Побеждаю, конечно, я, потому что я мастер спорта по классической борьбе. Я просто-напросто выдергиваю хама из-за стола, как редиску из грядки, отношу в спальню и кидаю на кушетку.

– Ой-ей-ей! – вопит, брыкаясь, Рис. – Он мне руку отвинтил!

– Не смей бить ребенка! – кричит из кухни Бабушка.

– Поддай этому хаму как следует! – кричит Мама.

– Ну хватит… хватит… В самом деле, – говорит Дедушка, слегка повысив голос, и снова непонятно, на чьей он стороне.

Воскресный обед безнадежно испорчен. Скатерть на столе скомкана, по комнате разбросаны куски торта.

Мы с Мамой демонстративно собираемся в кино. Бабушка и Дедушка тоже намереваются уйти – домой.

– Поедем, Рисок, к нам, – говорит Бабушка Рису, измазанная кремом физиономия которого выглядывает из спальни. – Нет у тебя родителей.

– Ну, попадешь ты когда-нибудь ко мне в лапы, – угрожающе говорю я.

– Ым, – отвечает Рис и наставляет на меня локоть.

Это означает, что он не собирается попадать ко мне в лапы.

– Пусть не возвращается! Нам такой ребенок не нужен! – говорит Мама.

– И не вернусь! – кричит Рис. – Бабуся, одевай меня!

– Будешь жить у нас, внучек, – говорит Бабушка, утепляя своего любимца шерстью, нейлоном и мохером.

– Что, съели? – корчит нам рожи Рис. – Папа – бык, а Мама – лама!

– Рис-Барбарис Объелся Дохлых Крыс! – не выдерживает Мама.

– Родители беспризорника! – не теряется Рис. Это уже Бабушкины штучки.

– Когда-нибудь мы останемся с тобой один на один, – обещаю я, пытаясь выудить Рисово ухо из мохера.

Бабушка немедленно прикрывает своим телом внука.

– Врагу не сдается наш гордый «Варяг»! – доносится глухо из-за Бабушки.

По дороге в кино мы с мамой говорим о Рисе.

– Это все ты. Распустил ребенка, – говорит Мама.

– Наоборот. Виновата ты. Совсем не занимаешься ребенком, – говорю я.

– Ты отец. Ты должен быть авторитетом для сына, а он тебя в грош не ставит, – говорит Мама.

– А ты мать. Ты должна учить его всему. Бери пример с волчицы. Как она натаскивает своих волчат, – говорю я.

Совет брать пример с волчицы всегда сердит Маму.

– Сам ты коршун! – кричит Мама – И бабушка твоя коршуниха! И дедушка беркут! Вся ваша семья хищные пернатые!

– Хищники живут парами, – говорю я. – Если ты живешь с хищником, значит, и сама хищница.

– Ах, вот как! Значит, я хищница?

– По логике вещей.

– Я это знала… – Мама начинает тереть глаза. – Я давно догадывалась, что ты меня за человека не считаешь.

– Но ты ведь сама начала… Будь же логичной. До конца.

Но Мама не хочет быть логичной до конца.

– Да, зверь… Теперь я окончательно убедилась. Бык. Правильно сын тебя называет. Ты бык… которые в горах живут… Забыла, как называются… С длинной шерстью…

– Як, что ли?

– Да! Як!

– Но яки довольно мирные животные.

– Зато ты свирепый! Ты бешеный як – вот ты кто!

– А ты… ты… горная кошка. Гепард!

– Ну что ж, до свиданья, як.

– Всего доброго, гепард.

На этом мы расстаемся. Мама едет к своим родителям, чтобы рассказать во всех подробностях, какой Рис хам, какой ее муж як и какие мои родители пернатые хищники. А я еду на тренировку в спортивный зал, чтобы, кидая через себя чучело с опилками, немного успокоиться, хотя в целях экономии спортинвентаря нам не разрешается тренироваться по воскресеньям.

Тем не менее вечером мы, все «пять штук», опять в сборе Сначала все дуются друг на друга, смотрят исподлобья (за исключением, конечно, Дедушки, который, как всегда, сидит с личиной дипломатического представителя), обмениваются репликами. Но постепенно взаимные упреки между Мамой и Бабушкой – с одной стороны, между Рисом и Мамой – с другой переходят в прочный мир, потом в горячую дружбу, и вскоре все заканчивается перекрестными поцелуями. Дедушка, оказывается, все время был на стороне Риса и только маскировался под дипломатического представителя из ООН. Дедушка катает Риса на спине, позволяет дергать себя за нос, накручивать на пальцы волосы, душить, щипать и подвергать другим пыткам. Причем эти пытки, видно, доставляют Дедушке удовольствие.

