На каком они этаже?

Спускаться вниз не было времени. Я подозвал портье и, сделав «страшное» лицо спросил:

- Немцы… Ее зовут Ева. Видимо – супруги. В каком номере?

Поганец мотнул головой: то ли «не понимаю» то ли «запрещено», то ли «а не пошел бы ты…»

У меня не было универсальной отмычки к сердцам всех работников сервиса, Папа Монсальви, опасаясь, что я удеру, оставил меня без наличных. Пришлось прибегнуть к шантажу.

- Я – полицейский под прикрытием. Готовится преступление и все честные граждане должны помочь его предотвратить.

Ответом мне был взгляд, полный недоверия. Еще бы – полицейский, живущий в «люксе»! Это все равно, что прачка, завтракающая паюсной икрой.

- Честные граждане, - с нажимом повторил я, - в нашем департаменте есть сведения, что кто-то из портье работает на местную банду. Надеюсь, это не ты… или все же позвонить в участок, чтобы тебя проверили?

Угадал я или нет, не важно. Не бывает на свете портье, за которым бы не водилось мелких грешков, типа доставки «заряженных» сигарет или раскованных девочек в номера…

- Наверное, вы имеете в виду Иогана и Еву Мюллер из Карлсбадена. Номер 416, он соседний с «люксом».

- Универсальный ключ, - сказал я и протянул руку.

Портье округлил глаза.

- У меня его нет, господин полицейский, и быть не может. Ключ находится у…

- Я знаю правила, - бросил я, чувствуя странную, нелепую уверенность в том, что время уходит, - а еще я знаю, что у тебя он тоже есть.

Почему я так решил? Потому что он испугался. И гораздо сильнее, чем из-за банальной «травки» или проституток. Значит – попал. А какая польза банде от портье без универсального ключа? Ни «жучок» посадить, ни засаду провести…

Через минуту я уже подходил к номеру четыреста шестнадцать. Один. На просьбу «быть свидетелем» портье выдал длинную и экспансивную тираду, из которой я понял только одно – «лучше смерть, чем бесчестье» Видно, не было для парня большего позора, чем впутаться в полицейское расследование совершенно случайно, как посторонний, мирный, абсолютно честный гражданин. Его друзья – бандиты этого бы просто не поняли, а в тех кругах рейтинг – это жизнь. В буквальном смысле.

Стучать я не стал. В случае чего сделаю вид, что банально ошибся дверью.

Номер был не «люкс», но вполне достойный. Ничего не имею против ТАКОЙ нищеты. Мельком глянув в зал, я состроил подходящее к случаю, слегка удивленное лицо и толкнул дверь ванной комнаты, как сделал бы это в своем номере.

Лицо не пригодилось. Ванная была пуста. И – да, шкафчик над раковиной висел на одном крючке, зеркальные дверцы были распахнуты и целая батарея всяких коробочек, пакетиков и флаконов валялась частью на полу, частью в раковине. Пачка влажных салфеток угодила в биде.

Я рванул на себя двери сначала одной спальни, потом второй. Никого. Пустота.

Если бы не шкафчик, я бы решил, что ошибся дверью и вломился в номер ничего не подозревающих туристов.

Оделся я как пожарный – за несколько секунд. Портье поймал сразу, весь разговор наш происходил тут же, на этаже, мимо нас никто не проходил и не пробегал, и лифт не спускался.

Как, черт возьми, эти немцы ухитрились исчезнуть из номера?!!

И почему? Кто эти загадочные «они» от имени которых я так напугал любителей сосисок с капустой? Одно утешало: если исчезли так быстро, то того, чего я опасался, не случилось. Вряд ли мужик вынес бы труп так оперативно.

На всякий случай я еще раз, более тщательно, осмотрел четыреста шестнадцатый номер. Обнаружил следы поспешного бегства: Из трюмо в большой спальне выдернули верхний ящик, да так и бросили. Похоже, забрали документы и деньги. А больше ничего. Все остальные вещи так и остались расставленными и развешенными с истинно немецкой аккуратностью. Трупа прекрасной Евы я не обнаружил.

С чего я взял, что она прекрасна? Ну, голос мне понравился. Грудной, с такой джазовой хрипотцой. Очень сексуальный голос.

Ну хорошо, не прекрасная… Не было там никаких трупов вообще, ни прекрасных, ни ужасных. Ни мужских.

Я вышел на балкон. И тут же метнулся назад.

