Глава 8

Мы вышли из курилки. В коридоре уже никого не было. Рабочий день закончился и все разошлись. Вдвоем спустились в лифте, и вышли на улицу. Подошли к моим.

— Мама, папа, это Ярослав. Он предложил подвезти нас до гостиницы. Вы как?

— Мы «за» — уже прохладно. Очень приятно, Ярослав. Я Виктор Александрович, Виктория Львовна.

— Прошу вас в машину, — раскланялся парень.

В машине они разговорились. О том, кто есть кто, о планах на неделю. Я помалкивала… Когда доехали и все вышли из машины, Ярослав предложил отвезти нас с Лизой до общежития. А когда мы отказались по той причине, что еще посидим в ресторане и поужинаем, то он объявил, что тоже еще не ужинал и если мы не возражаем… В общем, в ресторан вошли все вместе. Разошлись вымыть руки, сели за столик. Лиза посматривала на меня и тоже молчала. У подошедшего Ярослава на волосах остались капли воды — очевидно, он вымыл рот с мылом, а заодно и умылся.

Говорили в основном мужчины. Папа рассказывал о нашем городе, о том, что они с мамой пробудут в Питере до моего Дня рождения. Ярослав обещал пригласительные билеты на бал. Рассказал в свою очередь, чем занимается он и упомянул проект, в работе над которым я буду принимать участие. Папа заинтересовался парковкой, и они живенько обсудили все ее плюсы.

А я внимательно рассматривала его. Впервые так внимательно и не спеша. Отмечала его общий приятный вид, физиономию свежевыбритую, дорогой костюм со свежайшей рубашкой и красивым галстуком. Готовился… опять стоял полчаса перед зеркалом? Ждал меня там… Глаза у него такие красивые, губы… — уговаривала я себя и не понимала почему, не раздумывая, не могу сейчас согласиться на его предложение? Тогда, после того поцелуя, я согласилась сразу, а что же сейчас, когда узнала все про то, как он ко мне относится и как старался сблизиться со мной, не могу?

Я помнила его тода… еще как помнила. Как можно было не знать кто это — Ярослав Рассохов? По универу ходили легенды о его похождениях, сплетни носились со скоростью лесного пожара — вчера он ушел из клуба с двумя девушками, потом с тремя одновременно… Обсуждая это и комментируя, некоторые девочки мечтательно закатывали глаза — такой парень…! Привязать к себе, само собой, не получится, но просто разок замутить с ним, чтобы было что вспомнить потом… После года затишья безо всего этого, после его успехов на архитектурном поприще, я как-то… да мне тогда было все равно! А сейчас? Я поняла, что он не изменился… для него это нормально, наверное — любить одну, а в это время с другой… Разочарование и еще что-то… ужасно неприятный осадок какой-то от его рассказа про Яну — вот что я чувствовала. Разве это любовь? Так … желанный трофей… приятный фон.

Мы уже встали и собрались прощаться, когда Ярослав попросил папу уделить ему несколько минут. У меня вырвалось:

— Зачем?

Он медленно кивнул мне и, повернувшись к папе, сказал:

— Виктор Александрович, я люблю вашу дочь и прошу вашего разрешения встречаться с ней, если она ответит мне согласием.

Я зажмурилась. В свете того, как я все видела, это звучало фальшиво… лучше бы он не говорил ничего. Папа ответил, что он не против, если я все же отвечу согласием. А я открыла глаза и жалко улыбнулась. Ярослав смотрел на меня и выражение лица у него менялось. Он тоже кривовато улыбнулся и спросил: — Я опять поспешил, Аринка? Прости. Я не буду тебя торопить, зря я это, да? — Он заглядывал мне в глаза, что он там выискивал? А я поняла, что не хочу сейчас всего этого и просто боюсь расплакаться. Вот сейчас, именно в этот момент — не хочу ничего!

— В общежитие? — спросил Ярослав.

— Аринка сегодня у нас поспит, на диване. Мы соскучились, поговорим вечером. Завтра выспимся — выходной же, — сказал папа. Ему сейчас, наверное, было спокойнее, когда я была на виду.

Ребята ушли, а мы поднялись в номер. Я села на диван, пошарила рукой по обивке, зачем-то поскребла ее и печально проговорила:

— Извините, но… я не могу. Он мне тогда очень понравился… очень, и если бы не то “аллилуйа”… Что-то тогда сразу изменилось, хоть он потом и объяснил все убедительно. И знаете — он сейчас рассказал, что я уже год ему нравлюсь и просто фантастика, что он делал, чтобы обратить на себя мое внимание. И бал этот в мой День рождения для меня, а я — королева, и практика — для меня, и проект — чтобы я оценила его. И все это время он спал с этой Яной, настойчивой и удобной — для здоровья. Ему было просто удобно… А меня тянет к нему… Это та же физиология, что и у него к ней? Мне противно, папа, себя противно от этого. Если он уже любил меня, то как такое возможно — с ней? Это какое-то извращенное мышление. Он что, думал что я пойму это?

