С него свалилась шапка, и чуб принакрыл половину лица. Вера высвободила руку и, откинув мягкие волосы парня, тоже поцеловала его, а потом уронила голову ему на плечо и заплакала.

— Верочка! Что с тобой?.. Верунька!..

— Не спрашивай… Не напоминай о том…

Из-за кустов потянуло тёплым дымком. Это Трофим Тимофеевич развёл костёр. Старик сидел возле огня и грел большие, костистые руки.

А Вера и Вася всё ещё стояли среди прямых, сиявших белизной тонких берёз и тихо разговаривали.

Неожиданно для самого себя Вася появился в городе. Накануне он получил пакет из Болгарии. В нём оказалась газета, в которой было напечатано его большое письмо далёким и таким близким друзьям. Там же — снимок: он, Вася, в колхозном саду, занятый искусственным опылением цветов яблони. В пакете была фотокарточка — парни и девушки возле входа в клуб. У ног одного — крестик, нанесённый тушью. Это — его другарь, переписку с которым помог завязать старый болгарский садовод после получения первого васиного послания. Было там и новое письмо. Вася пробежал по нему глазами, отыскивая знакомые слова. А утром поехал в город, к знатоку болгарского языка — профессору, с которым его познакомили в прошлый приезд. И вот сейчас, обрадованный переводом письма, Вася мчался вниз по лестнице, к выходу из института. Бывало, школьником он осёдлывал перила и, как с ледяной горы, катился со второго этажа на первый под крики и хохот сверстников, для которых была ясна причина его радости, запечатлённая в ученическом дневнике. Теперь встречные недоумевали, почему так оголтело бежал паренёк с пакетом в руках. А он спешил к телефону, чтобы позвонить в Гляден.

На повороте лестницы Вася столкнулся со студенткой и чуть не сбил её с ног. Она, выронив книжки, обеими руками ухватилась за перила. Взметнулись светлые косы. И не по лицу, мелькнувшему перед ним, а по этим косам он узнал Веру, с которой не виделся целую неделю, уже казавшуюся вечностью.

Девушка повернулась, хотела обругать парня, но, узнав его, расхохоталась. На его лице она увидела и сознание вины, и растерянность, и такую нечаянную радость, какая бывает не часто.

— Тебя что, опять ветром кинуло, что ли?

— Понимаешь, бежал звонить тебе домой, а ты — здесь!.. — Вася показал пакет. — Письмо из Болгарии! Замечательное!

— Прочитаешь мне потом. А сейчас я тороплюсь на экзамен, — объяснила Вера. — Жди внизу. И ругай меня, — шутливо добавила она. — Всяко ругай.

— Ладно.

Вася собирал учебники, что рассыпались по ступенькам. Вера, принимая их, говорила:

— Встреча такая же, как тогда… К добру! Сдам экзамен…

Целых два часа Вася сидел в вестибюле, то перечитывал болгарское письмо, то принимался беззвучно шевелить губами; иногда ловил себя на таких словах, которые не могли не вызвать усмешки. «К чему это я? Какая чепуха!..»

Частый стук каблуков услышал издалека. Она! Весёлая! Вышел навстречу, к самой лестнице. Вера бежала сияющая, косы вразлёт колыхались за спиной. Сразу отдала ему книги, спросила с озорной улыбкой:

— Как ругал?

— Кикиморой, холерой… — рассмеялся Вася и тихо добавил: — Незабудкой! Всякий раз получалось так…

В тот день они долго сидели на скамье в пустом, засыпанном снегом городском саду. Бабкин прочитал перевод болгарского письма. Там были песни молодёжи. Даже в прозаическом изложении они трогали душу, и Вера сказала, что надо отнести в редакцию газеты.

Болгары просили прислать песни сибиряков.

— Подберём им новые, — сказал Вася.

К песням они решили присоединить частушки. Стало ясно, что в редакцию идти рано, — надо приложить к переписке новое письмо.