К зданию отеля бесшумно, без сирен, подлетали полицейские машины: одна, вторая, третья… Видно, я жестоко переоценил свое влияние на портье. Или он был чище, чем мне показалось. Или – умнее.

А в неслабый переплет я угодил из-за своей тяги к дешевому блефу! В дверь четыреста шестнадцатого уже барабанили, и, я мог не сомневаться – через минуту в него войдут.

Быстро соображать и быстро бегать! Где тут может быть бар? Логично предположить, что в зале.

Я выдернул бутылку неплохого коньяка, зубами сорвал пробку и хлебнул прямо из горла, на ходу сдергивая джинсы и футболку. Ванна! Ванна, ванна, ванна… Ох, как жалко-то, коллекционный коньяк в сливное отверстие… Бирочка! Так, бирочка есть – пальцы подрагивали от адреналина, но с бирочкой я справился быстро. Ничего не забыл? А, даже если забыл, сейчас уже не вспомню… Копы входили в номер. Я едва успел приобнять унитаз и распластаться на полу, с выносом голых пяток в коридор. Зрелище было, надо думать, омерзительное.

- Встать, руки за голову, лицом к стене! – прогремело надо мной. Я не пошевелился. С выражением полного блаженства на лице лежал щекой на толчке и сладко посапывал.

- Да он пьян в сосиску! - услышал я, - и спит как бы не со вчерашнего дня.

- Так, может, это жилец?

- Аптечка где? Дай ему что-нибудь, чтобы протрезвел, а то ведь и не допросишь толком.

- А если он не говорит по-английски? Что тогда?

Пару секунд я серьезно размышлял, говорю ли по-английски. Потом все же решил не изображать совсем уж дикого бедуина, только вчера вылезшего из прадедовских барханов.

- Ду ю спик инглиш, вафли хрум-хрум, - просипел я, делая доблестную попытку выйти из алкогольной комы. Неудачную. Слегка приподнявшись на карачки, я охнул, сплюнул и снова расползся по полу медузой, едва не въехав лбом в белоснежный сингапурский фаянс. В нос ударил запах чего-то едкого, подозрительно похожий на наш родной российский нашатырь. А я-то думал, что у них тут сплошной гуманизм и человечность. Пора уже приходить в себя? Интересно, почему трезвому изображать пьяного гораздо труднее, чем пьяному – притворяться трезвым?

- Вы можете говорить? Ваша фамилия – Мюллер?

Чтоб мне захлебнуться виски, мне помогли подняться и вполне вежливо усадили на стул.

- Ваша фамилия – Мюллер? – терпеливо повторил парень в гражданском.

- Э-э детектив?..

- Шарджа, - представился он.

Я покрутил в голове возможность побыть Мюллером. Этаким добропорядочным туповатым Мюллером, по пьяному делу посеявшим документы, кредитные карточки… и жену. Еву. Красотку с джазовым голосом.

- Его зовут Кедраш. Влад Кедраш. И не делай вид, будто тебе неприятен мой визит. Или ты чем-то удивлен…

- Я и не собирался, - буркнул детектив Шарджа. Он выглядел так, словно вздумал пробежать стометровку за рекордное время и – на тебе, наступил на гвоздь.

- Ты и у меня документы спросишь? - поинтересовался Папа Монсальви. Он вошел, демонстративно игнорируя стоявшего в дверях полицейского, и опустился в удобное кресло.

- Он пьян, - зачем-то сообщил детектив.

- Вижу, Али, - вздохнул Папа, - Что же ты, Влад… А говорил, не пьешь ни во время игры, не перед?

- Эт-то было не во время и не п-перед. Эт-то было м-между, - сообщил я.

Было бы странно, если, выпасая всю ночь, бодигарды Папы оставили меня одного под утро. И было бы в высшей степени странно, если бы Папа, при его роде занятий, не имел знакомых в полиции.

- Что ты делаешь в этом номере, Влад, - мягко поинтересовался Папа.

- Чего-чего… Ж-живу я здесь, - невразумительно мяукнул я.

- С каких это пор?

- С п-позавчера. Вы же сами меня сюда поселили… - я выпрямился, с недоумением оглядел всех вокруг, - а п-почему обои другие? Переклеили когда я спал? С-спасибо, сервис на высоте, но я не просил. Персиковый цвет меня вполне устраивал.

- Он идиот? – спросил детектив Шарджа.