Он останавливается и дергает ее на себя. Ее бедра ударяются об его, как волны о скалы, он хрипло стонет, и крепко вцепляясь в ее бедра, начинает кончать.
Он осторожно выходит, а она слегка всхлипывает от чувства утраты.
Он поглаживает ее ноги.
– Я скоро вернусь. Нужно позаботиться об этом.
Он исчезает в ванной, чтобы избавиться от презерватива. Тихо журчит вода. Она смотрит на свет, пробивающийся из–под двери, решая подождать, пока он не вернется в постель. Но его ловкий язык и решимость сделали свою работу, она оказывается слишком уставшей, чтобы дождаться. Со вздохом поражения, она начинает засыпать.
***
Блейк возвращается и замирает рядом с кроватью, любуясь гладкой кожей и темными ресницами своей возлюбленной. Ее русые волосы похожи на сусальное золото, а молочная кожа на лунный свет. Его взгляд опускается ниже, на изгиб шеи и путешествует дальше. Простыня сползла, обнажив великолепную грудь, увенчанную темными сосками. Он не задерживается долго взглядом на ее груди, на сей раз, но ему она всегда нравилась. Он желает, зацеловать каждый участок ее тела, а затем сделать это снова.
Он не обманывает себя, он ощущает вездесущий оттенок отчаяния, как будто ему нужно спешить, как будто она выскальзывает сквозь пальцы, как песок на ветру. Он – реалист. Он страшен, как смертный грех. Она же самая красивая женщина, которую он когда–либо видел. Это лишь вопрос времени, когда она покинет его навсегда.
Хотя дело не только в его внешности. Но это является корнем проблемы. Обычные люди могут хранить в тайне свои раны и слабости. У Блейка же они как яркая вывеска над магазином. Метка на карте. Здесь Живет Дракон. Никто не рискнул с ним сблизиться — до Эрин.
Он коренным образом изменился после своего путешествия. Не только от взрыва, несмотря на то, что он испортил все, что было в нем хорошего. После тех долгих месяцев за рубежом, он превратился во что–то нечеловеческое с инстинктами и энергетикой животного.
И то, что он видел, до сих пор преследует его. Он не испытывает желания находиться среди людей, и то, что они резко отшатываются от него в ужасе, не помогает делу.
Может, они должны бояться его, может взрыв действительно изменил его. Отшлифовал и заточил для борьбы, а не для жизни.
Он существует в мире тьмы и ощущений адского пламени с момента того взрыва и его возвращения. Так часто находясь в центре внимания общественности. Хорошо спланированная карьера на политической арене, оказалась разрушена. Его родители – разочарованы. Его невеста тоже была разочарована, пока не сбежала.
Черт, он часто впадает в депрессию. Он старается не делать этого, особенно когда рядом Эрин. Она все изменила. Он не стал более уравновешенным, даже близко - нет. Но надежда, маленьким ростком, пробивается сквозь сухую, потрескавшуюся землю.
Как она и сказала, он в порядке и действительно бодр. Если он останется с ней в постели, то в конечном итоге, только разбудит ее снова своей ненасытностью. Несмотря на его задумчивое настроение, его член готов для второго раунда, или это уже был третий? Или четвертый? Сейчас она выглядит такой спокойной. Он не может продолжить дразнить ее. Он сможет прожить эти дни, как отшельник, работая и днем, и ночью, а ей нужно уехать рано утром.
Тихо ступая, он выскальзывает из спальни в кабинет, проходя через зал. Автоответчик моргает красным, как делал весь день, но он игнорирует его. Он не хочет ни с кем разговаривать. Вместо этого он включает экран на своем ноутбуке, заливая комнату тусклым синим светом, который его успокаивает. Здесь он находится в своей стихии. Здесь его воспринимают, как равного.
Сегодня пришло шесть новых электронных писем, каждое длиной в несколько страниц сплошного текста, которые он должен рассмотреть, проанализировать и обдумать. Четыре от профессоров и политиканов США, одно из–за границы, и последнее от монаха Джайна из Индии. Компьютер хороший помощник во всем, даже чтобы приготовить еду. Темы варьируются от внутренней политики, глобальных событий, прав человека, до чего-нибудь, что они могут обсуждать неистово и бесконечно, вращая интеллектуальные колеса по колее риторики. На сайте, который он создал в годы службы, когда был молодым и амбициозным солдатом. Тогда он еще не знал, что это будет его единственная связь с обществом.
