Шок! Я поднялась с мягкого дивана, подошла к огромной зеркальной стене — неужели это приговор мне, неужели так непреодолимо для мужчин влечение к этому? Что во мне такого особенного? Я видела по телевизору конкурсы красоты, видела моделей на обложках журналов. Меня не взяли бы на тот конкурс. Я не вышла ростом. С моими метр шестьдесят пять я смотрелась бы жалко, как гномик. И что мне теперь со всем этим делать? Можно сделать пластику, но так уж сильно уродовать себя не хочется, да и в качестве племенного фонда я все равно буду годна. Или бежать, куда глаза глядят? Или то, что посоветовала бабушка — но это вообще ни в какие ворота…
Лизка подошла и стала рядом со мной. Светленькая, маленькая, симпатичная, как эльф.
— Любуешься? Дай мужикам пожрать нормально. Шеи уже посворачивали.
— Лиз, что тут такого, что им всем так нравится? Скажи честно.
— А фиг знает, Ари. Просто гармонично все как-то, все до мелочи. В одном ключе, что ли? Изысканно, пропорционально, я бы сказала — идеально. Трудно объяснить. Ты читала Ефремова? Он объясняет красоту рациональностью. Но это было бы слишком просто — сухо как-то.
Я слышала, как Кривцов говорил, что от твоей улыбки крышу сносит так, что хочется для тебя горы свернуть. Это же не потому, что в тебе все целесообразно? Есть еще личное обаяние. Ты очень милая, не только красивая, и это, как гипноз. Хочется любоваться, наслаждаясь эстетически. Даже я зависаю иногда. А что там у мужиков происходит — вопрос. В общем, объяснила, как смогла. А что тебя сейчас-то пробило?
— Лиза, это все хорошо, но вот… если ты узнаешь обо мне что-то нехорошее, но я не буду в этом виновата, как ты поступишь? И вот тут как раз наступает полная задница, Лиза. Я сейчас своих родителей… валемидин твой с собой? А аптека тут есть рядом?
— Ты меня пугаешь, мать. Ты забыла, что мы команда? Да по фигу мне… давай, колись уже.
— Сначала валемидин… маме дам. Блин, театр какой-то, тупо драматический. Сама во все это не верю…
Мы купили лекарство, почти насильно влили в маму, напугав ее этим еще до моей исповеди. Сидели и ждали, пока подействует. Потом папа не выдержал и рявкнул. И я стала рассказывать. С того момента, когда мне предложили работу у Бэллы.
Они слушали молча, а я старалась говорить связно. Некоторые моменты, в частности о поцелуях, неудобно было озвучивать при папе, но я же боец? И говорила, глядя ему в глаза. Не его я боюсь. Я рассказала и про Ярослава. Про мой первый поцелуй в машине, и честно призналась, что мне понравилось. И про то, что было потом. Рассказала все, что знала, про Бэллу. А потом зачитала бабушкино письмо вслух. Теперь они знали все.
Прибалдевшая Лизка замерла, выпучив глаза. Мама смотрела на меня со страхом, очевидно уже прокручивая в мозгу все те ужасы, что мне грозили.
Папа молча смотрел в окно, только желваки играли на скулах. Они с мамой внешне мало подходили друг другу. Она — милая, нежная, даже изысканная, очень женственная в своих платьях. А он — сухощавый, невысокий, в вечных джинсах, с ранней сединой и сильный, очень сильный — не только физически. Эта сила — сила характера, была во взгляде, в мимике, в жесткой лепке его лица… Вот и сейчас — никакой паники. Он помолчал немного, обдумывая то, что услышал. Потом сказал:
— Мне бы взглянуть на этого Ярослава, Риша. Я хочу составить мнение о нем. В идеале — поговорить бы.
— Папа, у нас с ним сейчас вооруженный до зубов нейтралитет.
— Это с твоей стороны, — мягко сказал он.
— И мне не понятно — как ты объяснишь свой интерес? Обозначив мой?
— Почему? По его вине ты попала в неловкую ситуацию, пережила стресс. Не желаешь с ним общаться, но он не принимает это во внимание. Я считаю, что это веский довод, чтобы выяснить, что ему нужно от моей дочери и предупредить, что я не потерплю его излишней настойчивости. Логично?
— Это что — я тебе жаловалась?
— Ты пребывала в подавленном состоянии, глаза заплаканные, я настоял на объяснении.
— Ну-у… Не столько он и натворил, чтобы вот так его…
— А это уже не важно. Он у нас, извините, на данный момент единственный кандидат на помощь в дефлорации.
— Виктор! — вскинулась мама.
— Виктория! Я врач. Нормальный медицинский термин. Все серьезнее некуда и не до политесов. Получена четкая инструкция, хотя да — все чрезвычайно странно. Но я полностью доверяю твоей матери. Она уходила в здравом уме. И странности некоторые я замечал неоднократно. Угроза не иллюзорная, а реальная. За ней уже ходят по пятам. Подождем, когда перестанут церемониться и станут настаивать? А, может, не сочтут и это необходимым и просто умыкнут? Там темперамент, ты помнишь? — завелся папа, — к черту все! Я готов говорить с отцом Ярослава, если его сын настроен серьезно. А он настроен, уж поверьте мне, как представителю мужской половины — все признаки. Где я его могу увидеть, Арина?
