— Будь я вашим дядюшкой...

— Но вы же мне не дядя.

— А каких слов вы от меня ожидали?

Дуайт поднялся.

— Я ожидала, что вы скажете «нет», — Кэролайн снова села, облокотившись о землю

— И мне бы хотелось это сказать. Знаете, Кэролайн, мне не хватает слов, чтобы яснее выразить то, что я...

— Сядьте, Дуайт, мы не можем говорить, если вы расхаживаете взад-вперед.

Дуайт остановился и снова сел немного в стороне от нее, обняв колени руками, хмурый, смущенный, намеренно не глядя на Кэролайн.

— Скажите, Дуайт, я никак не пойму. В вас уживается два человека. Один — сильный, уверенный и нетерпеливый, который столь часто сопровождает вас в комнату больного, второй же — намного моложе, нервный и обидчивый — частенько сопровождает меня на прогулках. Который из них, как вы думаете, беспокоится о Кэролайн Пенвенен, скорбит о её отъезде и думает о ней, когда ее нет рядом?

По лужайке проскакал кролик и быстро нырнул в норку.

— Вопросы всегда адресованы мне. Может, я отвечу на ваши, если вы ответите на мои. Как сильно вас волнует ответ?

— Вы слишком много просите.

— Не более чем вы у меня

— О да, думаю, именно так.

Дуайт смотрел, как девушка расправляет складки на юбке.

— Что ж, хорошо. Я отвечу первым. Во мне живут не два человека, а один — и он постоянно думает о вас, так что ваш образ никогда его не покидает. Однако... не стоит удивляться тому, в чем вы меня упрекаете. Я никогда не имел много денег, а обучение отняло всё, чем я владел. У меня не было времени посещать салоны и поддерживать вежливые беседы. Воспитание же не позволяло наведываться к хорошеньким продажным женщинам. Я общался с женщинами только как с пациентками. И в этом качестве я их знаю хорошо. Поэтому, работая сейчас с людьми, я провожу грань. Если вы придете ко мне с ангиной или больным коленом — вы моя пациентка, и я вас вылечу. Я знаю, что делать, и делаю. И вы считаете меня уверенным. Но стоит нам встретиться в гостиной, и вы превращаетесь из пациентки в женщину, чье настроение и поведение мне не пришлось изучить. Я не знаю правильного рецепта галантности — у меня не было времени этому научиться. Я не знаю, как вам польстить, и если вы надо мной смеетесь — а вы частенько это делаете, то мой язык начинает заплетаться, а когда вы оттачиваете на мне свое остроумие, я чувствую себя полнейшим тупицей. Вот и всё объяснение. Мои чувства к вам не меняются от силы к слабости, они колеблются между надеждой и отчаянием.

Кэролайн смотрела уже не на Дуайта, а на противоположный край поляны. Изгиб ее шеи доставлял ему и удовольствие, и муку. Дуайт убеждал себя в том, что ему хватило смелости.

— А вы? — наконец спросил он.

Она слегка улыбнулась и пожала плечами.

— Вы хотите, чтобы я ответила на ваш вопрос прямо сейчас?

— Да.

— Быть может, это наша последняя встреча, вероятно, я могу и ответить. Бедный Дуайт, разве я так часто над вами смеялась? Неужели мое поведение было столь уверенным и безупречным? Вы мне льстите, несомненно. Как я, должно быть, элегантна! Как хорошо меня воспитали...

— Я вас не критиковал.

— Уверена, вы бы не осмелились, но позвольте объясниться. По вашим словам, вы тратили все свое время, чтобы выучиться на врача, и вам было не до светских любезностей. Мне вас жаль. Истинная правда, дорогой. Но знаете ли, чему училась я? Конечно же, быть наследницей.

Девушка оперлась на локоть и посмотрела на Дуайта. Ее медные волосы, перехваченные сзади лентой, лежали на плече.

— Наследница должна учиться быть обходительной. Должна учиться рисовать и играть на музыкальных инструментах, даже если у нее нет слуха, и она извлекает кошмарные звуки. Должна знать французский и, возможно, немного латынь, должна уметь вести себя в обществе, одеваться, ездить верхом и принимать комплименты поклонников.