Только я один не иду на всеобщее перемирие, и это окончательно сплачивает всех. Мама, Рис, Дедушка и Бабушка закрываются на кухне и приступают к чаепитию. Оттуда несется гвалт, из которого ничего нельзя понять, но я ясно представляю себе всю картину. Рис опять возлежит на Бабушкиных коленях в наглой позе римского императора, а Бабушка, Мама и Дедушка наперебой пичкают его тортом, печеньем, шоколадом, вафлями, вареньем…

– Дрянь! Гадость! Я это не люблю! – доносится до меня придушенный голос Риса, потому что его рот набит до отказа.

Я лежу в спальне на диване и читаю газету «Советский спорт», но буквы прыгают перед глазами, я ничего не понимаю, а по спине у меня гуляют мурашки, как перед ответственной схваткой. Наконец я не выдерживаю и иду на кухню.

– Это когда-нибудь прекратится? – спрашиваю я, стараясь быть спокойным.

– Иди, иди, сынок, не волнуйся. Почитай газету, – говорит Бабушка – Ребенку надо покушать. Мы никогда ему не даем спокойно покушать. Смотри, какой он бледный…

– Ребенку в самом деле надо поужинать, – говорит Мама.

Рис корчит мне рожу, которая означает: «Что, съел?»

– Вылезь из-за стола! – говорю я.

– Ым! – Рис наставляет на меня локоть.

Я захватываю локоть классическим приемом и дергаю его на себя с тем, чтобы выхватить нахала из-за стола, как редиску из грядки, но на этот раз мне это не удается, так как на защиту «бедного ребенка» грудью становятся объединившиеся Мама и Бабушка. Даже Дедушка, хотя и надел опять на себя дипломатическую личину, но расположился так, что его не обойти, не объехать.

– Ну хорошо, – говорю я. – Когда-нибудь он все-таки попадет ко мне в лапы. Я сделаю из него человека.

Я ухожу в спальню, ложусь на диван и продолжаю читать «Советский спорт» и только через некоторое время замечаю, что держу его вверх ногами.

– Это какой-то нервный изверг, – доносится до меня голос Мамы.

– Он просто переутомляется на своих тренировках, – говорит Бабушка.

– Ну хватит вам… хватит, – говорит Дедушка.

– У него очень бледный вид, – говорит Бабушка.

У Мамы доброе сердце. Она быстро отходит.

– Ему не надо тренироваться по воскресеньям, – говорит Мама.

– Ты плохо за ним следишь, – говорит Бабушка. – У него всегда мятые брюки. И потом, ему надо пить корень валерьяны.

– В самом деле, – говорит Дедушка.

– Я завтра же куплю корень, – говорит Мама.

– А еще лучше хвойные ванны, – говорит Бабушка.

– Он слишком много читает «Советский спорт», – говорит Мама. – Он прочитывает его от корки и до корки. С ума можно сойти. Бедненький. Мы галдим, а ему отдыхать надо. У него скоро соревнования.

– Он весь в синяках, – говорит Бабушка – Ему необходимо серьезно лечиться, а не кидать чучела. Надо хоть на время запретить ему тренировки.

– В самом деле, – говорит Дедушка.

Они начинают вовсю жалеть меня, словно я уже окончательный инвалид с расшатанной нервной системой Я комкаю «Советский спорт», бросаю его на диван и еду в спортзал, хотя категорически запрещено тренироваться по воскресеньям, да еще вечером.

Эта история повторяется каждую неделю и настолько мне надоела, что о ней, наверно, не стоило бы и писать, если бы однажды… Но об этом потом. Сначала надо рассказать о каждом из членов нашей семьи.

Начнем, пожалуй, с нашей Мамы, потому что, несмотря на наглое утверждение Риса, что его родила Бабушка, а не Мама, все-таки его, негодяя, родила Мама, и из-за этого обстоятельства мы считаем Маму главной в нашей семье.

Наша Мама хорошая. Она умная, красивая, добрая и немного загадочная, так как работает в «ящике», то есть в секретном научно-исследовательском институте. Иногда, когда мы выходим из дома вместе, я провожаю Маму до стеклянных дверей серого здания с черной вывеской, на которой золотыми буквами написано: «Научно-исследовательский институт». А что за институт – не сказано. И Мама никогда про него ничего не говорит. Мама работает в этом институте уже три года, а я так и не знаю, что исследует этот научно-исследовательский институт. Хотя в силу природного человеческого любопытства, конечно, пытался узнать хоть немножко о Маминой работе.