Может это у вас нормально — у мужиков, а я просто полная дура, максималистка? Но я так чувствую! А сейчас я смотрю на него и хочу, чтобы всего этого не было — ни поцелуя, ни курсовой, ни ужина сегодняшнего. И мне невыносимо, что придется ему что-то говорить. Он не такой уж и плохой, наверное, и мне не хочется его расстраивать. Или он не очень расстроится? Он же не мог, и правда — любить меня, а с ней… Он же не просто… для здоровья. Он же целовал ее, что-то говорил… Если это не мешало ему раньше… Что вы молчите? Я должна дать ответ ему и Серхиасу. И тянуть нельзя. Я не знаю, что делать. А можно мне уехать куда-нибудь в глухую деревню, в Сибирь, например?

— Похоже, что это будет единственно возможный вариант, Риша.

— Что ты такое говоришь, Витя? Объясни ты ей, что это просто такая у…

— Я-то понимаю, что не криминал, но звучит и правда не очень… Мать! Я что — должен убеждать свою дочь, что это правильно, что это норма? Зачем он вообще тебе это рассказал?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Она при мне поцеловала его сегодня, показала, что они близки…

— Аринка, он понимает, что ты его пока не любишь, готов ждать, ухаживать. Правда ведь, он тогда только надеялся на что-то между вами, а теперь с ней все кончено. Ты ревнуешь его к этой девушке, значит, он тебе не безразличен. Ревность — это и есть одно из проявлений любви, ты…

— А что чувствуют, когда ревнуют, мама?

— Боль… мучительную душевную боль, — ответил папа.

— А мне просто неприятно. Нет — противно до омерзения. Давайте спать, а? Утро вечера мудренее.

Меня уложили на диване в гостиной номера, и я старалась уснуть. Если бы не выговорилась — не уснула бы вообще. Родители бубнили в спальне, и так уютно это было, так успокаивало… Как будто я дома. И словно Ярослав где-то далеко и не требует ответа. И разочарование так сильно не травит душу, а какое я вообще имею право обижаться на него? Меня тянет к нему, несмотря на то, что он такой… И гадко от этого и неспокойно. Плохо, в общем. А я не хочу, чтобы было плохо, а оно будет, потому что любовь ко мне не мешала ему делать это с ней, а значит и в будущем… он такой, он привык… а-а-а… спать… спать.

Это воскресенье мы с родителями не расставались. Простояв в длиннющей очереди, попали в Эрмитаж на выставку холодного оружия и исторического костюма. Обедали в гостинице и потом вместе восхищались каменными узорами убранства Спаса на Крови. После зашли поужинать в блинную, и угощала я — блинами с икрой, с семгой и еще с алтайским медом — изумительно вкусным. Пили травяной чай… Я все оплатила своей картой — эти деньги просто жгли мне руки. Назавтра договорились, что они подъедут к университету и мы пойдем покупать наряды мне и Лизе, или не пойдем — бал не вызывал уже никакого энтузиазма.

Я в этот день не хотела думать ни о чем, устала от всего этого, что ли? И Лизе позвонила, что опять заночую с родителями — им так спокойнее, а еще я знала, что утром меня будет ждать Ярослав. Не хотелось его видеть. Зачем я вообще тогда ему позвонила? Тянуло что-то внутри, все-таки обида? Или вина? Гнала мысли о нем, как могла.

Утром пришлось вставать очень рано и долго добираться до места учебы. Лиза прихватила мою сумку и ждала меня возле раздевалки. Ярослава я не увидела и вздохнула с облегчением.

После пар мы с Лизой ушли, не зайдя в мастерскую. Готовиться к занятиям будем вечером. Я в гостинице, а она в общаге. Родители настаивали, чтобы я пока пожила с ними.

В вестибюле ждали папа и мама, а на улице возле машины — Сергей. Я тяжело вздохнула и повела родителей к нему.

— Папа, мама, это претендент на мою руку и сердце — Серхиас. Серж, это мои родители — Виктор Александрович и Виктория Львовна. Я так понимаю, что с платьями сегодня ничего не получится, Лиза, извини. Я не знаю, насколько откровенным будет разговор при тебе.

Лиза ушла на маршрутку, а мы стояли и смотрели друг на друга. Заговорил Сергей:

— Нам, наверное, нужно поговорить? У вас есть предложения, где это лучше сделать?

— Нам бы без лишних глаз и ушей, — ответил папа, — давайте куда-нибудь в сквер. Сейчас холодно, там никого нет.

До сквера доехали в машине Сергея, вышли… В воздухе стоял пряный кленовый запах… Все дорожки были укрыты желто-красно-зеленым ковром — дворники не успевали убирать всю эту красоту. Пока шли вглубь сквера, я собрала маленький букет из особенно красивых и разноцветных листьев… нервничала. Потом папа неожиданно остановился, вынул из кармана куртки бабушкино письмо и молча подал Сергею. Тот взял его и начал читать. Читал до конца. Потом так же молча смотрел на папу, очевидно — обдумывая ответ.

— Я наследник другого феода. Вашего ныне не существует, как самостоятельной единицы — он расположен в центре королевства и был присоединен к дворцовой территории. Все, что здесь написано о перевороте — правда. Все случилось из-за женщины. Но в том, что случилось, изрядная доля ее вины — ей следовало вести себя иначе. Пошла цепная реакция. Даже если кто-то и осуждал — вынуждены были в силу клятвы верности монарху выступить на защиту его интересов. И я ни в коем случае не осуждаю своих или ваших предков — просто отмечаю.