— Поселилась на наших деревцах? Вот хорошо-то!

— Поступила на службу в лесную охрану! — улыбнулся бригадир. — Пока детей выкармливает — поймает десятки тысяч гусениц, бабочек… Птицы появились — лес поднимется!..

Сев ещё не был закончен, а Забалуев уже начал заботиться о весеннем празднике. Каждый день он наведывался на пасеку, чтобы попробовать пиво, заквашенное в больших деревянных лагунах; выпив кружку, тыльной стороной ладони стирал пену с толстых губ и говорил пасечнику, лысому старику:

— Крепкости маловато. Подмолоди ещё — добавь мёду. Сам знаешь, приедут гости из города, из разных полезных учреждениев.

Но в день окончания сева Никита Огнев испортил праздничное настроение председателя.

— Завтра — открытое партийное собрание, — напомнил он. — Твой доклад об итогах посевной.

— Отложи.

— Не могу. Объявление вывешено. Беспартийные приглашены.

— Сделай другое объявление. Можешь на меня свалить: председатель, дескать, забыл и не подготовился к докладу. Оно и в самом деле так.

— Ты всегда хвалишься: «В ночь-полночь разбуди — всё про колхоз отрапортую».

— Это правда. Но после ударной работы не грех отдохнуть. Вот честь-честью отпразднуем окончание посевной, тогда назначай хоть десять собраний подряд: всё провернём.

— Десять нам не надо, а завтра будь готов.

— Ну, упрям ты, Микита, — рассердился Забалуев. — Охота тебе всё ломать через колено. Не к добру это. Понимаешь, не к добру…

Присутствовать на открытом партийном собрании Вера считала для себя за честь. Приглашение выступить в прениях взволновало её.

— Надо бы поговорить, — сказала она, — но я не умею. На собраниях у меня путаются мысли.

— А ты набросай на бумажке и прочти. Большую работу провели. А хорошо ли она сделана? Не везде. Были сучки и задоринки. Поговорить есть о чём.

Вспомнилось недавнее. Растревоженная тем, что начало сева конопли откладывалось со дня на день, Вера шла по краю своей полосы, брала горсть сухой, прокалённой солнцем земли и тотчас же бросала:

«Горячая, как зола! — сердилась она. — Упустили время — потеряем на урожае…»

По дороге пылила эмка. Вера не хотела смотреть на неё. Каждый день городские дружки Забалуева рыскают по колхозным полям — надоели!

Но машина остановилась, и Вере пришлось поднять глаза. Приоткрыв дверцу, пожилой человек с мягким лицом, с золотыми зубами, помахал рукой, подзывая к себе:

— Эй, курносая, подойди-ка сюда!..

С чего он взял, что она курносая? Близорукий, что ли? Вера отвернулась и пошла в глубь полосы.

— Слушай, девушка! — повысил голос приезжий. — Я к тебе обращаюсь.

Вера холодно отчеканила:

— А я не хочу с вами разговаривать.

— Ой, ой! — расхохотался мягколицый. — Это почему же ты не желаешь со мной разговаривать?

— Потому, что вы не научились вежливости.

— Скажи пожалуйста, какая обидчивая! — Навязчивый собеседник покачал головой из стороны в сторону. — Вы, может быть, снизойдёте и скажете, где мне найти председателя?

— Я в конторе не служу, распорядка его дня не знаю, — ответила Вера и быстро быстро пошла вдаль. Ей был неприятен этот человек.

А через час он снова появился на участке звена. На этот раз приехал с председателем. Они долго ходили по углу полосы, меряли землю шагами, а потом стали забивать межевые колья.

Вера подошла к ним и, сдвинув брови, объявила:

— Я не отдам землю!

— Это как же так ты не дашь? — развернулся грудью к ней Забалуев. — Председатель колхоза — я!

— А я — звеньевая! И землю мы готовили не для чужих дядей.

— Ты. девка, чересчур бойкая! — упрекнул мягколицый. — Вмешиваешься не в свои дела!

— Колхозная земля — наше дело, — ответила Вера. — Здесь не магазин для розничной торговли, а — поле.

— Ну, ну! — возмущался приезжий. — Замуж выйдешь — горя хватишь. Быть твоим бокам битым…

Прошёл день. Вера выдергала колья и засеяла всю полосу. А ещё через день из города на грузовиках приехали огородники и на засеянной земле посадили картошку.

