— Мальчик был не трусливый! — возмутилась я, — Просто она его спасала! Только в тот раз!
— Ну, ладно-ладно, — мужчина примиряюще легонько похлопал меня по плечу, — Я верю, что мальчик из сказки был не трусливый. Я же всю сказку не слышал, так что подробностей не знаю. У меня нету веских улик, чтобы утверждать, будто тот мальчик был трусливый тогда или вообще.
Поскольку тот мальчик был немного похож на папу — папа мой с компьютерами работал в большой фирме — а Сатоси-сан признал-таки, что в трусости папу моего не подозревает, я все-таки успокоилась. Все-таки, папу моего я любила. Нечего его трусом обзывать!
— Ох, ты ешь, давай, мороженное! — испугался полицейский, запоздало посмотрев на стол, — А то уже тает! Или я тебе нового куплю.
— Не надо! — взмолилась я.
Все-таки, тридцать пять порций мороженного за день — это перебор. Это уже передоз даже самой сладкой мечты младшешкольника.
— Но вы мне тоже помогите! — взмолилась я на пятой порции.
— Ах, да… сейчас, — мужчина, уже пересевший обратно на диванчик с другой стороны стола, торопливо отодвинул свою квитанцию. Выпил лужицу с первой тарелки, и потянулся за второй тарелкой мороженого — целое было еще почти не подтаявшее, в отличие от надкусанного ложкой. Правда, он подозрительно косился на тот листок бумаги.
Не выдержав, спросила:
— А что вы там пишите?
Мороженное было вкусное, мама была еще жива, словом, настроение у меня стало хорошее. Даже если не расскажет — не испортит. То есть, каюсь, мне было отчасти грустно за Сатоси-сан, которого так подло бросила девушка, да еще и перед таким красивым праздником.
— Заполняю отчет, — серьезно ответил молодой полицейский, — Что я задумался на посту, во время обхода моей территории, и случайно наехал на девочку колесом велосипеда. Повезло, что я просто шел и его катил, а то бы на твою ступню надавил намного больше: и своим весом, и весом велосипеда.
Ложка выпала из моей руки, в мороженное следующее, нас обрызгав.
Про меня пишет?! Что он наехал на меня?!
— Но Сатоси-сан! — возмутилась я, — Все же обошлось! Вы заплатили и за обследование, и за мое лечение. Еще и мороженным меня накормили. Я вам клянусь, что никому не расскажу, что вы…
— Но я так не могу! — отчаянно вскричал он, — Я не могу утаить от начальника и жителей нашего района мое преступление! И вообще, я же должен подавать всем достойный пример, а я…
— Но все же обошлось! Вы кость мне не раздавили!
— Нет, я так не могу! — мужчина даже вскочил, — Пусть все узнают, что я…
— Ничего не обошлось, — сварливо отозвались сбоку, — Мне всю одежду забрызгали.
Мы обернулись и увидели молодого хозяина нового магазинчика сладостей.
— Вот что мне делать теперь? — возмущался Синдзиро, вцепившись в ворот своего темного синего свитера изумительного какого-то оттенка, яркого и редкого, потрясая своим свитером, на котором желто-розовые разводы мороженного были очень заметны. Ага, и капли белые тоже.
— Ну… — Сатоси-сан торопливо потянулся за кошельком, — Послушайте, у меня сейчас денег в обрез. Только на жилье и лапшу быстрого приготовления. Я кольцо продам, тогда… — отчаянно посмотрел в сердитые черные глаза, — Можно, я вам квитанцию за химчистку в следующем месяце оплачу? Вы мне чек покажете — сами пока оплатите — а я вам в следующем месяце всю сумму отдам? А пока… — смущенно улыбнулся, — Пока можно я вас просто угощу мороженным? — на меня посмотрел с мольбой, — Сеоко-тян, ты же не будешь возражать?
— Неф, — ответила, не вынимая ложку изо рта. И головой еще качнула для убедительности.
Если честно, мне третий поедатель мороженного был бы очень кстати. Оказывается, детская мечта обожраться мороженным разных видов по самое не могу могла стать настоящим кошмаром — я это уже заподозрила после седьмой порции.
— Мороженным? — Синдзиро скривился, посмотрев на стол, — Подтаявшим?..
— А другого нет, — я наконец-то вынула ложку изо рта.
— Я умоляю вас! — Сатоси-сан даже опустился на колени.
Продавец сладостей посмотрел на него презрительно, сверху вниз, потом, наткнувшись на мой взгляд укоряющий, проворчал:
— Ну, ладно. Уговорили, — ткнул в грудь полицейского длинным чистым ногтем указательного пальца, — Но химчистку вы мне поклялись уже оплатить. Публично.
Надо же, хамить полицейскому не боится?!
Но Сатоси-сан после такой жирной полосы неудач был согласен на все, что угодно.
Словом, втроем мы мороженное таки одолели. И, если приглядеться, Синдзиро был настоящим сластеной, ибо съел двенадцать порций в одно пузо. Еще три благополучно растаяли в процессе, освободив нас от мук — и мы попросили унести их вместе с опустевшей посудой.
Все, я теперь знаю самое страшное проклятие из всех существующих на свете: да чтоб тебе пятьдесят порций мороженного за один день съесть! А в самом жутком варианте: да чтоб тебя заставили сожрать сто!
После мороженного Сатоси-сан и Синдзиро обменялись визитками — полицейский робел смотреть хозяину магазинчика сладостей в глаза — затем Сатоси-сан заплатил за мороженное подошедшему официанту — и мы разошлись. И в пузе, и вообще.
В общем-то, день прошел вполне ничего. Хотя живот и горло у меня на следующий день болели. Сатоси-сан, зашедший вчера и сегодня поздно вечером к нам, чтобы долго и на коленях извиняться перед моим отцом за мои мучения, обещал сводить меня к врачу и заплатить за дальнейшее мое лечение. Но отец попросил, чтоб только сводил меня к врачу, поскольку сам он не может сходить сам со мной завтра: у них готовятся к важному совещанию, так что вся техника и мастера должны быть на месте и работать исправно.
Хотя, правда, за мой осмотр и таблетки Сатоси-сан все же заплатил сам. Я боялась, что кольцо для бросившей его невесты он еще не продал, да и вряд ли та к нему вернулась. Словом, вероятно, он даже рамен не каждый день будет есть. Поэтому упросила бабушку-цветочницу, чью еще более старую маму он часто через дорогу переводил, хотя бы через день носить ему пирожки в знак благодарности. Хотя бы только неделю. Но лучше — две. Сама даже обещала за них заплатить. У меня же были деньги на карманные расходы. И я их нечасто тратила. А тут можно было позаботиться о хорошем человеке.
Бабушка не понимала, зачем мне все это. Пришлось мне ей признаться, что у нас случилось. Хотя она и поклялась никому не говорить, что он наехал на меня своим велосипедом. И что я только куплю ей три пачки муки: она вечно что-то забывала купить в магазине и боялась, что это выпадет мука. А прочие продукты для пирожков у них дома более-менее водились. Хотя бы потому, что ее мать любила маринованные яйца — и частенько сырые покупала сама во время своих прогулок.
В общем, нашими совместными стараниями Сатоси-сан с голоду не умер. Хотя, правда, сердобольные женщины и старушки сплетничали, что как ни проходили мимо его участка, так он только лапшу быстрого приготовления и ест. Ох, как бы язву желудка не подхватил, если будет питаться одним только раменом!
Хотя вопреки нашему заговору и клятве между мною, папой и бабушкой-цветочницей, что мы будем до смерти молчать, что наш полицейский наехал на мою ногу своим велосипедом — он же добрый у нас, молодой еще, ни к чему ему портить репутацию — Сатоси-сан всем же сам и рассказал «об этой трагедии». И многие его осуждали, кстати. А он ходил, стыдясь смотреть всем в глаза. Но меня убеждал, что после всеобщего осуждения ему на душе станет легче и он уже не будет себя чувствовать таким виноватым. В конце концов, каждое преступление должно быть наказано. Тем более, он же полицейский! Эх, если ему и в правда после станет легче… В общем, ради облегчения его совести после тяжких мук, я смирилась, что все узнали.
В пятницу вечером я опять расплакалась, когда возвращалась домой. Даже из школы я вышла одна — никто так и не хотел подружиться со мной, даже на прощание. Дон Ми вот заболела, а с другими девочками, которые тогда тоже были у нее в гостях, мы как-то мало общались. И мамы моей больше не было. Даже при том, что она еще была живая. Вроде.
Шел уже не снег, а дождь. Так, слегка накрапывал.
Синдзиро появился передо мной неожиданно. И протянул мне пирожок-рыбку. Я всхлипнула и взяла ее дрожащими руками.
— Заплаканное лицо красавицы становится ужасным, — шепнул мужчина, нагнувшись к моему уху, — Особенно, для нелюбящего тебя мужчины. С любящим-то поиграться можно, стрясти с него что-нибудь, если убедительно заплакать. Но только нечасто. И не проси слишком много. А то сбежит — и ты его больше никогда не отыщешь.
Ах да, я едва не забыла вам сказать! Я же зонтик-то ему вернула! Еще в воскресенье! Я же жить не могла спокойно, пока не верну! Это сейчас-то вернула уже давно — и успокоилась — и забыла. И еще девушки и девочки, пришедшие тогда за покупками, смотрели на меня недоверчиво или завистливо, мол, с чего это Синдзиро-сан и Синдзиро-доно одалживает кому-то там зонтики?..
Я прижала пирожок к груди и благодарно поклонилась дарителю. А что я еще могла?..
Он дружелюбно, но легко-легко, похлопал меня по затылку и ушел, опять замаскированный в простой спортивный костюм. И еще торопливо снял подвешенные за ворот черные очки — и одел. Опять, что ли, спасается бегством от поклонниц? Или его возлюбленная — не из них — и он тайком ходит на свидания с ней?
Смущенно посмотрела на пухлую рыбку в моей руке.
Но, все-таки, Синдзиро-сэмпай добрый. Тратит свои пирожки для незнакомой девочки. Которая даже ничего никогда у него не покупает.
Почему-то с того дня мое сердце начало как-то странно биться, когда я видела Синдзиро или проходила мимо его магазина. И даже когда слышала слово «сладости».
Только… если совсем честно… Вы пообещайте, что никогда ему не расскажете?.. Очень вас прошу: вы только не рассказывайте ему!
Я вторую рыбку тогда не съела. Нет, я хотела! И она смотрелась очень аппетитно! Тем более, от него. Почему-то то, что он подарил ее мне, делало пирожок с начинкой из бобовой пасты еще как будто даже красивее.