— Ну тогда оставь только пляжи.

— А у тебя будут пляжи?

— Будет несколько. — На самом деле я сама еще до сих пор не знаю, что будет у меня в плане. Вчера вечером я пыталась продолжить свой жалкий список из двух колонок, который начала составлять еще в прошлый вторник, но большую часть времени я отвлекалась на путешественника во времени, который только посещает и никогда не остается. На невероятного, красивого парня с глазами, которые я еще не скоро смогу выбросить из головы, с телом, от которого мне совсем не хочется находиться далеко, и с руками, которые способны перенести меня куда угодно со скоростью мысли. На парня, которого не должно быть в 1995 году и который сидел вчера вечером на полу в моем магазине, словно лучшего места в мире нельзя было найти, и целовал меня так, словно нет в мире больше никого, кого можно было бы так целовать. На парня с секретами, один из которых пока так и остался нерассказанным.

— А что еще будет у тебя в плане? — невинно спрашивает Кортни, будто мы не участвуем в одном и том же конкурсе за приз в виде чека в 500 долларов.

Ее слова возвращают меня в школьный коридор, и я задумываюсь, что ей ответить.

— Ну… у меня множество… — начинаю я, но тут же снова теряю мысль, потому что вижу Беннетта, такого милого и немного лохматого, который оперся на шкафчики напротив кабинета Арготты и явно ждет меня. Стараюсь не сбиться с темпа, идя рядом с Кортни, хотя сердце у меня так и выпрыгивает из груди.

— Чего? Развалин? Я так и знала, что у тебя будет множество археологических мест. Наверное, и мне стоит… — Но после этих слов я уже больше ничего не слышу, мы поравнялись с Беннеттом, и я останавливаюсь. Сердце начинает биться еще сильнее.

— Привет, — говорит он и дарит мне свою невероятную улыбку, так что для меня Кортни совсем исчезает, словно ее никогда и не было, а я изо всех сил стараюсь не выглядеть безумно счастливой.

— Привет. — Ну вот, теперь еще и руки трясутся.

Кортни, тем не менее, все еще здесь, и я вижу, как она притворно оглядывается вокруг, словно пытается понять, откуда же возникли эти искры. Она переводит взгляд то на меня, то на Беннетта, и на губах ее возникает легкая загадочная улыбка.

— О, как интересно, — говорит она и направляется в класс с насмешкой на губах. — Прошу меня извинить.

— Мы можем поговорить? — спрашивает Беннетт.

Кошусь на дверь, ведущую в класс.

— Но ведь испанский вот-вот уже начнется.

— Я знаю. Идем. — Он проводит меня через боковую дверь школы, и мы идем по дорожке, спрятавшейся в зарослях кустарника, где-то в отдалении звенит звонок. Мы взбираемся по склону к растущим на его вершине деревьям и останавливаемся у самого высокого. Беннетт усаживается под ним и хлопает по земле, приглашая меня сесть рядом. Когда я сажусь, то сразу же понимаю, где мы находимся. Отсюда хорошо видна стеклянная стена столовой, даже можно разглядеть наш столик.

— Я просто хотел извиниться… снова… за прошлый вечер. — Он поднимает какой-то камешек и нервно теребит его в руках. Потом поднимает на меня глаза, такой грусти на его лице я еще никогда не видела. — Просто… мне столько раз хотелось тебя поцеловать.

Я наклоняюсь еще ближе к нему, надеясь, что ему захочется поцеловать меня еще раз, но вместо этого он отклоняется назад и опирается на ствол дерева.

— Каждый раз напоминаю себе, что нужно сдерживаться, потому что по отношению к тебе это будет нечестно. Я не хочу все усложнять. Понимаешь? Хотел бы я все тебе рассказать, и позволить тебе самой решать, что ты обо всем этом думаешь. Что чувствуешь ко мне.

— Я знаю, что чувствую, — говорю я, сокращая расстояние между нами, которое он создал минуту назад, хотя для этого и понадобилось все мое мужество. — Но тебе в любом случае лучше все мне рассказать, чтобы я могла решить…

Ободряющее улыбаюсь ему, чтобы он понял - я готова его выслушать. Хотя и знаю, что здесь замешана девушка. Пусть это и было почти месяц назад, но я так и не забыла, как он выглядел той ночью в парке – как он раскачивался взад-вперед и бормотал, что ему нужно ее найти. И как он рассказал мне потом в кофейне, кто-то пропал, и это его вина.

