— Действительно… — она смотрит в окно и все еще размышляет, как будто есть хоть один шанс, что я могу оказаться неправа. А потом говорит: — Так и есть, — тянет ко мне руку и щиплет за щеку.

— И посмотри, как здорово получилось. Без тебя мне пришлось бы все петь одной. Послушай, мы скорее до школы доедем, чем ты диск выберешь. Вот, - Эмма протягивает руку и вытаскивает один сверху. — Vitalogy (прим. пер. Третий студийный альбом американской рок-группы Pearl Jam). Просто отлично.

Мы слушали новый диск Pearl Jam практически без остановки последние три месяца. Эмма вставляет диск в стерео и включает звук настолько громко, насколько это не искажает басы. Она смотрит на меня и улыбается, двигаясь в такт музыке, тихо звучат первые гитарные ноты «Corduroy», затем начинают нарастать, пока не превращаются в устойчивый ритм, машина наполняется звуком. Присоединяются басы, сначала мягко, потом громче, я откидываюсь на сидение. Мы слушаем последние пять нот вступления, и вот он – наш выход, мы смотрим друг на друга и поем.

The waiting drove me mad.…

You’re finally here and I’m a mess….

Мы поем каждое слово, громко и фальшиво, но последняя минута песни - инструментальная, и вот где мы отрываемся по-настоящему. Я играю на невидимой гитаре и трясу головой, Эмма играет на руле, словно на барабанах, ее пальцы летают над ним и шлепают по коже. И тут Эмма добавляет немного хореографии в наше прибытие – в тот самый момент, как затихают последние гитарные аккорды, она сворачивает на наше обычное парковочное место и поворачивает ключ в замке зажигания.

— Знаешь, Pearl Jam выступят в Солджерфилде (прим. пер. Название стадиона в Чикаго) этим летом. Попроси Веснушку достать нам билеты.

— Прекрати так его называть, — я с трудом сдерживаю смех. — Его зовут Джастин. Хорошо, я спрошу, возможно, он достанет нам билеты…

Она смотрит на меня и поднимает брови. — Возможно? Да брось, он сделает все, о чем бы ты ни попросила. Этот парень без ума от тебя.

— Ну нет. Я знаю его с пяти лет. Мы просто друзья.

— А он-то об этом знает?

— Конечно, знает. — Мои родители и родители Джастина знакомы уже много лет, и большую часть из них мы с ним были неразлучны. Но рано или поздно все меняется. Раньше Джастин Райли был для меня словно уютный спортивный костюм, но превратился в платье для вечеринки. Милое, но не всегда удобное.

— Ладно. Тогда может быть ты любезно попросишь своего друга достать нам билеты на Pearl Jam? — Она уже почти вышла из машины, как вдруг останавливается, захваченная новой мыслью. — Стой! А что если он не сможет их достать? Что тогда?

Я внимательно смотрю на нее. — Ты очень хочешь увидеть Pearl Jam этим летом, Эм?

Она кивает. — Конечно.

— Тогда вспомни, когда в последний раз ты не получала то, чего хотела?

Она задумалась, а я застыла в ожидании. Потом она просто пожимает плечами и улыбается. — Я что, такая испорченная?

— Нет, — лгу я. Эмма смотрит на меня глазами обиженного щенка, и я произношу: — Ну может иногда, но я все равно тебя люблю. — Наградой мне служит улыбка.

Мы с Эммой проходим мимо группы студентов у бокового выхода, останавливаемся на коврике у входа, наблюдаем, как обогреватель заставляет таять снег на нашей обуви, и тот каплями стекает вниз. И тут я понимаю, что за все утро это самый удобный момент. Если я кому и хотела рассказать о том, что произошло на стадионе, так это Эмме, и сделать это нужно было сейчас, вот только я не знаю, с чего начать. Как рассказать лучшей подруге о парне, который внезапно возник из воздуха, улыбнулся мне, а потом также внезапно исчез, как и появился, прямо у меня на глазах, и который не оставил ничего, кроме отпечатка на снегу и тайны, нестерпимо зудящей и требующей разрешения.

— Эм?

— Да?

— Могу я рассказать тебе кое-что… странное? — Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что никто нас не подслушивает. Одно дело – рассказать лучшей подруге, что ты сошла с ума, и другое дело, если эта новость начнет распространяться по школе со скоростью света.

