ГЛАВА 30

21 марта

У нас все еще зима, хотя на дворе уже март. На Руси он всегда считался зимним месяцем. В этом году начало календарной весны — наглядная иллюстрация этому. Продолжает морозить, и мы с Антоновичем и Вовкой до сих пор ходим на лыжах — снег и не думает сходить. В лесной местности он будет держиться долго, даже когда уйдут морозы.

Сейчас вечер воскресенья, на часах всего восемь, а малой уже спит. Сохнут наши лыжные костюмы и обувь, в холодной прихожей медленно оплывают талым снегом лыжи. Я вымыла уставшего ребенка, накормила и уложила спать. Почти весь день мы провели на свежем воздухе, и я тоже приятно устала. Именно приятно, потому что грамотно дозировала нагрузки. Мы с Вовкой шли потихоньку, а Антонович работал в полную силу. Я боюсь своего диагноза, но здесь пока чувствую себя хорошо. Так что — нагулялись в лесу, находились, натопались, но в сон меня не клонит. Мне очень хорошо сейчас и захотелось поделиться этим с моим новым дневником. Это новый документ в моем кабинете и именно «Дневник» — теперь я называю вещи своими именами. Это не профессиональные записи или наблюдения исследователя. Это тот самый вид записей, которые когда-то были очень модны, и в основном — у нервных девиц. Потому что замечательная психотерапия, как оказалось. Сейчас все значительно проще — без цветочков и вензелей в оформлении и без пятен слез на бумаге — только самая суть.

Как я начинала писать тот — первый, и как писала — это нечто. В самом начале новогодних выходных я прислушалась к совету Лены и начала описывать все случившееся с апреля и до самого января. И вдруг все стало настолько на эмоциях, настолько на нервах… Я сидела даже ночами, дописывая задним числом главы, вставляя куски, размышления, подробности которые вспомнила, писала в прошлом времени и в настоящем, тасуя воспоминания, как карты, полностью погружаясь в прошедшие события, переживая их заново. Мне стало необходимо сравнить то мое — начальное настроение и настроение перед отъездом. И я безо всякого зазрения совести вставила пролог и первую главу, сломав повествование. И будто упала, провалилась в то время и в те ощущения — хрустальный бокал с рубиновым напитком, Сашина роза перед глазами — мое выздоровление, начало новой жизни…

Ну, а в результате получился сумбур, эту мешанину могу понять только я. Но это все ерунда… потому что я больше не собираюсь ничего перечитывать и, скорее всего — удалю. Это очень точное образное выражение — навсегда перевернуть эту страничку своей жизни.

Я со страшной силой благодарна Ленке за идею, потому что благодаря этому дневнику я не наделала ошибок. И сейчас Вовка пару раз в неделю подолгу общается с отцом по скайпу, а главное — очень этим доволен. А для меня важен только он и еще раз — он. Андрей вначале бушевал и злился и летом собирается приехать увидеться и недолго побыть с Вовкой. А я спокойна, как танк — пускай едет. Здесь я не завишу от него и осады не страшусь.

Он немного поутихнет, когда увидит как здорово мы здесь живем, и что сын на самом деле ничем не обделен в этой глуши. А он меня обвиняет именно в этом. Увидит, какой чудесный здесь садик, в который Вовка ходит, какие картины… да, именно картины он пишет. Не просто елочку или тучку, а целые пейзажи — с синим снегом и голубыми елками. Он очень быстро научился смешивать краски на палитре и довольно грамотно для своего возраста пользоваться кистью. И пускай снег получается излишне синим, а елки — слишком голубыми, но зато в его картинах просматривается грамотная композиция и перспектива. Есть чувство цвета и масштаба. Уроки живописи Вовке дает очередной местный талант — школьная учительница рисования и черчения Лидочка. Еще она говорит, что у него твердая рука и необыкновенно большой интерес, и даже потребность к рисованию. А это уже очень много. Даже если это увлечение со временем пройдет, то я, во всяком случае, буду знать, что в свое время у него были и возможности и выбор. И за мольберт, и за художественную бумагу, и за краски для сына я поблагодарила Андрея отдельно, поговорив с ним несколько минут. Он уже не выглядит таким дерганным и ведет себя более адекватно.

Я работаю в школе и дружу с Антоновичем. И я не единственный его друг, но на этот момент — самый близкий, потому что, по его словам, сейчас больше всех нуждаюсь в нем. Он сразу заявил на меня права, и мы довольно много времени проводим вместе. Я поначалу удивлялась и шутливо возмущалась:

— А что ты думаешь — как выглядят наши лыжные прогулки, твоя помощь по дому? Я-то не имею ничего против, но теперь все считают нас парой, а тутошние женихи думают, что ты меня застолбил. Будем дружить до смерти? Но у меня есть сын… вопрос одиночества не так и актуален, а вот у тебя проблемы. Невест ты тоже распугал.

— Пока отдыхай от женихов. Я обещал твоим братьям, что стану защитой и опорой. А невесты… Аняяя…

— Тю! Не верю! — ржала я, — ты что — уже всех тут опробовал на искру?

— Имен-но. Вот за что я тебя люблю, так это за сообразительность.

Еще он любил меня за чистоплотность, за «не нытье», за вкусную готовку, за профессионализм, за Вовку, но в настоящую любовь все это не вылилось. И это было замечательно! Я действительно отдыхала от отношений, сейчас мне никто не был нужен. Прошло слишком мало времени. А дальше будет видно.

