– Черт! – сказал Рис. – Как вкусно пахнет. Здорово ты придумал.

– До ракушек дело пока не дошло.

Я взял сук и начал вытаскивать шипящие ракушки из костра.

Когда ракушки чуть остыли и их можно было брать руками, я побросал их в воду с таким расчетом, чтобы они легли неподалеку от берега, на освещенный участок дна.

– Рыбу, что ли, из воды хочешь выманить? – спросил наблюдавший за моими действиями Рис.

– Чего-нибудь выманим…

Мы сели с Рисом на корточки и стали ждать. Вода шевелила на дне наши тени.

Я пропустил момент, когда он появился Он словно свалился с неба. Огромный черный усатый рак. Я сразу прозвал его Матерым. Матерый лежал в двух шагах от нас, таращил свои глазищи и угрожающе шевелил усами. Видно, мы не внушали ему доверия и он хотел запугать и прогнать нас.

– Ух ты! – воскликнул Рис.

– Тише…

Мы сидели не шевелясь Это успокоило рачища. Наверно, он принял нас за глыбы. Глинистые, огромные, но безобидные глыбы. Матерый подполз к ближайшей ракушке и тронул ее клешней. Ракушка не убежала. Но рак, видно, был стреляным раком и тронул ее еще раз, посильнее. Ракушка продолжала неподвижно лежать. Третьей пробы Матерый не стал делать. Он обхватил жаркое двумя клешнями, подтянул его к себе (сразу было видно, что это гурман) и начал есть не спеша, отщипывая по кусочку и на всякий случай грозно шевеля усами.

Из темноты, со стороны мрачной стены камышей, стали появляться другие раки. Они были поменьше, чем Матерый, некоторые выглядели совсем маленькими, величиной с металлический рубль, не больше. Раки почтительно, стороной обошли Матерого и накинулись на другие приманки. За передовым отрядом появились другие. Не прошло и десяти минут, как возле каждой ракушки собралась целая «мала куча».

– А их едят? – спросил Рис, с любопытством наблюдая за происходящим на дне. – Как они называются?

– Раки. Едят за милую душу.

– А-а… это из них делают конфеты «Раковая шейка»? Я очень их люблю.

Я осторожно вошел в воду. Раки не обратили на меня никакого внимания. Они были настолько увлечены своим делом, что, казалось, только что не урчали от наслаждения. Мне удалось подойти к ним вплотную, лишь самый маленький кинулся из-под моих ног в камыши, взметнув облачко песка.

Начал я с Матерого. Я нагнулся над гигантом, быстро схватил его и выбросил на берег. Так же я управился и с остальными. Лишь когда на песке осталось с десяток раков, они почуяли что-то неладное и бросились, словно по команде, врассыпную.

Я вылез на берег, еще раз вручил Рису горящую головешку и при ее неверном свете начал собирать раков и отправлять их в костер, на угли. Рис свободной рукой попытался было помочь мне, и тут же испустил жуткий вопль. Бросив в траву факел, мой асфальтовый сын закружил на месте, как подбитый галчонок, что есть силы размахивая правой рукой, в которую вцепился рак. К счастью, это оказался небольшой рачок. Я без труда оторвал его от пальца Риса. Сын тут же стал высасывать из ранки кровь, как видел в каком-то кинофильме, и принялся на чем свет стоит проклинать раков вообще и этого в особенности.

– Эти идиотские раки! – кричал он – Да чтобы я их стал есть! Раки! Подумаешь, раки! Да кто они такие, чтобы кусаться! Этот рак! Я ему еще припомню! Идиот чокнутый! Думает, он вкусный! На вот тебе, получай!

Рис схватил укусившего его рачка и запустил в воду.

– Это называется пустить щуку в воду, – заметил я.

– Ничего, пусть знает, что он невкусный, – злорадно сказал Рис.

Для моего сына эти сутки поистине были сутками приключений. Да еще каких! Сплошные увечья!

Мы сели возле костра, где жарились раки.

– Эх, – сказал Рис, – домой хочется… Есть хочется… Еще неизвестно, какие они, эти раки… Может, гадость какая… Может, они совсем и не съедобные… Даже ядовитые. – Рис никак не мог простить покушения на его палец. – Что-то не верю я, чтобы они на «Раковую шейку» были похожи. Лизнул я одного. Дрянь. Какой же я дурак! – Рис с силой постучал себя по лбу костяшками пальцев. – Почему, почему я не стал сегодня завтракать! Можно было так натрескаться да еще в карманы наложить. Дурак я, дурак… Теперь всегда буду все есть и запасы делать. Особенно сало. Я почему-то с сегодняшнего дня полюбил сало.