— Конечно.

Мы подходим к нашим шкафчикам и останавливаемся, но не успеваю я открыть рот, чтобы начать свой рассказ, как из-за угла с широкой улыбкой появляется Алекс Камариан, он кладет свою руку на плечо Эммы.

Просовывает свою голову между нами, и я слышу, как он шепчет ей на ухо: — Доброе утро, красотка.

— А, Алекс, — говорит Эмма, слегка толкает его и одаривает полуулыбкой. — Разве не видишь, мы разговариваем? Чего ты хочешь?

И прежде, чем он успевает ответить, звонит первый звонок.

— Я скажу тебе, чего хочу… — говорит он и притягивает ее к себе, — .. если ты прогуляешься со мной по «пончику».

Эмма смотрит на меня. Потом на Алекса. Затем на круглый холл, прозванный «пончиком».

Потом снова переводит взгляд на меня, словно спрашивая разрешения, я ободряюще ей улыбаюсь. Алекс предлагает ей руку. — Позволите? — Он специально пытается придать своему голосу сексуальности, будто он главный герой второсортной мыльной оперы, и вот я уже наблюдаю, как Эмма берет его под руку, и они уходят. Она оборачивается ко мне, пожимает плечами и строит гримасу, словно хочет показать, что у нее не было другого выбора, ее губы беззвучно произносят: «Увидимся позже».

Может быть это вторжение Алекса – знак? Если уж я вижу исчезающих парней, то лучше держать это при себе и никому не рассказывать. Я залезаю в шкафчик, забираю учебники для следующих трех уроков, хватаю немного жвачки и выпрямляюсь.

И тут замечаю его. Я застываю, словно увидела приведение. Дин Паркер по-отечески обнимает его за плечи, ведет по коридору мимо толпы студент+ов, показывая на двери классов, привлекая внимание к указателям на стенах. Он ведет его на первое занятие в первый день в новой школе.

Новый ученик. Из Калифорнии. Парень с темной копной лохматых волос, и без сомнения, тот самый парень, которого я видела на треке.

Они проходят рядом со мной, но ни тот, ни другой на меня даже не смотрят. И вот я стою, бледная, с разинутым ртом, до тех пор, пока они оба не скрываются за поворотом.

Обычно на урок испанского я прихожу самая первая, но сегодня вхожу в класс, когда уже прозвенел четвертый звонок.       Сеньор Арготта удивленно смотрит на меня, от меня он меньше всего ожидал опоздания на свой урок. Когда я прохожу мимо него, он машет передо мной ярко-желтой карточкой об опоздании.

— Hola, Señorita Greene. — Он старается быть серьезным, но ему удается продержаться лишь пару секунд, и вот уже выражение его лица смягчается, и на нем появляется легкая улыбка.

— Hola, Señor. — Я спешу пройти мимо него, опустив голову, но потом все-таки оборачиваюсь и улыбаюсь, словно извиняясь. Добравшись до стула, падаю на него почти без сил. Выуживаю из рюкзака тетрадь и начинаю поиски жвачки, попутно обдумывая странные вещи, произошедшие сегодня.

Итак, он существует. И он здесь.

Поток мыслей в голове никак не удается остановить. Во-первых, где он был все утро? Между занятиями я проходила через «пончик» бессчетное количество раз и ни разу его не встретила. Во-вторых, зачем ученику старших классов, только появившемуся в городе, торчать на стадионе университета в 6:45 утра в понедельник? В-третьих, почему там он смотрел на меня так, словно давно меня знает, а спустя два часа проходит мимо, будто никогда и не видел? Хотя… может и правда не видел. Нужно все выяснить, вот только найду его.

Где же он?

На стул рядом со мной плюхается Алекс, и сеньор Арготта снова берется за свой блокнот с карточками и машет им уже перед Алексом, сопровождая все это ворчанием и соответствующим выражением лица.

— Вы опоздали, сеньор Камариан, — произносит он с сильным акцентом. Но не проходит и секунды, он снова переключается с блокнота на доску, и на его лице появляется привычная улыбка.

— Извините, сеньор. — Говорит Алекс, склоняется в проход между рядами в мою сторону и шепчет: