Когда ее зрение обострилось, она увидела, что к жизни ее возвращает Барерис. Возвращает кровавыми поцелуями.

Когда он поцеловал ее снова, она ответила, и он отпрянул, радостно и недоверчиво уставившись на нее. При виде его улыбки Таммит почувствовала стыд и сожаление. У тебя нет причин быть счастливым, подумала она. Я уничтожила тебя. Я стану твоей смертью. Затем очередной приступ жажды отмел эти мысли в сторону.

Подтащив его к себе, она принялась облизывать и обсасывать его губы. Текущей из них крови было все равно недостаточно, и это лишь раздразнило ее. Удостоверившись, что ее тело достаточно окрепло и от резкого движения не развалится на две части, она взглядом поискала иной источник живительной влаги.

И увидела рану на его запястье. Вытекшей из нее кровью были измазаны и она, и он, и стол, на котором она лежала. Но Таммит осознала, что и этого ей окажется недостаточно. Ей был необходим более близкий контакт. Потому что на этот раз она жаждала не просто его крови. Она жаждала полностью с ним слиться.

Скользнув губами по шее барда, Таммит вонзила клыки в пульсирующую вену и принялась срывать с него одежду. Когда Барерис осознал, что было у нее на уме, то тоже принялся ее раздевать.

Их тела яростно сплелись. Возбуждение уносило ее все выше и выше, и через некоторое время она почувствовала, как бешено колотится сердце Барериса, которое, несмотря на чрезвычайную нагрузку, пыталось поддерживать жизнь в его теле.

Хорошо. Пусть оно взорвется. Пусть он умрет. Его смерть станет ступенькой на пути к триумфу, к которому она так стремилась.

И все же мысль о его гибели была невыносима.

Некогда в подобной ситуации ее вампирские инстинкты непременно взяли бы над ней верх. Сейчас они оставались все так же сильны, но у нее было десять лет на то, чтобы научиться их контролировать. Хотя это и оказалось сложнее всего, что она когда-либо делала, она заставила себя остановиться и, вытащив клыки из его шеи, облизала раны, чтобы те поскорее затянулись.

В тот же миг он потерял сознание и завалился на нее, обмякнув, словно мертвый. Она выбралась из-под его тела, устремилась к двери и начала звать на помощь.

Когда глаза Барериса распахнулись, он обнаружил, что кто-то отнес его в настоящую кровать. Рядом с ним, держа его за руку, сидела Таммит. Ее пальцы оказались так же холодны, как и обычно. Она снова была полностью одета.

— Воды, — прохрипел он.

— Так и знала, что она тебе понадобится, — осторожно, словно мать, поднимающая больного ребенка, она помогла ему сесть и поднесла чашку к его губам. Холодная жидкость имела металлический привкус.

— Спасибо.

— Ты как? — спросила она.

— Еще слаб, но, думаю, все будет в порядке.

— Я позвала целителя, как только мы… закончили, — она опустила взгляд. Он и не думал, что еще раз когда-нибудь увидит ее смущенной.

Барерис хихикнул, и это заставило его закашляться.

— Должно быть, я представлял собой забавное зрелище — весь измазанный кровью, одежда в беспорядке и раны на запястьях и губах.

Таммит вернула ему улыбку.

— Особенно учитывая то, что я тоже была полураздета и вся в крови, а рука не зажила до сих пор, — она подняла левую кисть, чтобы он смог ее разглядеть. Она начала исцеляться, но плоть и кожа на голых костях и сухожилиях еще практически не восстановилась.

При виде этого зрелища Барерис почувствовал боль.

— Во имя Арфы!

— Не волнуйся. Стоит мне выпить крови, и процесс, скорее всего, завершится.

— Похоже, в тот раз мне не стоило так спешить.

Таммит нахмурилась.

— Кровь не обязательно должна быть твоей.

— Я понимаю, каждый раз такого повторяться не может. Иногда тебе нужно просто есть.

— Ты спас меня, и я тебе благодарна. Но то, что тогда произошло между нами — это противоестественно.

— Чувства говорили мне иное.

— Я выпила слишком много. Я почти тебя убила.

— Я знаю.

— Так будет происходить каждый раз — жажда будет побуждать меня насладиться зрелищем твоей смерти.

— Я доверяю тебе.

— Тогда ты идиот!

— Возможно. И ты была права. Мы уже не те, кем были. Мы стали более жалкими и порочными. И поэтому нам уже не вернуть ту любовь, что соединяла нас раньше. И все же между нами, кем бы мы ни стали, осталась связь, и зачем нам нужно от нее отказываться? Почему бы не посмотреть, куда она может нас привести, и не насладиться ее плодами? Зачем останавливаться?

— Чтобы спасти твою жизнь.

— Со дня битвы при Тазарской крепости мне на нее наплевать.

— А мне — нет, — Таммит вздохнула. — Но, если ты вновь потянешься ко мне, я тебя не оттолкну.

Стук в дверь отвлек Маларка от изучения последних донесений, и он осознал, что чувствует жжение в пересохших глазах. Протерев их, он произнес:

— Входите.

Внутрь, в одной руке неся поднос, а второй придерживая дверь, проскользнул худой, веснушчатый парнишка. Неужели уже настала пора ужина? Должно быть, да — небо за окном окрасилось алым, а острый аромат жареной свинины заставил желудок Маларка забурчать.

Мальчик огляделся. Комната была просторной и должным образом обставленной, но почти на всех горизонтальных поверхностях громоздились карты, книги, регистры и груды пергамента.

Переложив стопку бумаг на пол, Маларк освободил край стола.

— Можешь поставить здесь.

— Да, сэр, — слуга положил поднос туда, куда было велено, затем повернулся, чем-то заинтересовавшись. Склонив голову вперед, он шагнул к самой большой карте в покоях — столешнице с изображением Тэя и его ближайших соседей. На ней было множество меловых пометок и расставленных Маларком фигурок из олова и меди, обозначавших флоты и армии южан и северян соответственно.

Он понимал, почему эта картина могла привлечь внимание ребенка, но негоже слуге изучать государственные секреты.

— Тебе лучше идти, — произнес шпион.

Мальчик переставил небольшого оловянного грифона.

— Вы хорошо информированы. Я могу добавить лишь пару штрихов к тому, что изображено на этой карте, не больше. Вашим наездникам удалось уничтожить главную фабрику производства нежити северян и успешно отступить из Верхнего Тэя. — Он поднял кусок бирюзового мела. — А прошлой ночью голубое пламя уничтожило Анхаурз со всеми его жителями. — Он нарисовал на городе крест. — Его руины отличаются своеобразной красотой. — Положив мел, он потер пальцами, стряхивая крошки, и передвинул пару кораблей. — Тессалони Канос и ее люди добрались до Пролива Мага, и теперь Эскалант и Лаоткунд находятся под контролем совета. Если вкратце, везде происходит одно и то же. Несмотря на то, что магия стала ненадежной, а по земле гуляют волны голубого пламени и рыскают новые опасные твари, войска южан одерживают победу за победой, и за вклад в это я должен отдать должное тебе, уважаемый Спрингхилл, и твоей шпионской сети.

Маларк сглотнул.

— Кто вы?

— О, я думаю, ты знаешь. Однажды в роще я уже говорил с тобой и твоими товарищами. Я предложил вам свое покровительство, но вы отказались.

— Сзасс Тэм.

— Произноси это имя потише, пожалуйста, а лучше вообще не произноси. Я скажу тебе то, что знают лишь немногие. Я уже не тот маг, каким был до того, как погибла Мистра и Сфера Мертвой Луны взорвалась мне в лицо. Мне еще предстоит восстановить свою силу в полной мере, и мне вовсе не улыбается сейчас сражаться со всей Центральной Цитаделью. Было достаточно непросто пробраться сюда, проскользнув мимо охранных заклинаний, которые наложили Лаллара и Ифегор Нат для того, чтобы воспрепятствовать существам вроде меня проникнуть внутрь.

— Зачем же вы это сделали?

Мальчик растянул губы в улыбке так широко, что стала видна дыра на месте верхнего левого коренного зуба.

— В общем-то, я тебе уже все сказал. В течение десяти лет ты играл в этой войне ключевую роль. Если бы я мог предположить, насколько значимой фигурой ты станешь, то, возможно, тем вечером в лесу предпочел бы тебя убить. Но я посчитал, что будет ниже моего достоинства собственными руками уничтожать человека вроде тебя, не владеющего магией. Вдобавок перед тем, как войти в ваш лагерь, я заключил с вами перемирие. Тщеславие и сомнения — ужасные вещи. Они могут стать причиной самых разнообразных проблем.