна. Он выгнул спину, припал к земле и растворился в темноте, разинувшей свой зев прямо на кромке пещерного свода.

               Пус открыл глаза. Первое, что он почувствовал – дикая головная боль, которая сдавила его мозг раскаленными тисками. Боясь дернуться лишний раз, Мидун осторожно поднял лапу, закрываясь от яркого дневного света, обжигающего ноющие нервы. Сфокусировав взгляд, он осознал, что находится не дома, а в пещере Чумазого, валясь у выхода. Дополнительный осмотр доступных взгляду предметов показал, что шерсть на его лапе свалялась засохшими комками крови. Стараясь избегать резких движений, Пус медленно повернул голову внутрь пещеры и увидел Чумазого, который сидел на своих тряпках, прижавшись спиной к стене. Его взгляд был совершенно пустым, губы беспорядочно дергались, а лапы сжимали пустую банку. Зверек не откликнулся на слабый оклик Мидуна ни с первого, ни со второго раза.