ГЛАВА 17

Утром привычно убрала синяки из-под глаз, переплелась. Все было, как обычно — вышла во двор, умылась, позавтракала. Ведун ждал. Объяснил, что нужно от меня, зачем это и когда пригодиться может. Действительно… важное умение, буду учиться. Он оглянулся, поискал взглядом, подозвал к себе Юраса. Объяснял ему, что нужна его помощь. Тот стоял, сжимая побелевшие пальцы в кулаки, кивал важно — да, помогу, как же, это нужное дело. Подступил ко мне, притянул к себе за стан. Я улыбнулась ласково, заглянула в потемневшие глаза, сбросила варежки, обняла теплыми руками закаменевшую шею, прижалась всем телом, жарко шепнула в ухо:

— Извини — брезгую…

Не смотрела больше на него, отстранилась и прильнула к Тарусу, закрыла глаза, выдохнула, почти приказала: — Учи, ведун.

Твердые мужские губы накрыли мои. Он слегка притянул меня ближе, приподнял, потом крепче обхватил рукой. Я тянулась к нему, жалась, зарываясь руками в волосы на затылке. Я не брала его силу, не училась ведовскому действу — просто дарила свой поцелуй, а он его брал. Всхлипнула, когда оторвался от моих губ, потянулась опять за лаской. Мне сейчас нужно было это, хотела почувствовать себя не лягушкой холодной, а нужной и желанной… живой.

Не заметила, как вонзила ногти ему в затылок. Он глухо застонал, склоняясь ко мне опять. Нас оторвали друг от друга, я покачнулась и не устояла бы на ногах, но сзади подхватили чьи-то руки. Затуманенным взглядом смотрела, как Юрас стоял над рухнувшим ведуном. Тот потер рукой челюсть, отвел глаза от друга — смотрел на меня. Смотрел, как мужчина, звал взглядом. Юрас ударил опять.

Меня уводили в дом. Шла, прикрыв рукой глаза — стыдно было. Села на свою кровать, задержала за рукав Стаса. Показала глазами на ларь. Он сел. А я спрятала горящее лицо в ладони… Правильно, что его не отпустила. В дверь ворвался командир, стал передо мной, сжав кулаки.

— Брезгуешь, значит…

— Та черненькая мне больше других понравилась… пухленькая такая. Ты только проверься, пусть Тарус посмотрит — как бы заразу стыдную не подхватить. У тебя вон волосинки густо пали на одежду да болячка на губе намечается — верный признак. Так что да — брезгую. Вот как скажет, что не болеешь ничем таким, так и станем учиться. Я не против, командир. А пока ребята помогут. Да, Стас? Дело нужное, мало ли… — несло меня. Юрас разжал кулаки, улыбнулся и вышел.

Вечером он ушел в село на посиделки, а вернулся утром, когда я умывалась возле колодца. Прошел к себе. Вот и прояснили все, вот и славно…

А занимать силу я потом научилась. Мне помогли. Ведун не напомнил ни разу, что я вытворяла. Но мои отметины от ногтей на затылке не сводил. Там аж синяки пошли — все ими любовались. Он вел себя со мной, как и раньше. Подробно рассказал о том, что мы с ним должны были тогда делать. О том, как в подобии поцелуя занимают жизненную силу у здоровых воинов, чтобы спасти умирающих, делясь потом ею. Рассказал мне, как однажды было столько раненых, что просто кровь остановить всем у него силы не хватало. "Перецеловал" тогда всех, кто на ногах стоял. Жутко выглядело, наверное… не приведи когда такое испытать.

Когда до приезда свежей смены оставалась пара дней, все и случилось. На наш разъезд напали когда те возвращались с обхода. Сшибку увидели со стен, и ребята рванули на подмогу. Сразу увязли в рубке, а я в ужасе смотрела, как из-за холма подходят вражеские десятки — ровно, не спеша. В крепостце оставалась я одна и смысла дольше сидеть здесь не видела. Порубят их — мне смерть раем покажется.

Мигом оседлала коня, выехала. Успевала еще к ним проскочить. Как увидела, что могу различить вражьи глаза, так и стала метать стрелы. Сшитая специально для меня перчатка надежно защищала ладонь и запястье. Тридцать стрел было в колчане — тридцать чужаков полегло. Бросив лук, отчаянно кинулась саблей прорубаться в круг, где наши бились уже пешими. Мелькали вокруг чужие лица… я изворачивалась в седле, отражая и посылая сабельные удары. Они тяжко отдавались в теле до пояса… Хватала сквозь сжатые зубы воздух — его не доставало. Меня вело какое-то безумие! Не было страха, какой страх, если уже выбираешь, какой смертью умрешь? Я выбрала — там, с ними. Была только цель — пробиться любой ценой! Пробилась… пролетела, кувыркнувшись с павшего коня. Как голову не свернула? Быстро огляделась, поднимаясь на ноги — здесь все было залито липкой горячей кровью. Меня оттеснили внутрь, прикрывая, не давая простора поднять оружие. Побитые стрелами кони лежали вперемешку с людьми… Бросилось в глаза бледное знакомое лицо — прямо у моих ног лежал один из воинов.

Я упала на колени и припала губами к раненому из отряда ведуна. Парень вздрогнул, открыл глаза, я искала взглядом, кому еще помочь — помогала… перетягивала рубленые вены, прятала открытые раны, вливала понемногу силу. Над нами насмерть стояли воины… Юрас рубился двумя клинками. Ведун, Стас, ребята защищали тех, кто без сил лежал на мерзлой земле. Звон стали, противный скрежет оружия об оружие были основными звуками. Да еще тяжелое рваное дыхание, хриплые стоны, грязные бранные слова, обращенные к врагам. Кровь парила над открытыми ранами, пахла железом, остывала на снегу, уходила в него…

Цепенела от ужаса, не понимая — почему не перебьют нас стрелами? Наших осталось стоять человек пятнадцать, когда достали Стаса. Он был самым молодым среди всех. Разрубили плечо до середины груди, отвалив руку. Перевернулось все внутри… помутилось в глазах…себя забыла! Вскочила, как подкинуло. Юрас хрипло рыкнул: — Сядь!

А я чувствовала, как тяжелой волной поднимается из глубины души темная, страшная сила… как расплетаются косы за спиной, как взлетают вокруг меня черной волной. Знала, что глаза полыхнули синим светом. Битва почти замерла… Меня колотило от ярости и страшной, немыслимой по силе ненависти. Закричала, от отчаянья и ужаса не осознавая себя: — Хватит! Прекратите! Перестаньте! Уходите, откуда пришли, что же вы делаете? Будьте вы прокляты, твари поганые!

Голос звенел над степью, как будто его множило и разносило эхо.

Чужаки заторможено сползали с седел… те, что пешие — падали на колени. Повторила тише, уже не надрываясь, не понимая, что происходит:

— Уходите, уходите… — вырывался властный посыл, вполголоса, почти шепотом гремевший над местом битвы. В глазах потемнело, стало клонить к земле. Упали вниз волосы, закрыли лицо… колени подогнулись. Оседая на землю, слепо искала руками опору. Сильные руки подхватили, одним движением убрали волосы с лица. Шепнула с благодарностью: — Тарус… И стала жадно пить жизнь с горячих сухих губ. Сознание ускользало, тьма залила мир, только круги света под веками давали знать, что я жива. Уши заложило, тишина шумела музыкой, теплом мягким накрыло и потянуло вниз. Я скользнула в полную темноту.