— Ты что это — замуж меня вытолкаешь? — поразилась я, — когда я и целовалась-то всего один раз? У него баб было, как грязи… Он спорил на меня… Я его не знаю вообще… И что, что мне понравилось, как он целуется? С его-то опытом! — повторила я Лизкины слова. Она расхохоталась.
— Ой, мать, пип…, извините. Если бы он нас сейчас слышал. Тут сейчас его… без меня меня женили. Да он сам предложит, Ари. Он же втюрился в тебя по уши. Ты вспомни, КАК он говорил. Неужели ничего не дрогнуло? Тетя Вика, там такой экземпляр! Точно породу не испортит. Берем. Не выделывайся, подруга. Ты просто в машине с ним проехала и тебя уже колотило… не от страха же. Давай без драм и трагедий. Может и без папы прокатит.
Лизка повернулась к моим родителям.
— Сегодня в шесть вечера там конец рабочего дня. Они пашут и по субботам сейчас. И у нее договор, и по тайне там что-то. Сказали на полчаса всем подъехать. Мы думали, что она заскочит, и потом погуляем по набережной. Ветра сегодня нет. Вот зуб даю, что он там будет ждать. Просто пойди на контакт. Все дела. А то такие сложности…
— Лиза, — моя мама смотрела на нее с беспокойством, — а у тебя есть молодой человек?
— Это вы по поводу комплекса неполноценности и моей якобы невостребованности? Не беспокойтесь. Друг моего младшего брата. Сейчас служит срочную. Моложе меня на год. Вернется и я пересплю с ним так, что ему никто не нужен будет после этого. И выскочу замуж. Желательно по залету, чтобы уж наверняка.
Мама растеряно взглянула на папу. Папа утвердительно кивнул головой.
— После армии…Просто нужно успеть перехватить. Может получиться.
— Да куда он денется? Я его уже десять лет люблю. Ты чего вытаращилась? На Арте я мастерство оттачивала по охмурению. Ну, на минуту засомневалась, если честно. А теперь я ни с кем ни-ни. Покажу фотку потом… У нас есть часа три. Давайте пройдемся, посидим где-нибудь рядом с офисом. Чтобы не бежать потом.
Мы гуляли. Я поглядывала на Лизку и понимала, что она у меня золото. Так же думали и папа с мамой. Про меня как будто забыли, и забросали Лиз вопросами о родителях, учебе, других планах на жизнь. На место подошли вовремя. Лизка перекрестила меня и выдохнула со значением: — С Богом.
Она и родители остались прогуливаться по скверу — вечер был и правда хороший, а я поднялась в здание, предъявив документ и подождав, пока меня сверят со списком.
Возле кабинета уже ждали все наши и Ярослав. Лиза была права. Я поздоровалась со всеми, кивнула ему. Он разговаривал с Сашей Блоцким, а смотрел на меня. Потом нас позвали в кабинет. Какой-то мужчина зачитал нам общую форму договора о соблюдении тайны. После этого всем раздали отдельные экземпляры для ознакомления и подписи. В самом конце подошел отец Ярослава и расписался везде «чтобы нам не бегать». Толпой вышли из кабинета. Ярослав подошел и спросил, не нужно ли меня подбросить до дома? Я рот успела открыть, а вот сказать не успела ничего.
Громко простучали каблуки и с радостным возгласом: — Здравствуйте, дядя Аркадий! — на шею Ярославу кинулась какая-то девица. И не просто кинулась, а присосалась к губам… тихо так стало… И все почему-то посмотрели на меня. А я не смотрела, что они там делали, а развернулась на выход, пожав плечами. В голове стучали молотки. Аллилуйя!
Далеко отойти не успела — меня дернули за руку, и я развернулась. Слез не было, я держала себя в руках. Ярослав смотрел мне в глаза. Я вздохнула и спокойно сказала:
— Ярослав, это уже было лишним. Я понимаю с первого раза. Еще раз прошу извинить за то мое хамство и больше не нужно указывать мне мое место. Я все уяснила.
Сзади громко заговорил Аркадий Иванович: — Яна, что это было?
— Соскучилась со вчерашнего дня по любимому, дядя Аркадий.
— А это обязательно нужно было… — дальше я не слышала, отходя спиной вперед, закусив губу, а Ярослав угрожающе наступал на меня. Какого черта? Со злостью вырвала руку и повернулась опять на выход. Достал, козел… И вскрикнула с перепугу — он вздернул меня на плечо и я повисла в ужасно неудобном положении, подняв лицо ко всем, стоящим в коридоре. Он меня уносил, а все просто стояли и молчали. Я посмотрела в глаза его отцу, тот опять только покачал головой. Я опустила голову, повиснув и спрятав лицо за волосами. К глазам подступили слезы. Я всхлипнула, дернувшись всем телом, и Ярослав ускорился.
В конце коридора перекладиной буквы «Т» был устроен маленький коридорчик с разъезжающимися стеклянными дверями и диванчиками у стен. Очевидно — курилка, судя по запаху. Тут сейчас никого не было. Он не посадил меня на диванчик, а скинул на подоконник так, что наши лица оказались на одном уровне.
Я сморгнула слезы. Он аккуратно вытер их ладонью.
— Извини, нам нужно было поговорить. А ты бы не стала слушать, потому что все для себя уже уяснила, — начал он спокойно и вдруг сильно ударил ладонями по подоконнику по обе стороны от меня. Я испуганно дернулась. А он крикнул: