Кэтрин начала бить дрожь; она чувствовала, что постепенно теряет самообладание под этим спокойным задумчивым взглядом.

— Я… я думала, это кое-кто другой, — сказала она.

— Весьма сожалею, что я не он, но, возможно, в его отсутствие мне удастся уговорить вас пойти вместе со мной на courante[21], которую сейчас играют?

— Вы очень любезны, месье. Но я не могу. — И хотя вовсе необязательно было пускаться в объяснения, она поняла, что пытается найти причину. — Мы… Мне вас не представили.

— Это легко исправить. Если позволите поговорить с вашей дуэньей, уверен, она не станет возражать.

Кэтрин опустила ресницы, радуясь, что маска помогает скрыть выражение ее лица, и повернулась к нему спиной.

— У меня нет дуэньи, месье. Пожалуйста, оставьте меня.

Она чувствовала за спиной странное молчание этого человека, словно в ее ответе было что-то неприятное для него.

— В таком случае у вас есть покровитель, — произнес он, и это было больше утверждение, чем вопрос. — С вашего позволения замечу, что с его стороны было крайне неразумно оставлять вас одну.

— Мой… Он вернется с минуты на минуту, — заверила она, не двинувшись с места.

— Правда? — задумчиво спросил человек в черном. — Тогда мне будет приятно сообщить ему о его небрежности.

— Вы ведь шутите? — повернув к нему лицо, спросила она, и по ее телу пробежала волна тревоги, стоило ей представить стычку двоих мужчин и вызванное этим внимание.

— Кажется, кто-то должен научить его манерам. Уверяю вас, мадемуазель, ничто не доставит мне большего удовольствия.

Она колебалась, сильнее кутаясь в свою шаль.

— Он… жесток и отлично владеет шпагой, месье. — Она понятия не имела, было ли так на самом деле, но Маркус носил с собой шпагу, свой colichemarde[22], с такой же уверенностью, как и любой другой мужчина из ее окружения.

— Правда? Я тоже несколько знаком с этим оружием, — прокомментировал он, положив пальцы на эфес шпаги.

Что-то — может быть, его ледяной тон — привлекло внимание Кэтрин. Она пристально оглядела его, сощурив глаза, в частности медный оттенок его кожи, загоревшей на солнце. У джентльменов не могло быть такого цвета кожи. Кто же он тогда? Человек, владеющий шпагой, человек, недавно вернувшийся с моря? В ее голове вдруг промелькнула ужасная догадка. Может, это был Наварро?

— Месье… — начала она, понятия не имея, что говорить.

Она инстинктивно чувствовала, что будет лучше, если Маркус и этот человек не встретятся, но она не находила способа это предотвратить. В таком случае, не будет ли лучше, если они встретятся у всех на виду? Учитывая их темпераменты, это окажется вполне благоразумным решением и заставит ссору — если эта ссора была — подождать более подходящего момента.

— Да, мадемуазель?

Кэтрин призывно улыбнулась под маской.

— Музыка еще играет — вы позволите даме изменить свое решение?

— Безусловно, — согласился он так быстро, что она сразу же усомнилась в обдуманности своего поступка. Положив ладонь в его протянутую руку, она вдруг подумала, что он умышленно вынудил ее так поступить.

В любом случае они так и не дошли до паркета. Не успев сделать и полдюжины шагов, она услышала, как Маркус зовет ее по имени, которое она придумала.

— Селеста, дорогая, я не собирался заставлять тебя ждать так долго, — говорил он, приближаясь.

Затем его взгляд упал на человека, стоявшего позади нее, и Маркус споткнулся. Его улыбка исчезла, а лицо стало неподвижным, как маска, в то время, как он делал несколько последних шагов, отделявших их друг от друга.

Повисла неловкая пауза, после чего мужчина в черном заговорил притворно мягким голосом:

— Итак, мы снова встретились, Маркус? Ты не поприветствуешь меня через столько месяцев?

— Да, конечно. — Маркус склонил голову. — Надеюсь, у тебя все хорошо, Рафаэль?

Значит, она оказалась права. Мужчина, стоявший рядом с ней, был Наварро. Высвободив руку, Кэтрин подошла ближе к Маркусу.

— Ты не отвезешь меня домой? — тихонько попросила она.

Маркус шепотом согласился, и они уже направились к выходу, но тут Рафаэль Наварро произнес:

— Не так быстро, мой друг. Я обещал леди поговорить с тобой о твоих манерах.

— Моих манерах? — непонимающе повторил Маркус.

В уголках рта мужчины в черном притаилась лукавая улыбка.

— Они оставляют желать лучшего, — тихо произнес он.

Маркус побледнел, но старался сохранять самообладание.

— Сожалею, — ответил он. — Возможно, мы сможем обсудить мои ошибки в другой раз. Сейчас я должен выполнить просьбу дамы.

Наварро искоса бросил на Кэтрин злобный взгляд своих черных глаз.

— Жестоко, — сказал он таким веселым тоном, что она вынуждена была прикусить нижнюю губу, чтобы не улыбнуться, однако в этой ее веселости проступали признаки истерики.

Но когда он повернулся к Маркусу, в словах Рафаэля Наварро зазвучала сталь, что привлекло внимание нескольких стоявших рядом пар.

— Я возражаю. Мы с этой леди едва успели познакомиться.

Маркус быстро оглядел любопытные лица вокруг. Наблюдавшая за ним Кэтрин почувствовала острую жалость. Он был поставлен перед сложным выбором: защищать ее, Кэтрин, честь перед обществом и собственную — перед Наварро. Он не мог позволить, чтобы уничижительно отзывались о его доблести. К тому же за неуважительное отношение к даме, находящейся под его протекцией, следовало мстить столь же быстро, если не быстрее, как за неуважение к ближайшему родственнику. Проигрыш в споре принес бы ему презрение знакомых, но впутать ее в аферу и запятнать ее честь на квартеронском балу было сродни настоящей катастрофе. Маркусу требовалось время, чтобы все обдумать. Кэтрин, в свою очередь, отчаянно пыталась сообразить, каким образом предотвратить приближающееся столкновение, но не могла ничего поделать против холодной неприязни, исходившей от этого человека, Наварро.

Мелодия куранты продолжала играть, но вокруг них все больше шептались: «Что случилось? Кто? Что здесь происходит?»

Когда музыка стихла, в тишине раздался грубый голос:

— Я действительно уверен, что Черный Леопард сегодня вышел на охоту, и, кажется, он собирается поохотиться на…

Злобное замечание, по всей видимости, подхлестнуло Маркуса, и его рука медленно сжала эфес шпаги. Однако он предпринял последнюю попытку исправить ситуацию, быстро поклонился Наварро и сказал:

— Пойдем, Селеста.

Выбросив руку, Рафаэль Наварро схватил Кэтрин за запястье.

— Возможно, тебе следует спросить Селесту, желает ли она, чтобы ты ее сопровождал. Большинство женщин оберегают свое доброе имя. Но, если ты не склонен бороться за честь Селесты, возможно, тебя может заставить воспоминание о Лулу.

То, что это имя было знакомо большинству собравшихся вокруг людей, не скрывающих своего любопытства, было очевидно: вслед за его словами последовало множество комментариев. Но Наварро, казалось, не слышал их.

— Возможно, Селесту стоит спросить, желает ли она оставаться под опекой человека, который на протяжении многих недель жил за счет щедрости другой, ей подобной, после чего бросил ее, когда подаренное ей предыдущим поклонником имущество было растрачено. Лулу умерла, Маркус. Ты знал? Она умерла в маленькой лачуге на берегу реки, повесившись на поясе своего платья. Она умерла от стыда и отчаяния — и в надежде, что благодаря ее смерти я не узнаю о твоем предательстве. Но я так просто не сдаюсь.

Маркус, побледневший до корней волос, выкрикнул:

— Ты первый ее бросил, Наварро! Ты не имеешь права перекладывать на мои плечи свою вину, я отказываюсь ее принимать. Но я положу конец твоим подлым обвинениям!

Мужчина в черном с серьезным видом поклонился.

— Bien[23]. Пойдем в сад?

Быстро кивнув, Маркус повернулся к Кэтрин.