— Я потерял сестру. — Мои глаза раскрываются от удивления. — Мы с Брук ходим на концерты. Нам нравится проводить так время.

Брук. Не сразу я поняла, что речь идет о маленькой девочке с темными волосами и челкой, держащей на руках маленького братика на одной из фотографии в доме Мэгги. Его сестра. Которой два года. Или все-таки девятнадцать.

— Для нас это стало своего рода хобби. Я выбираю группы, которые мне нравятся, и нахожу их самое раннее выступление, на какое только могу попасть. А Брук всегда путешествует со мной.

Вижу, что ему трудно говорить. Такое впечатление, что рассказ о том, как он спас мою жизнь, или о том, что он на самом деле не из 1995 года, были всего лишь подготовкой к самому сложному – к рассказу о Брук.

— Помнишь, я говорил тебе, что могу путешествовать только в пределах линии своей жизни.

В ответ только нервно смеюсь.

— Да уж, сложно это забыть.

— Каждый раз, когда я пытался переместиться в дату раньше дня моего рождения, это не срабатывало. Закрываю глаза, представляю дату и… ничего не происходит. Но Брук так хотела попасть на это шоу, что все-таки убедила меня попробовать еще раз. Это был просто эксперимент. Никто из нас и не предполагал, что может что-то получиться. — Беннетт улыбается своим воспоминаниям. — В общем, мы взялись за руки, закрыли глаза, я представил место, куда мы хотели попасть, и дату в 1994 году, и…

— У тебя получилось?

— Да, но только на пару минут. Вот только что я был там, и вдруг меня там уже нет. Меня выбросило обратно в Сан-Франциско.

— Выбросило?

Беннетт пожимает плечами, словно это всего лишь небольшое неудобство.

— Обычно я полностью контролирую, куда и в какое время я отправляюсь, но тут я нарушил границы, всеобщие временные правила. И видимо, меня вернуло туда, где мое место.

— Но если ты отправился туда вместе с Брук, почему тогда тебя выбросило, а ее нет?

— Я не мог оставаться потому, что в марте 1994 года меня еще не существовало.

Внимательно смотрю на него, ожидая продолжения.

— А Брук могла. Потому что родилась в 1993 году.

— Ого! Серьезно? — задаю я вопрос, Беннетт в ответ кивает. — И куда же ты ее перенес?

— 10 марта 1994 года. Стадион Чикаго. — Он смотрит мне прямо в глаза и спрашивает: — Тебе ни о чем не говорит эта дата?

Задумываюсь. 10 марта. Прошлый год. 10 марта. Что-то не понимаю, о чем он говорит.

— Корешок от билета, — произносит он. — У тебя на доске над столом. Pearl Jam. Это не было какое-то особо крутое шоу. Брук просто хотелось прослушать их песни с альбомов «Ten» и «Vs.».

— Надо же. — Произношу я те же самые слова, которые он сказал, увидев у меня корешок от билета. — Я была там. С Эммой. Мы были там.

— Уж в любом случае дольше меня. У меня не хватило времени даже, чтобы купить футболку.

Видимо, предполагалось, что здесь я должна была рассмеяться, но я лишь продолжаю недоверчиво смотреть на него.

— Как ты собираешься вернуть ее обратно?

— Точно не знаю. Сперва я подумал, что нужно вернуться в самую раннюю дату, какую только могу – в 6 марта 1995 года – Брук могла бы пожить годик у Мэгги и подождать меня там. Но у Мэгги ее не оказалось, и, судя по всему, никогда и не было. Поэтому мне остается только оставаться здесь и ждать, может она сообразила, что я жду ее в марте 1995 года, или что время само все расставит по местам и выбросит ее обратно в 2012 год, … или куда-нибудь еще, между сейчас и потом…

— Боже, как же, наверное, она напугана. — Я представила себе, как Брук бродит по улицам, потерянная во времени в поисках пристанища.

— Я знаю Брук, может сначала она и была слегка шокирована, но у нее с собой достаточно денег, хватит, чтобы выжить. Думаю, с ней все в порядке. А вот мама моя от этого не в себе, и, конечно же, винит во всем меня. Хотя, может она и права, и я не способен справиться со своим «даром».