Может быть, стоит попросить Амадора выкрасть мое тело. Вряд ли это так уж сложно. Вот только Амадор не знает правды. У меня не было времени его предупредить. А в нематериальном виде я ничего не смогу ему объяснить. То есть, конечно, смогу, но Амадор не видит мир сверхъестественного, поэтому толку не будет. К тому же, когда он приезжал в больницу, медсестра ни на шаг от него не отходила, и я просто-напросто не мог взять и волшебным образом очнуться. Потому что еще не все успел.

Я как раз собираюсь проверить очередную зацепку, когда меня притягивает к Датч. На этот раз она не спит, а принимает душ. Я стою у нее за спиной в чем мать родила. Повсюду пар. Делаю шаг вперед, прижимаюсь к Датч, провожу руками вверх по ее ногам и останавливаюсь на бедрах.

Она тихо вздыхает. К члену мигом приливает кровь. Я крепче прижимаю Датч к себе, и она, заведя назад руку, проводит пальцами по моей заднице. Датч скользкая и горячая. Больше всего на свете мне хочется раствориться внутри нее. Попросить для меня не проблема, но, кажется, мы с Датч думаем об одном и том же. Она просовывает между нами руку, проводит ладонью по моему животу и обхватывает член. Я сквозь зубы резко втягиваю воздух и чуть не кончаю. Еще рано. Слишком рано.

Обеими руками прижимаю Датч к себе, чтобы лишить ее возможности шевелиться. Чтобы она перестала двигать рукой. Справившись с реакцией собственного тела, я наклоняюсь, провожу губами по уху Датч и шепчу ее имя.

На долю секунды она замирает, а потом открывает глаза и разворачивается ко мне лицом. Но меня уже нет. Как последний кретин, я испортил волшебный момент.

Через несколько секунд я возвращаюсь в ванную, чтобы убедиться, что с Датч все в порядке. Она потрясена. Отодвигает занавеску и прячет под полотенцем восхитительное тело. Я давно научился скрываться. В нематериальном виде меня может заметить всего горстка людей, но теперь я умею прятаться и от них. Даже от Датч, если нужно. Хотя, похоже, она как-то чувствует, когда я рядом.

Чтобы не расстраивать ее, я оставляю послание. Пишу на запотевшем зеркале «ДАТЧ» и ухожу. Приглядываю за ней. Не шпионю и не надоедаю, пока она сама меня не зовет, но остаюсь поблизости.

Новая зацепка, как и все остальные, приводит в тупик. Я словно гонюсь за тем, чего нет. Начинаю думать, что ошибся.

Вдруг слышу стук ботинок вокруг моего физического тела и одним прыжком возвращаюсь в больницу. Датч разговаривает с О’Коннелом, которого приставили ко мне в качестве охраны. Она здесь. Во плоти. Как, черт возьми, она меня нашла? Как узнала, кто я такой?

Совершенно офонарев, я возвращаюсь в тело. Оно жмет. Похоже, меня недокармливают. Я чувствую, как Датч смотрит на меня, и возникает ощущение, будто жюри присяжных ушло на обсуждение и теперь моя судьба решается голосованием.

Узнаёт ли меня Датч? Нравится ли ей то, что она видит?

Она подходит ближе. Ее тепло и красота опьяняют. Я чувствую, как в ней растет любопытство и вспыхивает желание. Бедром она задевает мою руку, а потом проводит пальцами мне по плечу.

- Рейес Фэрроу, - начинает Датч срывающимся от волнения голосом, - прошу тебя, проснись. Если ты не очнешься, тебя отключат от аппарата. Понимаешь? Ты меня слышишь? У нас осталось всего три дня.

Она наклоняется ближе, и я чувствую запах кокосового шампуня и едва заметный шлейф духов. А под всем этим – аромат истинной женственности. Мысленно выругавшись, я пытаюсь побороть разгулявшуюся под простыней кровь. Твою мать! У меня встает от одного ее запаха.

А потом все становится еще хуже – я почти теряю способность управлять собственным членом. Датч опускает голову и целует меня. Ее губы мягкие и теплые. Между нами молнией проносится ток, и в мыслях возникают образы. Понятия не имею, в чьей они голове – в моей или в ее. В этих образах – весь последний месяц, все наши ночи. Невообразимое наслаждение. Ощущение нереальности происходящего.