Единственное, чему она никогда не учится, так это как создать тот счастливый брак, к которому ее готовят. Вот видите, дорогой доктор Энис, неудивительно, что в ней тоже живут две личности, и по более веским причинам, чем даже в вас. Вы говорите, что не умеете делать женщинам комплименты и не знаете, как вести себя с ними наилучшим образом. Но в глубине души вы прекрасно понимаете женщин. В моем же случае всё по-другому. Я и вовсе не знаю мужчин. От меня ждут, что я полюблю лишь от прикосновения руки или изящного комплимента. Но пока я не выйду замуж — если на том настоят мои дорогие дядюшки — я так и не узнаю, каковы мужчины на самом деле, — она помедлила и выпрямилась. — Я кое-что слышала о том, что происходит, когда люди спят вместе. Это не выглядит особенно грациозным. Можно рискнуть станцевать гавот — большого вреда не будет. Но мне кажется, стоит выбирать тщательней, когда речь идет о том, с кем придется делить постель всю оставшуюся жизнь.

Настала долгая пауза. Признание затронуло в Дуайте новые струны. Он внезапно увидел совершенно новую Кэролайн — не такую уверенную в себе, не глядящую с презрением на его попытки ей угодить, а такую же неуверенную, как и он сам, скрывающую эту неуверенность под маской насмешливости. И вдруг Энис почувствовал, что не просто увлечен, а любит всем сердцем.

— А что Анвин?

— Анвин был обычным воздыхателем с кучей всевозможных достоинств. И ему хватало уверенности, Дуайт. Он, кажется, решил, что мне польстит мысль о замужестве за членом парламента. Временами я ловила на себе его взгляд и понимала, что в первую очередь его интересует мое состояние, затем мое тело, а потом уже я сама.

— А я?

— Не так уж легко сказать это в лицо, правда? — со странной улыбкой произнесла Кэролайн.

— Когда мы впервые встретились в Бодмине и повздорили, я решила — вот тот человек, который... А потом вы снова пришли, чтобы осмотреть мое горло. Не то чтобы вы мне тогда понравились, но я почувствовала... — она села. — Нет, я не могу вам сказать. Давайте уйдем отсюда.

— Скажите же.

— Правда в том, что я не знаю, какие чувства к вам испытываю. А теперь ступайте.

Она поднялась на ноги и шагнула к лошади, но Дуайт вскочил и преградил ей путь.

— Вы должны сказать, Кэролайн.

Она отмахнулась от него, но Дуайт стиснул ей руку.

— Что ж, — сказала Кэролайн, — вы должны знать, даже и без слов. Я всё гадала — как это будет, если вы меня поцелуете, понравится ли мне это или вызовет отвращение, придаст моему интересу к вам новые силы или убьет его. Но я так и не узнала, да и не узнаю — к тому же, какое это теперь имеет значение, ведь я уезжаю... О, будут и другие привлекательные мужчины, и наверняка много! Но я не выскочу замуж ни за первого встречного, ни за второго. В октябре...

Но она так и не закончила. Дуайт стиснул ее за локти и притянул к себе, а потом поцеловал в щеку и в губы. Через мгновение Кэролайн крепко обняла его за плечи, но не притянула ближе, а слегка оттолкнула, как женщина, не потерявшая головы и лишь откликающаяся на просьбу. Они стояли в таком положении так долго, что вниз слетел зяблик и стал клевать что-то в траве, пока не зафыркали лошади, спугнув его.

Наконец, карканье прилетевших грачей и их шелест в ветвях деревьев вынудили их оторваться друг от друга. Наступила странная наэлектризованная тишина. У Дуайта перехватило дыхание, он полагал, что и у Кэролайн тоже.

— А теперь, несомненно, вы меня ненавидите.

— Несомненно, я вас ненавижу.

— И с радостью уедете, удовлетворив своё любопытство.

— Вы бы лучше, — сказала она, — лучше бы помогли мне взобраться на лошадь — мы возвращаемся.

Дуайт отступил, чтобы нагнуться и помочь ей взобраться на лошадь, но дотронувшись до ее юбки, тут же выпрямился, и Кэролайн снова оказалась в его объятьях. Они повернулись у лошадиного бока, животное ржало и фыркало, и наткнулись на дерево. Кэролайн прислонилась к нему спиной, пока Дуайт целовал ее снова, теперь гораздо медленней.

Солнце уже находилось выше, чем следовало бы. На этот раз он и в самом деле помог ей сесть в седло, затем вскочил в седло сам, и легкий утренний ветерок дохнул им в лицо.