Сергей Макарович предупредил звено:

— Заставлю выполоть коноплю, как сорняк. Будете выдёргивать по одному ростку — дочиста…

Вспомнив об этом, Вера, готовая на всё, тряхнула головой:

— Я. Никита Родионович, обязательно попрошу слова. Но с уговором: если что-нибудь лишнее сорвётся с языка — не пеняйте…

На партсобрании Забалуев ни слова не сказал о земле, отведённой городским огородникам в нескольких местах обширной Чистой гривы. По его словам, всё в колхозе шло хорошо: план сева выполнен, пшеницы посеяно больше, чем в прошлом году. В полях люди работали по-ударному. Но едва он успел произнести последнее слово, как Вера проронила:

— Обтекаемый доклад!..

— Что ты сказала? — переспросил Никита Огнев, председатель собрания. — Я не расслышал.

— Говорю, доклад обтекаемый, вроде машины «Победа»!

— Мы с победой, как говорится, всегда дружны, — попробовал отшутиться Забалуев.

— С кем вы дружны — это мы видели. Знаем, — сердито сказала осмелевшая звеньевая. — Больно часто ездят дружки за колхозным добром…

— Уже начались прения! — Сергей Макарович хлопнул руками по коленям и обратился к Огневу. — Может, кто-нибудь желает задать вопросы по существу? Ты спроси собрание.

— А у меня всё сразу — и вопросы и выступление, — отвела упрёк Вера. — Много появилось охотников получить из колхоза добро, можно сказать, так, за «здорово живёшь». Иной день прислушаешься: у одного председательского дружка поросёнок в мешке визжит, у другого — гусь гогочет. Со всех сторон, дружки подступают ко двору, как волки. И норовят в такую пору, чтобы поменьше попадаться на глаза колхозникам. С пасеки увозят бидоны с мёдом, с фермы — кувшины со сливками. Осенью отгружают морковь и капусту…

— За деньги берут, — крикнул Забалуев. — Проверьте по книгам.

— А вы меня не сбивайте. Я могу мысль потерять. — Укоризненно посмотрев на Сергея Макаровича, Вера продолжала — Даже коня в город увели…

— Взамен другого.

Огнев постучал карандашом по столу:

— Сергей Макарович, имей терпение.

— Несправедливость не люблю. Не выношу, — заявил Забалуев, ёрзая по стулу.

Голос Веры звучал всё резче и резче:

— Председатель сказал — «за деньги берут». Знаем мы, какие это деньги! Для видимости дружки платят в кассу гроши!..

Если бы всё это говорил Никита Огнев или другой член партии, солидный пожилой человек, то Забалуев, возможно. стерпел бы и выслушал бы до конца. Но звонкий и острый голосок злил его. Особенно обидно было слышать всё это от Веры, будущей снохи. Ежели не унять при народе, то и дома с ней наплачешься.

Забалуев вскочил, громоздкий, багровый, и, уставившись на Веру, загремел:

— За дружков критику наводишь. У меня нет дружков лично для себя — всё для колхоза. Те люди, как говорится. помогают нам. Один даёт кошму на хомуты, другой…

Раскрасневшаяся Вера выдержала его принизывающий взгляд и упрямо предупредила:

— Не кричите. Не старайтесь зря. Теперь вам всё равно меня не сбить. Что задумала — выскажу до конца.

Огнев поднял на Сергея Макаровича строгие глаза:

— Садись и записывай. Ответишь в заключительной речи.

— Я не привык записывать, — отмахнулся Забалуев. — Сразу объясню. Один отпускает кошму на хомуты. Другой даёт головы от рыбы-горбуши. Мы из тех голов всю весну в бригадах варили уху…

— Ты мешаешь вести собрание, — резко одёрнул его Огнев, — Я не давал тебе слова.

Сергей Макарович осекся и сел. Вера снова заговорила:

— Очень много раздали земли разным городским огородникам. Во всех уголках — картошка. И посредине Чистой гривы — тоже картошка. Вроде оспы на полях. Отхватили и от массива моего звена…

— Ну, тут, милая, нельзя было не отдать, — опять поднялся Забалуев. — Сами с меня электричество требуете. А тот человек обещает эти, — как они называются? — ну, фарфоровые чашечки для столбов. И проволоку тоже.