Антонович обещал, алчно предвкушая развлечение:

— Если у тебя с кем-нибудь все же случится искра, то ты мне сразу об этом скажешь. Я пробью претендента по своим каналам, проверю на вшивость, говнистость и платежеспособность. Опробую на стрессоустойчивость и надежность. А пока можешь вслух объявить меня другом и братом — хоть сейчас. Но общество уже составило свое мнение — все равно не поверит. А нам и так хорошо.

Это было правдой. И на работе я как-то сразу «прижилась». Наверное, из-за того, что была племянницей Раисы Степановны. А еще потому, что Антонович грамотно сглаживал и регулировал в учительской мое закономерное притирание и адаптацию в новом коллективе.

И своим домом я довольна. Частенько сижу вот так, как сегодня и смотрю вокруг, наслаждаясь комфортом — психологическим, в первую очередь. Но не только. Мне нравится, что в доме нет второго этажа, нет ковров и вообще — любых напольных покрытий, только небольшие овечьи шкуры возле кроватей. Мы ходим по доскам пола в легких и удобных войлочных чунях — с узорами из цветных атласных ленточек и крупных бусин. _Читай на Книгоед.нет_ Эти чуни «работает» известная рукодельница тетя Паша. Ей все несут испорченную или вышедшую из моды бижутерию, а она талантливо использует ее, украшая чуни. В зиму они расходятся, как горячие пирожки, и хватает их только на один сезон — подошвы истираются. Зато потом опять есть повод купить и недорого еще более затейливую обувку. А летом мы вообще ходили по дому босиком.

Еще мне нравится запах этого дома, цвет его стен. Нравится, когда в большой мороз или просто под настроение дополнительно к газовому отоплению я завожу современную версию древней «буржуйки» — чугунную финскую печку с литыми золочеными узорами на боках и аккуратным фигурным выводом. Это просто произведение искусства — настоящий артобъект.

И сегодня я смотрю на огонь, который виден через стекло в дверце, вдыхаю слабый запах дыма, а за окном разгулялась в ночь метель — последняя, как обещают. В большие окна тяжело шлепают и стекают по стеклу снежные заряды. Снег на этот раз весенний — пополам с водой. Завтра запросто можно ожидать первого дождя. В такое время в теплом доме особенно уютно — просто отдых для души и тела.

В нем, кроме кухни, еще четыре комнаты. Одна — кабинет (он же — библиотека), две спальни и большой зал с этой самой печкой в углу, столом со стульями, креслами и старым уютным диваном. Он настолько удобный, что я не собираюсь менять его до последнего, хотя деньги на любое переустройство дома у меня есть — Андрей по-прежнему переводит мне половину своей зарплаты. А на счету кругленькая сумма, к которой прибавился еще и подарок брата — я не стала отказываться от него. Семьи у него нет, может к старости и вправду нагрянет ко мне. Так что я никого не обкрадываю.

Одно время я даже думала купить машину, чтобы по деньгам — небольшую, но с хорошей проходимостью. Но потом решила не рисковать. Мало ли куда меня понесет на ней, само собой — с Вовкой. Лучше не нужно. А еще могут понадобиться средства на серьезное лечение — мне и маме, пускай они лучше будут.

Родители не захотели переезжать. Папу держит работа и вообще капитальный переезд это очень хлопотно и даже тяжело. Может, когда-нибудь потом — когда они будут нуждаться в моей помощи. А я как-то смогу помочь им с переездом.

Кроме друга Антоновича, у меня здесь уже много хороших знакомых, а еще появилась подруга. Или ее пока еще нельзя так назвать, но я была бы только рада. Наверное, нужно время и для того, чтобы почувствовать к человеку абсолютное доверие. Я думаю, что за этим дело не станет. Тоня очень похожа на меня — привычками, вкусами и потребностью в спокойствии. Она уходит от любых конфликтов так виртуозно… это просто талант. Нужно уметь сразу так поставить себя, заявить железной леди. У нее выработана своя — очень лаконичная на людях, линия поведения, есть цель, и она не отходит от них ни на шаг. Она грамотно набрала людей для управления большим хозяйством. А решать нервные вопросы за пределами Куделинского щита — для этого у нее есть грамотный юрист в области, это их с Антоновичем родственник.

Антонина Антоновна и Антон Антонович — родители были шутниками. Я не приветствую такие вещи. Выбирая имя ребенку, точно нужно руководствоваться не тем, что это будет забавно.

Антон рассказал мне о причине, по которой его сестра уехала из Вологды и обосновалась здесь. Ей сейчас ближе к сорока, а детей все не было. Шесть лет назад у мужа нарисовался ребенок на стороне. Бизнес был оформлен на нее по очень распространенной причине — чиновник перестраховался. А Тоня, узнав о второй семье, при разводе оставила все себе, как «компенсацию за моральный ущерб». Продала, а деньги вложила в Куделино. Развод и дележка проходили тихо, но очень грязно и стоили ей много здоровья и нервов. И даже спустя годы она отдыхала и наслаждалась покоем, проживая в нашей глуши. Последнее время в области у нее будто бы появился друг, она частенько наведывается туда, но подробностей я не знаю — до такой степени доверия у нас еще не дошло. А может, и не дойдет никогда. Каждая из нас рьяно охраняет свое личное пространство, слишком дорого заплатив за обретенное спокойствие.