– Не говори про сало, – теперь уже я попросил сына.

Но Рис продолжал вспоминать сало и другие продукты. Он вспоминал продукты во всех подробностях: как выглядят в вареном, свежем и сушеном виде. Рис в своей страстной речи даже упомянул про маринованные грибы, к которым раньше питал глубокое отвращение.

Костер горел, потрескивая сухими ветками, разбрасывая искры низким веером.

– Тебе не холодно?

– С одной стороны холодно, с другой – жарко.

– У костра это всегда.

– Пап, а тебе раньше приходилось вот так?..

– Приходилось.

– Одному?

– И одному приходилось.

– Совсем-совсем?

– Совсем-совсем…

Порыв ветра качнул пламя сначала в одну сторону, потом в другую… Остро и сладко пахнуло горячим дымом.

Человек подполз к костру почти вплотную. Он подполз со стороны речки, против ветра, и мужчина и мальчик ничего не услышали. Тень от обрыва защищала его от света костра.

Мужчина и мальчик жарили раков. Дразнящий запах слегка горелого мяса вместе с дымом растекался по лугу.

«Проклятые… Ах, проклятые… – пробормотал мужчина сквозь стиснутые зубы. – Губят, жгут, уничтожают… все живое…»

Лежать было неудобно, но человек боялся пошевелиться, чтобы не выдать себя. Он ждал, когда костер будет гореть не так ярко и тень от обрыва ляжет поближе к этим двоим. «Два броска или один? – думал человек – Надо суметь в один…»

Он пристально смотрел на костер, словно пытаясь взглядом притушить ярко пылавшее пламя. Когда вечер поворачивал в сторону речки, искры вместе с дымом долетали до его головы.

«Мальчика я возьму с собой, – думал человек. – Я научу его любви…»

Он сам понимал, насколько безумны его планы… Но все равно хотел увести с собой мальчика в подземелье. Хотя бы на час… Прижать его к своей груди, гладить по волосам, рассказывать про лес, букашек… Про свою жизнь. Он будет плакать… Сначала… Сначала все плачут… Потом забывают… Все на свете со временем забывается.

– Пап, а что там шуршит?

– Где?

– Там, в траве.

– Зверюшки разные…

– Например?

– Например, мыши. Может быть, лягушки… Сидят сейчас вокруг нас…

– А почему они не спят?

– К огню тянутся. Каждое живое существо неравнодушно к огню. Огонь – это жизнь для всех.

– И солнце – огонь?

– Самый большой.

– И мы неравнодушны к огню?

– Как ты сам считаешь?

– Да, очень… Знаешь, как я жду завтрашнего солнца… Когда оно садилось, я так к нему бежал. Оно мне самым родным показалось… – Рис немного поколебался – Даже родней Бабушки с Дедушкой. – Сравнить солнце со мной или с Мамой Рису даже не пришло в голову. – Я клятву тогда дал… Знаешь, какую страшную… Три дня не есть, если нарушу… Ну, может быть, не три, а уж день наверняка. Полдня точно. От завтрака до обеда.

– По поводу чего же клятва?

– Если солнце стану ругать.

– Ты разве ругаешь солнце?

– Я все ругаю. Если разозлюсь. Не вслух, а про себя. И воспитательниц, и ветер, и дождь, и еду, если невкусная. А солнце теперь не буду. Пап, расскажи какую-нибудь сказку, страшную-престрашную. Чтобы я только ее не знал.

Рис придвинулся ко мне и заглянул в лицо.

– Только очень страшную и чтобы я совсем-совсем не знал.

– Очень страшную?

– Ну да.

В свете костра глаза сына жадно поблескивали.

– Какой в книгах нет. Какие в книгах есть, мне Бабушка с Дедушкой почти все прочитали. Что-нибудь новенькое.

– Гм… Я таких, пожалуй, и не знаю.

– Тогда придумай. В некотором царстве, в некотором государстве…

– Совершенно верно. В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мальчик…

– В этом царстве водился Змей-горыныч?