— Я боюсь, что в пылу битвы мы несколько забылись. — Он осторожно погладил ее по голове. — Что с тобой? — спросил он.

Именно в этот момент она вышла из оцепенения. Говорить было не о чем. Оставалось только убежать, все остальное только ухудшило бы ситуацию, указав на ее позор. С развевающимися юбками она помчалась к Жемчужине, запрыгнула в седло и ударила кобылу пятками по бокам.

— Но! — закричала она. — Вперед!

Испуганная такой непривычной спешкой, кобыла встала на дыбы, однако Элизабет уже крепко держала поводья в руке. Она снова ударила пятками по бокам Жемчужины, взяла ее в шенкеля и заставила прыгнуть вперед, так что та буквально полетела галопом через поля, прочь от моря и от мужчины, который одновременно был и свидетелем, и виновником самого страшного позора в ее жизни.

Все ее тело горело от стыда, а в голове было пусто, словно ее кто-то вымел веником. Шок из-за случившегося парализовал ее разум. И лишь после того, как позади остались деревни и она снова направилась в сторону Рейли-Манор, девушка взяла себя в руки. Ей нужно было подумать, как вести себя, когда она снова окажется дома. Должна быть какая-то видимая причина тому, что она в столь смущенном состоянии. Не говоря уже о растрепанном виде, разорванном спереди корсете и следах на одежде. Когда она увидела пятна на юбке, то прокляла себя за свою глубочайшую глупость. Почему она не сообразила, что ей предстоит, когда он поднял ее на руки? В конце концов, она выросла в деревне и достаточно часто собственными глазами видела, как спариваются животные. Пусть даже у них это выглядело несколько по-иному, но сам процесс все равно был точно таким же.

В какой-то момент она подумала о том, что можно было бы прямо заявить, что Дункан Хайнес напал на нее и изнасиловал. И каждый, без сомнения, поверил бы ей на слово, ведь его корабль стоял на якоре у побережья, а владелец находился в той местности, где она обычно каталась верхом. К тому же все считали его наглым и бессовестным. Однако эту мысль она отбросила сразу же. Его схватят и повесят, и тогда его смерть будет на ее совести. Нет, нельзя сказать, что она не желала ему смерти — ее гнев на него был безграничным, и чем больше Элизабет размышляла, тем сильнее злилась на него. Он обошелся с ней как с какой-то проституткой, не хватало только еще, чтобы он предложил ей за это деньги!

Однако, что бы ни думала Элизабет, она осознавала, что виновата во всем была только одна-единственная особа — она сама. Ей нужно было сразу остановить его, уже вчера, когда он заявил о придуманной моряками традиции. Но вместо этого она снова поехала к нему, накликав на себя беду. Она не только позволила ему ласкать себя, а даже сама бросилась ему на шею. Она воспламенилась и сгорела, словно фитиль, подожженный с двух сторон. Дункан не виноват. Это она, похотливая, сладострастная и безнравственная, совершенно забыла обо всех приличиях. Для нее оказалось достаточно одного поцелуя и нежных поглаживаний, чтобы она потеряла контроль над собой. Задним числом ей стало понятно, что она искала с ним следующей встречи только затем, чтобы утолить лихорадочную потребность вновь упасть в его объятия. А он всего лишь взял то, что она ему преподнесла. Осознание этого поступка было настолько болезненным для нее, что Элизабет всхлипнула. Однако девушка, проклиная себя, понимала, что другого она не заслужила и что ей придется принять меры к тому, чтобы об этом никто не узнал.

Элизабет снова села в седло и всю дорогу домой думала о том, как разрешить свою самую острую проблему. Она остановила Жемчужину на краю небольшого леса у незаметного ручья. Была всего лишь одна возможность надежно устранить все следы. Она осмотрелась по сторонам, но нигде не было видно ни единого человека. Уже смеркалось, все люди сидели в тепле, никто по такой погоде не задерживался долго на улице. Она быстро стянула с себя всю свою одежду, застирала в ручье предательские пятна, а затем снова оделась. Ее тело дрожало от холода, зубы стучали, а пальцы на ощупь казались ледяными сосульками. Однако этого было недостаточно. С чувством презрения к смерти она сняла с себя сапоги и бросила их в ручей, затем смочила волосы и лицо и на мгновение опустила в воду свою накидку. После этого Элизабет натянула мокрые сапоги и поспешно села на лошадь. Кобыла испуганно заплясала, потому что ледяная вода с накидки стала стекать на нее, но, когда Элизабет ласково заговорила с ней, Жемчужина успокоилась и перешла на равномерную рысь. До дома было уже недалеко, не больше половины мили, однако, добравшись наконец до господского дома, Элизабет совсем окоченела.

Домашний слуга сохранил самообладание, когда она ворвалась в холл. Ему уже приходилось видеть Элизабет в таком виде после возвращения с конной прогулки. Он сразу же позвонил в колокольчик и вызвал служанку.

— Горячую ванну! Быстро! — крикнул он.

Напуганные шумом, в холле сразу же появились хозяин дома и Данморы.

— Что случилось? — озабоченно спросил виконт. — Ты снова упала с лошади?

Элизабет, лязгая зубами, кивнула. Служанка стащила с нее размякшие в воде сапоги и набросила ей на плечи одеяло.

— Боже мой! — воскликнул Роберт.

— Ничего со мной не случилось. Я не первый раз падаю с лошади. Такое бывает, когда преодолеваешь препятствие. Как ни глупо, но в этот раз я упала в ручей. Горячая ванна быстро приведет меня в порядок.

— Ты уверена?

— Совершенно уверена.

Гарольд Данмор стоял у подножия лестницы, и, направляясь вверх, она вынуждена была пройти мимо него. В его взгляде, как ей показалось, она увидела восхищение. Опустив глаза, Элизабет прошмыгнула мимо. Ее босые ноги шлепали по холодному камню, она бежала так быстро, как только могла. Наверху ей навстречу вышла Фелисити, держа в руках подбитое мехом одеяло.

— Что ты творишь! Накануне твоей свадьбы! Ты что, смерти своей хочешь?

«Именно это я и заслужила», — подумала Элизабет, злясь на себя саму. Она больше часа просидела в бадье для купания, служанки несколько раз доливали туда горячую воду, в то время как Элизабет исступленно намыливала свое тело и терла его щеткой, как будто могла смыть с себя пережитый ею позор. Фелисити мыла ей волосы пахучим мылом с лавандой, снова и снова упрекая Элизабет в легкомыслии.

— Это все оттого, что девушка скачет в мужском седле! — ругалась она.

Элизабет чуть не зашлась истерическим смехом, услышав невольную двусмысленность, прозвучавшую в устах кузины. Однако она сдержалась и, опустив голову, молча уставилась на воду, от которой поднимался горячий пар. Мокрые волосы свисали вниз, скрывая ее лицо. Казалось, все обошлось. Никто не спросил ее, почему она так расстроена, ведь на ее теле нет даже царапины. Все вокруг думали, что единственной причиной ее столь странного поведения была предстоящая свадьба с Робертом Данмором. Робость, наивная боязливость невесты, неуверенность в себе… А если причина не в этом, то наверняка все объясняется дальним путешествием, в которое она вот-вот отправится, разлучившись с отцом. Хороших причин было достаточно.

И, таким образом, на следующий день ее засунули в шелковое свадебное платье и обвешали украшениями. Ее волосы закрутили в твердые локоны и украсили вышитой фатой. Под тихий звон колоколов домашней часовенки началась свадебная церемония. Отец торжественно вывел ее к алтарю, где священник посредством нескончаемых монотонных латинских слов совершил обряд венчания. Стоящего рядом с ней жениха в голубом бархатном свадебном костюме Элизабет едва воспринимала, и даже торжественная брачная клятва доносилась до ее ушей как будто издали. Ее собственную клятву она скорее прошептала, чем произнесла вслух, а посреди клятвы сбилась, и ей пришлось начать все заново.

— Я, Элизабет Мери Катарина Рейли, согласна, чтобы ты, Роберт Гарольд Генри Данмор, стал моим венчанным супругом. Я клянусь почитать и любить тебя с этого дня до тех пор, пока смерть не разлучит нас. — Она не могла поднять взгляд на него, однако, к счастью, казалось, что никто от нее этого и не ожидал. О чем в этот момент думал Роберт, она не знала, но, прислушавшись к себе, поняла, что ее это нисколько не волнует. Они обменялись кольцами, и священник благословил их брачный союз.