Заговорили о себе. Окинув взглядом сад, Вася усмехнулся: там он «переживал». Думал — всё потеряно. Небо казалось каменным!.. Глянул на девушку. Может, зря припомнил? Вдруг посчитает за упрёк? А ведь он обещал ей…

— Говори, говори… — попросила Вера. — Обо всём…

— В ту минуту я чуть не разорвал твою карточку. Вот погляди. Всегда со мной… И сейчас не отдам…

Вера взяла Васю за руку, — пальцы у неё были горячие, — и чуть слышно начала объяснять:

— Я от тебя ничего не скрывала, не утаивала. А сама я так ошиблась, что от одной думки сердце стынет. Своим девчоночьим словом, как паутинкой, была привязана. Порвать долго не могла…

Они разговаривали и о большом своём чувстве, и о житейских мелочах; не замечали ни снега, который медленно сыпался на них и таял на руках, щеках и ресницах, ни грохота пустых трамваев, направлявшихся в парк.

Взволнованным приехал Вася в незнакомый ему город — центр соседней области, куда его пригласили на совещание по северному садоводству. Расстроиться ему было от чего. Два дня назад условился с Дорогиными, что все трое поедут одним поездом. Он ждал их на вокзале и не дождался. Что могло случиться с ними? Неужели заболел Трофим Тимофеевич? Вера не оставит его, не поедет одна… Завистники обрадуются: после прошлогоднего мороза, дескать, нечего показать на выставке и рассказать людям не о чем… Нет, Дорогины приедут. Наверно, им помешал буран. Вон как крутит-вертит — свету белого не видно. На железной дороге заносы. Вера с отцом приедут следующим поездом. А если не приедут?..

Большой шестиэтажный дом облисполкома был наполнен ароматом яблок: в фойе зала заседаний разместилась выставка. Вася, кроме яблок, привёз саженцы древесных пород. Всё это он разместил на отведённом ему стенде. По бокам поставил берёзки, выращенные из семян. Веруська приедет, войдёт сюда — сразу увидит. Полюбуется берёзками и, однако, сама себе скажет: «А не зря мы в тот день руки морозили!..»

Отойдя к окну, Вася глянул на улицу — там попрежнему кружились хлопья снега. Надолго раздурился буран! И не ко времени…

Выставки Вася как следует не посмотрел, даже не слышал беседы Арефия Петренко с экскурсантами…

Где-то на лестнице зазвенел девичий голос. Вера! Вася метнулся навстречу. Но там разговаривали незнакомые девушки в синих халатах. Они привезли экспонаты ботанического сада.

Вдруг Васю окликнули, как бывало в саду:

— Бригадир! — Голос Капы, но уже без прежнего надоедливого «пригрева», а с простой озабоченностью. — Чего ты пялишься в окошко? — Она кивнула головой в сторону выставки. — Вон начальники пошли глядеть твои достижения! Тебя спрашивают. Топай скорее!

Вася поспешил к своему стенду. «Что им неясно? Обо всём написано в табличках…»

Издалека он узнал Петренко и профессора Желнина. С ними, судя по всему, были представители соседних областей.

Сидор Гаврилович недавно вернулся из девятимесячной поездки по Китаю. Он изучил яблони всего света. Есть что рассказать собеседникам, есть что сравнить с сибирскими сортами. Связи с плодоводами других стран во многом помогли ему. Жаль, что сейчас из-за пресловутой «холодной войны», затеянной нашими недругами, эти связи обрываются. Ему повезло — успел побывать в Америке. Он надеется на лучшие времена: стремление народов к дружбе сметёт все преграды. Об этом он говорил на Всемирном конгрессе в защиту мира, Петренко поинтересовался, когда же выйдет в свет его труд. Желнин отвечал, разглаживая бороду: одну половину — вправо, другую — влево. Работа почти завершена. Первый том выйдет через месяц. Говоря о сибирской яблоне, он припомнил Дорогина:

— Чудесно у старика в большом колхозном саду! Чудесно! Но, что же с ним? Почему не приехал?..

Ответить никто не мог.

Подходя к своим экспонатам, Вася услышал восторженные слова профессора:

— Интересный стенд! И по содержанию и по оформлению. Эти берёзки стоят, как факелы!.. Садовод заботится не только о яблоках, но и о хлебе насущном, о поднятии урожайности полей. — Сидор Гаврилович припомнил всходы на грядках и разговор с Шаровым о лесных полосах; оглянувшись, заметил Бабкина среди слушателей. — А вот и он сам! За берёзку спасибо! Расскажи, как тебе удалось вырастить такие деревца?