Он углубляется в работу. Только здесь он может быть самим собой. Здесь от него требуется только интеллект. Он может не думать о своей жизни и ее неполноценности. Ни об Эрин и о том, когда она поймет, что связалась с неудачником. Ни о том, что он почувствует, когда она уйдет.
Часы тикают и только чистые, новые записи логических аргументов, рождаются одни за другими, в ритме, который он создает в своей голове.
– Ты проснулся.
Он поднимает взгляд и видит Эрин стоящую в дверях. Ее руки скрещены, и она облокачивается о дверной косяк. Интересно, как долго она там стоит?
– О, дорогая, прости.
Он быстро встает, и боль простреливает его шею. Отчасти это из–за сидячего положения, в котором он работает, но на самом деле, его шея болит еще с момента взрыва. Месяцы посещений терапии и реабилитации помогли, но не достаточно. Взрыв повредил больше, чем его кожу.
– Я потерял счет времени.
Она пожимает плечами и приближается.
– Все нормально. Ты можешь работать, сколько захочешь.
Ее присутствие, как маяк, освещает вещи, которые было бы лучше оставить в темноте. Она проводит пальцами по пыльной кипе бумаг. Он сказал ей, чтобы она пропустила эту комнату во время своего первого визита сюда, и, несмотря на все, что произошло между ними, это так и не изменилось. Их первый раз произошел в этой комнате, в единственном месте, где он чувствовал себя живым в те мрачные часы, и это ощущалось даже более интимно, чем секс, который они разделили.
– Давай вернемся в спальню. – Произносит он охрипшим голосом. – Я могу делать кое–что лучшее, чем это.
– Не спать, я полагаю?
Что–то как будто изменилось в ней, может ее застенчивость. Холодок пробегает между ними. Она проводит пальцами по его столу и осторожно сдувает с них пыль.
– Если бы я не знала тебя лучше, то подумала бы, что ты от меня что–то скрываешь.
Это не так. По крайней мере не то, что она думает. Так почему же он вдруг чувствует себя виноватым? Потому что она не знает степень его повреждений и посттравматического стрессового расстройства. Потому что она не знает, как сильно он жаждет ее. Потому что она не знает, каким потерянным он был, пока не привязался к ней. Он не может рассказать ей этого, не показав своих слабых сторон – не потеряв ее.
– Спроси меня, о чем–нибудь, о чем ты хочешь знать, – говорит он. Его голос звучит подавленно, потому что именно так он себя и чувствует. Выставленный на обозрение и уязвимый. Для нее, да.
Она скользит пальцем по поверхности его светящегося ноутбука, конечно, он чист. Одна из немногих вещей, используемых здесь.
– Есть ли у тебя фотографии другой женщины?
Шок смешивается с облегчением, когда он смеется:
– Что? Нет!
– Я имею в виду… Наши отношения были довольно внезапны. Я не говорю, что мы должны быть единственными друг у друга или что я жду этого от тебя.
Он отвечает прямо, чтобы положить этому конец:
– У меня больше никого нет, Эрин.
– Тогда почему ты всегда приходишь сюда, когда думаешь, что я сплю? Я знаю, ты работаешь здесь сутки на пролет. Когда ты отдыхаешь?
Он открывает рот, чтобы ответить, а затем понимает, что он не знает ответа. Она не оставалась у него несколько ночей подряд, но эти две недели, которые они спали вместе, рассвет они встречали в кожаном вращающемся кресле. Затуманенным взором он смотрит на экран. Из активного дипломированного специалиста и военнослужащего он превратился в… ничто. Он все еще чувствует в себе стремления, амбиции, но не знает, что с ними делать.
Со стороны может показаться, будто он отказывается отвечать. Она подходит к полке со стопками книг, академических журналов, которые, вероятно, очень старые, с подчеркнутым текстом и загнутыми уголками.