Внезапно я вспоминаю ту далекую ночь, когда меня избил Эрл. На долю секунды я потерял сознание, а когда пришел в себя, заметил Датч и разозлился. Взбесился от того, что кто-то видит правду, высвеченную яркими и резкими огнями.

А потом я вижу Датч совсем близко. Вижу ее золотистые глаза, мягкий изгиб губ. Я поражен, что она настоящая.

Датч вот-вот потеряет сознание. Но я никак не могу ей помочь, не выдав себя. Я чувствую, как слабеют ее руки и ноги, как открывается ее разум. Меня поглощает свет. Впитывается внутрь. Озаряет каждый темный уголок моей души. И внезапно одним мощным ярким потоком ко мне возвращается память. Я вспоминаю абсолютно все.

С первой встречи. Я вижу искристый свет в бесконечном черном полотне вселенной. Сколько веков прошло с тех пор? Сколько я ее ждал? Она оборачивается, улыбается мне, и я забываю обо всем на свете.

Отрекаюсь от возложенной на меня миссии. Я должен был увидеть, как она рождается на земле человеком. Должен был убить этот драгоценный сосуд и пленить ее душу, ее свет – прямой путь на небеса, ни с чем не сравнимую силу, которой обладают такие, как она.

Я должен был завернуть ее душу в подарочную обертку и положить к ногам отца. Не того вонючего отброса, который притворялся моим отцом, а настоящего. Того, кто послал меня уничтожить сосуд и преподнести ему свет для его же темных дел.

Но вместо этого я выжидаю. Составляю план. Нахожу семью и отрекаюсь от всего – от воспоминаний, от самого себя. Чтобы тоже родиться человеком на земле. Чтобы вырасти рядом с ней и в конце концов встретиться.

Мы должны были вместе ходить в школу, стать влюбленной парой в старших классах и жить долго и счастливо.

Судя по всему, отцу не понравилось, что я внес в план изменения, и он решил мне насолить – вплел в придуманную мной судьбу Эрла Уокера. Вот что значит иметь в отцах врага номер один всего человечества. Это многое объясняет. Но я не такой, как он. Я не похож на своего отца. Я – не зло.

Что ж, если отец, Сатана, хочет войны, он ее получит. Зря он меня создал. Зря выковал в адском пламени настолько отвратительное, презренное чудовище.

Датч падает на пол, и О’Коннел помогает ей сесть на стул. Последних образов она не видела, поэтому не знает, кто я такой, и я не собираюсь ее просвещать.

Мысленно улыбаюсь. Датч становится классным детективом. И хочет, чтобы я очнулся.

Может быть, стоило бы так и сделать. Может быть, она могла бы помочь мне найти ответы.

Я так и не понял, как сдох Эрл, кто этому поспособствовал, и как кому-то удалось подставить меня без сучка, без задоринки. Я надеялся получить ответы от Сары. На суде она врала без зазрения совести. Говорила, что Эрл меня боялся. Что они оба меня боялись. Опасались за свою жизнь. Зачем ей такое говорить, если только Эрл ее не надоумил? А если и так, то зачем это ему самому? И к чему Саре слушаться его после того, как он сдох?

Ничего этого она не хотела. Я ощущал все эмоции, наполнявшие пропитанное алкоголем тело, пока Сара давала показания. Чего она точно не чувствовала, так это страха передо мной. Прошло столько лет, а она все еще меня хотела. Наверное, я должен испытывать благодарность за то, что Сара не проболталась о Ким. Теперь я знаю почему. Ким всегда ей нравилась. Сара не хотела, чтобы сестру вмешивали во все это дерьмо, и в некотором смысле подарила Ким свободу.

Через несколько месяцев после вынесения приговора я ходил к Саре. Нематериально, само собой. И выяснил, что ее убили при ограблении у нее же дома. Тогда-то у меня и начало зудеть в голове.

Но последней каплей стали открытки. Запах дешевого одеколона и дурацкая сентиментальная чушь на одной из них.

Эрл Уокер жив, и я найду его во что бы то ни стало.

Перевод не преследует коммерческих целей и является рекламой бумажных и электронных изданий. Любое коммерческое использование данного перевода запрещено. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.